Клинический психоанализ

Когда Фрейд в этой работе [речь идёт о произведении «Недовольство культурой» (1930 год)] перечисляет источники страданий, он называет среди них внешний мир (поскольку мы не можем противостоять катастрофам, стихийным бедствиям и т.д.), наше тело (которое несовершенно, подвержено болезням, которое стареет, дряхлеет и в итоге неизбежно умирает) и отношения с другими. И, говорит Фрейд, этот третий источник страданий нам кажется достаточно случайным. Мы можем признать необходимость первых двух, но в отношении третьего у нас всегда возникает чувство, что его можно было бы избежать, что мы могли бы каким-то образом урегулировать отношения, так чтобы они не причиняли нам боли и страданий. Но в психоаналитической перспективе всё оказывается наоборот: мы можем научиться строить плотины, бурить скважины, использовать природные ресурсы и т.д., чтобы обеспечить себе защиту от стихий; мы можем создавать генетику и биоинженерию, чтобы защитить тела; но отношения с другими всегда незаметно приведут к катастрофе. Мне нравится, как это показывает в одном из своих фильмов («О, Интернет! Грезы цифрового мира», 2016) Вернер Херцог: Илон Маск рассказывает о том, как мы полетим на Марс, что полёты станут доступными, что мы сможем создать там атмосферу, подходящие для жизни условия; а потом звучит вопрос: значит ли это, что с Землёй уже покончено? Что для неё надежд не осталось? Что её обживать смысла нет? У нас уже есть планета, где есть земля, вода, атмосфера, животные и растения, и что мы делаем? Когда у нас всё есть, мы начинаем друг друга и планету уничтожать. Олелуш. Зеркало

Йоланда Гемпель: Боль социального Продолжая мысль Фрейда о трех источниках человеческих страданий - бренности тела, всемогуществе природы и несовершенстве учреждений, - израильский психоаналитик Йоланда Гемпель вводит особое понятие "боль социального": "Я могу определить «социальное», я могу определить «боль». Трудно же определить «социальную боль» или «боль социального» — страдание, источником которого являются человеческие отношения как социальное коллективное. Задача состоит в том, чтобы найти слово, означающее, которое способно передать это опыт из клинической практики, понятие социального коллективного, которое способно включать ощущения, аффекты и интуицию. Наверное, единственным возможным означающим является изложение фрагмента клинического процесса". Последнее предложение напоминает типичное высказывание Бетти Джозеф: "на этот вопрос нельзя ответить, его можно только исследовать". Это и предлагает Гемпель, иллюстрируя концепт социального страдания клиническим виньетками и своими личными переживаниями как израильского психоаналитика (с аргентинским бэкграундом). Одно из понятий-метафор, переходящих из одной работы Гемпель в другую, - радиоактивная идентификация. Думаю, оно хорошо ухватывает состояние общества в ситуации коллективной травмы. "Я использую слово «радиоактивный» как метафору для влияний социального и политического насилия во внешнем мире, которые проникают в наш психический аппарат и наш аппарат социального, и мы не имеем никакого контроля над их проникновением, внедрением или последствиями. Лишенные запаха и цвета, они представляются нам телесной болезнью, эмоциональным смятением, разбушевавшимся влечением, девиацией от политического к использованию социального контекста и злоупотреблению им — клиническим фактом, который трудно постичь. ...Мы все можем быть пассивными приемниками или передатчиками совершенно случайным образом, поскольку просто принадлежим какой-то нации либо территории, просто живем в каком-то обществе и в этом мире. Этот режим передачи не имеет одного лишь специфического и легко распознаваемого носителя" (Gampel, Y. (2020). The pain of the social. Int. J. Psychoanal., (101)(6):1219-1235). Ранее немного о Гемпель на этой странице https://bit.ly/2KZolaS Статья и дискуссия на тему "несовершенства учреждений" https://www.academia.edu/48913926/Несовершенство_учреждений_пандемия_сексуальность_и_общество Подкаст с Йоландой Гемпель https://ipaoffthecouch.org/2021/06/13/episode-87-psychoanalysis-during-wartime-the-israeli-experience-with-yolanda-gampel-phd/ Источник: Психоанализ и мир. #психоанализ

