ЧАДАЕВ

Договорились с чатом на такой вариант. Счас чат собирает мне на что-нибудь внедорожное попроще, а я попозже, когда куплю уже сам себе что-то, «чатовскую» машину отдам на СВО. Инициативные участники откопали карту 2202202392431585, на которую я когда-то собирал на дроны — на ней сейчас 56192 рубля. Ещё раз. Это инициатива подписчиков, не моя. Временный вариант, пока идёт сбор, мне один из подписчиков нашёл. Хочу сказать, что у меня отличные читатели. Причем везде, в самых разных точках отечества.

Чат. Нужна помощь. Мой доблестный автомобиль, похоже, в очередной поездке на юг отдал Богу душу. Движок сказал, что 400 тысяч пробега