Отношения с довольно недоступной депрессивной матерью, которая порой ведет себя неуместно соблазняюще, но в целом остается неотзывчивой и неэмпатичной, довольно часто становятся генетическим контекстом сексуализации (ее широкого использования) и садомазохизма. Ее стремление извлечь что-то для удовлетворения своих насущных нужд сочетается с сексуализированной защитой против своей деструктивности и отвержения ребенка. Эти мотивации практически всегда выражаются в садомазохистических отношениях между матерью и ребенком. Ужасу потери и разрушения противостоит иллюзия того, что мать и ребенок останутся прочно связанными друг с другом навсегда. Такие матери негодуют из-за необходимости заботиться о ребенке. Они хотят, чтобы заботились о них самих. Они завидуют ребенку из-за того, что у него есть новый шанс в жизни, завидуют его автономии, способностям, силе, молодости, привлекательности, фаллосу (т.е. тому, чего, по их ощущениям, им не хватает). Из зависти и ненависти мать бессознательно хочет разрушить эти характеристики ребенка. Она калечит ребенка и навсегда привязывает к себе, навязывая ему обмен ролями. Идеализация притворной любви (реактивное образование) и соблазняющая гиперстимуляция ребенка призваны подчеркнуть, что отношения между матерью и ребенком хорошие и любящие, а не эксплуатирующие и деструктивные. Ребенок идентифицируется с преобладающей защитной позицией матери и участвует в отношениях с ней комплементарным образом. Это поощряет использование как сексуализации, так и садомазохизма в качестве защитных и адаптивных феноменов, которые призваны сконтейнировать и утихомирить невыносимые аффекты... В этом смысле садомазохизм представляет собой комплексную регрессивную защиту от различных опасностей, которыми угрожает автономия. Он представляет собой попытку «спрятаться в домике», уцепиться за безопасное и знакомое. Человек обречен бить и наказывать другого, чтобы сконтейнировать и скомпенсировать «плохое» внутри собственной личности. Пациент бежит от того, что его пугает в самом себе и стремится к тому, что защитит его от этих угроз. Он будет искать решения проблемы в защитах в той мере, в которой его пугает автономия (и ответственность за его желания и аффекты). Стэнли Дж. Коэн. Возбуждение садомазохизма. Полный текст тут https://t.me/ceinpsychoanalysis/331 #сексуальность #психоанализ

Другая важная женская фигура для солдата – это, конечно же, медсестра. Она целомудренна и чиста – либо замужем, либо одинокая вдова. Медсестра накладывает бинты, помогает с перемещением раненых, обустраивает полевой госпиталь, заботится о мужчинах. Она тоже мать, вроде той, о которой упоминалось выше. Белая медсестра также предлагает своим «братьям» либо защиту и покой, либо образец мертвенной стойкости... Единственные женщины, обладающие витальностью в романах и мемуарах деятелей фрайкорпс, – это те, что вызывают ужас. То есть женщины еврейского происхождения, сторонницы коммунистических идей и проститутки. Они фалличны, у них есть имена и желания. Эти женщины живы, что невыносимо для военных наемников... Опасные живые женщины должны быть как можно скорее убиты и погребены. В понимании солдат фрайкорпс женская сексуальность всегда направлена на кастрирование мужчин и разрывание их тел на части. Тевеляйт подвергает переосмыслению психоаналитические представления о комплексе кастрации: «Даже мужчины, что видят во влагалище “голову Медузы”, боятся не кастрированного влагалища, а его кастрирующего потенциала. Любому не предвзятому наблюдателю очевидно, что на самом деле мужчины боятся способности влагалища принимать в себя половой член (поглощать его, пожирать целиком). <…> В мифе о “зубастом лоне”(vagina dentata) мужчины наглядно выразили этот страх в ужасающем извращении того самого атрибута, что придает вагине могущество». Чувственная близость у военных постоянно ассоциируется со взрывами, разрушением, деформацией и смертью. Также исследованные Тевеляйтом тексты создают впечатление, что их авторы пойманы в ловушку паранойи. Проклятые женщины постоянно преследуют их, и все ресурсы психического аппарата расходуются на отчаянные попытки избавления, создания дистанции. Границы между внешней и внутренней психической реальностью размыты, будто все эти мужчины находятся в симбиозе со своими стальными матерями. «Угроза, исходящая от женщин, настолько велика, что было бы неадекватной психической защитой просто разделить их на два компонента: асексуально- воспитывающий и эротически-угрожающий. Угрожающий элемент также должен быть уничтожен. Даже “хороший” компонент не остается невредимым. В то время как “злую” женщину избивают или убивают, “хорошую” женщину лишают жизни, делают безжизненной. Эмоциональный способ самозащиты, при котором это происходит, по-видимому, состоит из смеси страха и желания. Вильгельм Райх заявил бы здесь о комплексе прегенитальной сексуальности и страхе оргазма. Потому что «подопытные» размышляют о сексе не как о «напряжении и разрядке», что соответствует оргастической логике; но как о «напряжении и взрыве», что больше ассоциируется со страхом утраты себя, разрушением и смертью. Богдан Гром. Мужчина смотрит в разбитое зеркало, видит в осколках мертвую мать и думает о Римской империи. #сексуальность #психоанализ

Я хочу рассказать о некоторых идеях первого тома исследования «Мужские фантазии» Клауса Тевеляйта. Тевеляйт – немецкий теоретик литературы, социолог и писатель. На мой взгляд, он еще и блестящий психоаналитик. Самая известная его теоретическая работа – двухтомник «Мужские фантазии», вышедший на немецком языке в конце семидесятых годов прошлого века. В исследовании «Мужские фантазии» Тевеляйт прислушивается к субъектам, чьи тренированные тела предпочитают не оказываться на кушетках психоаналитиков. Речь о военных наемных убийцах, сторонниках немецкого протофашизма начала прошлого века. Действительно, зачем им кушетка? Эти мужчины считали себя здоровыми и нормальными. А вот мир вокруг казался им прогнившим и больным... Итак, Клаус Тевеляйт начинает изучать мемуары, военные романы и замечает, что его «подопытные» (героями этих мужчин назвать язык не поворачивается) очень странно говорят о своих чувственных переживаниях и о женщинах. Например, они практически не упоминают имён женщин. Некоторые вскользь указывают, что женаты, но имена возлюбленных жён почти не встречаются. Жена – это «пустое место», пропуск, умолчание. Эта особенность военных повествований не может не насторожить психоаналитика. Дело доходит до смешного, Тевеляйт приводит пример, где отбирает страстные и любовные комментарии военных мужчин, посвященные их ездовым лошадям. Солдаты восторженно любят свои винтовки, лошадей, траншеи, битвы, грохот канонады, боевых товарищей или даже крепленое вино. Но о женщинах эти солдаты никогда так не говорят... Связь с какой-либо женщиной для них временами воспринималась как что-то постыдное, пачкающее. Будто эти смертоносные мужчины – маленькие мальчики, которым зазорно играть вместе с дурными девчонками. Любовь к отечеству и любовь к женщине для них были диаметрально противоположны. Военные мужчины размышляют о трех видах женщин: железных матерях, недоступных медсёстрах и грязных женщинах, внушающих ужас (проститутках, коммунистках и еврейских женщинах). Можно сказать, что отношение сыновей к матерям здесь балансирует на грани между идеализацией и ненавистью... Образцовая женщина, героическая мать не должна существовать для себя или для взаимоотношений с другими. Она должна стать надгробной скульптурой, посвященной неотвратимому подвигу. Самым частым художественным сюжетом здесь оказывается вдова, которая потеряла сыновей и мужа. Она никогда не найдет себе нового мужчину взамен погибшего на войне и, скорее всего, возвышенно умрет от горя в немом одиночестве... Окончание следует...

Сердце мне говорило: «Тебя обидели, тебя сравнили с говном. Поди, Веничка, и напейся. Встань и поди напейся, как сука». Так говорило мое прекрасное сердце. А мой рассудок? — он брюзжал и упорствовал: «Ты не встанешь, Ерофеев, ты никуда не пойдешь и ни капли не выпьешь». Сердце на это: «Ну ладно, Веничка, ладно. Много пить не надо, не надо напиваться, как сука, а выпей четыреста грамм и завязывай» «Никаких грамм! — отчеканивал рассудок. — Если уж без этого нельзя, поди и выпей три кружки пива, а о граммах своих, Ерофеев, и помни забудь». Сердце заныло: «Ну хоть двести грамм. Ну… ну, хоть сто пятьдесят…» и тогда рассудок: «Ну хорошо, Веня, — сказал, — хорошо, выпей сто пятьдесят, никуда только не ходи, сиди дома…». Что ж вы думаете? Я выпил сто пятьдесят и усидел дома? Ха-ха. Я с этого дня пил по тысяче пятьсот каждый день, чтобы усидеть дома, и все-таки не усидел. Венедикт Ерофеев «Москва-Петушки»

Феноменология крейвинга к алкоголю Феноменология предполагает изучение непосредственных переживаний индивида, которые могут быть осознанны и озвучены. Согласно Ч. Райкрофту, феноменологические исследования «ограничиваются пределами опыта, рассматриваемого в границах сознания... и формулируют свои данные с точки зрения субъекта». Согласно известному психологу и исследователю Алану Марлатту (https://depts.washington.edu/abrc/marlatt.htm), крейвинг к алкоголю (или к наркотикам) представляется чем-то похожим на океанские волны, которые постепенно нарастают, достигают верхний точки, а затем спадают и сходят на нет (см. Marlatt G. Addiction, mindfulness, and acceptance. In: Hayes S., Jacobson N.S., Follette V.M., Dougher M.J., editors. Acceptance and change: content and context in psychotherapy. Reno: Context Press; 1994. p. 175–197). Согласно моему опыту клинической работы, метафора океанических волн действительно неплохая. Однако, вероятно, нужно внести в эту концептуализацию ряд небольших уточнений. Опыт клиентов свидетельствует, что в значимом числе случаев, речь не идёт об одной [большой] волне, которая резко накрывает, а затем отпускает. Скорее, это серия волн, которые накатывают одна за другой, часто в определенной индивидуальной последовательности. То есть одна волна через некоторое время сменяет другую. Как правило, первая волна крейвинга – это своеобразный «крейвинг-приказ». Он может иметь различное содержание и сопровождаться внутренними (ментальными) образами алкоголя, первого глотка спиртного, превью мгновенного облегчения и пр. В мыслях, у людей зависимых от алкоголя, как бы проносится фраза «Выпей!», «Надо выпить!» или просто «Пей!» (не думай, покупай, иди за спиртным, поторопись, не тяни, магазин закроется и т.д.). Если первая волна отбита, прошла спонтанно или её невозможно немедленно реализовать на практике, то часто приходит ещё одна океаническая волна, но несколько другого содержания. Волна «крейвинга-облегчения» проносится в сознании как идея о том, что выпивка может снять текущий дискомфорт, стресс или напряжение, помочь расслабиться, улучшить настроение, положительно повлиять на аппетит или вкус еды, облегчить переход ко сну и пр. (то есть, от выпивки одна сплошная польза, никакого вреда нет, и не предвидится). Если человек не реализует на практике свое желание или по каким-то причинам откладывает употребление алкоголя, то следующая волна крейвинга может принимать различные фасилитирующие формы, связанные с умеренностью и контролем, например, внутренний диалог может быть следующий: «В последний раз!», «Выпью и брошу», «А почему бы и нет?», «Немного можно», «Только бутылочку пива», «Один бокал», «В компании чуть-чуть пригублю». Ещё одна волна крейвинга может задействовать идеи о том, что «Трезвая жизнь скучна». Идея, что «воздержание» это такое своеобразное бедствие, несчастье и даже разновидность пытки, у некоторых людей в сознании представлено чрезвычайно ярко («ужасная трезвость»). Ещё одной разновидностью этой мысли является идея о том, что человек, который отказывается выпивать, просто тупо теряет время. Крейвинг к алкоголю, может зайти и через рассуждение о том, что выпивка неизбежна в будущем, например, через вопрос обращённый к самому себе: «Ну ты же не собираешься бросать навсегда?» А раз нет, то ведь всё равно, через какой-то период воздержания, имеется план вернуться к умеренному, контролируемому употреблению спиртного. Стало быть, раз будущая выпивка через энное количество времени «неизбежна», то почему-бы не начать пить прямо сейчас? Таким образом, представляется важным, совместно с пациентом изучить его персональные закономерности волн крейвинга и разработать стратегии противодействия аддиктивному влечению. © Автономов Денис #размышления #алкоголь #крейвинг

Опасный миф про благородного дикаря. Один из самых распространенных и крайне опасных мифов – это миф про благородного дикаря, который не испорчен цивилизацией и представляет собой образец морали, этики, благородства и живущий в гармонии с природой. Этот миф универсален для всех времен и цивилизаций, будь-то история райского сада, шумерский Энкиду живущий со зверями или римские историки, восторгающиеся варварами и поносящие загнивающий Рим. Современные нарративы, например, фильм Аватар, эксплуатируют этот же миф. Как возник этот миф? "Перед тем, как быть открытым, дикарь был вначале придуман". Его широкое распространение подсказывает вероятные биологические причины, нечто вроде эскапизма, инфантильной регрессии, фантазии дофаминового самообмана (как быть никем воображая что ты лучше всех) или того, что плохое мы забываем быстрее чем хорошее (поэтому возникает иллюзия что раньше было лучше) – такой вот защитный механизм психики. Образ «естественного человека» используется самыми различными идеологиями: для правых это мистический дикарь с культом силы, для левых – это «первобытный коммунизм» с полной деконструкцией культуры. Обе идеологии соблазняют обывателя, атакуют культуру и цивилизацию: для правых цивилизация – это то, что подавляет, ослабляет силу и возможности человека, для левых культура – это инструмент угнетения и изобретение доминирующих классов. Истина только у дикаря, истина только у «простого человека», только у угнетенного, только дикарь может быть прав (вся власть рабочим и крестьянам). В реальности же жизнь охотников-собирателей выглядит совсем иначе. Это невероятный зашкаливающий уровень насилия – “война всех проти всех”. Это инфатицид, геронтоцид, каннибализм. Это полное отсутствие каких либо прав индивидуума – все они лишь часть семьи которая распоряжается их судьбой. Это высочайший уровень внутрисемейного насилия. Только в межгрупповых войнах гибнет в среднем 25-35% мужчин между 15 и 49 годами. Одно из изученных поселений, например, на протяжении 17 месяцев подвергалось нападениям 25 раз, причём нападающей стороной поочередно были почти десяток разных соседних групп. Нет никакой частной собственности – все что вы добываете будет немедленно выхвачено у вас из рук соплеменниками. Охотники-собиратели не придерживаются ни морали ни милосердия в общепринятом смысле. Опасность мифа про «благородного дикаря» (простого человека) в том, что он крайне деструктивен и опасен для обществ. Стать хорошим случайно невозможно как невозможно случайно клацая по клавишам написать поэму. Все хорошее в нашей жизни – это не результат регрессии или деконструкции, а результат настойчивых усилий многих людей: институты, экономика, архитектура, законы – все это создается очень долго и может быть мгновенно разрушено. Разрушение резко ассиметрично к созиданию – один человек одержимый разрушением и некрофилией может развеять результаты созидательного труда поколений. Человеку и обществу упасть куда проще и быстрее, чем подняться. Цивилизация возникла и развивается благодаря культурной эволюции – накопление знаний, опыта, правил, кооперация и взаимодействие большого количества людей, их самоорганизация и ненасильственное взаимодействие. Цивилизация создала те блага, которыми мы пользуемся, а не дикари. Опасные правые и левые идеологии про разрушение цивилизации и культуры как способ стать лучше и чище – это крайне опасные и деструктивные воззрения, направленные на раздувание худших импульсов в человеческой природе, взывающие к его темной стороне. Разрушив культуру вы получите не Сверхчеловека, а Сверхживотное.

Кто, как не мать меня не поймёт. © Автономов Денис #размышления

Антибиотик, который обычно используют для лечения туберкулёза, потенциально может помочь в случае зависимости от алкоголя. D-циклосерин – это достаточно старый, дешёвый и хорошо исследованный препарат, который относительно редко назначают больным хроническими формами туберкулеза. Оказалось, что в сравнительно небольшой дозировке (50 мг 2 раза в день, при том, что в стандартной таблетке содержится 125 или 500 мг) он может снизить крейвинг к алкоголю вызванный триггером. Зависимость от алкоголя проявляется в компульсивном поиске и употреблении спиртных напитков, потере контроля при попытке сократить употребление или уменьшить прием и развития негативного эмоционального состояния при внезапном прекращении или лишении доступа к выпивке. Одним из важнейших психологических механизмов формирования аддикции является классическое (павловское) обусловливание. Классическое обусловливание – это процесс научения (формирования условно-рефлекторных реакций), при котором ранее нейтральный стимул начинает ассоциироваться с другим стимулом вследствие того, что второй стимул сопровождает первый. Таким образом, например, люди формируют ассоциации между контекстом и спиртным. В результате определенные места (например, дача, бар, магазин КБ), запахи, внешний вид, обстановка, предметы, люди.(крепко пьющие коллеги, друзья, женщины), дни недели (например, «пятница») время суток («утром решаем бросить пить, но как вечер – так бухаем») могут спровоцировать появление/усиление крейвинга. От части триггеров можно уберечься или сократить время экспозиции, но от большего их числа, увы, нет. Идея заключается в том, чтобы ослабить эти связи и ассоциации, что в перспективе может привести к снижению вероятности последующего употребления алкоголя. В эксперименте было показано, что в лабораторных условиях D-циклосерин может снижать реактивность ассоциативной памяти, а также вероятно усиливать процессы декларативного обучения (как противостоять тяге и как проживать свою тягу не употребляя алкоголь). Источник: https://www.nature.com/articles/tp201541 #лекарства #алкоголь #зависимость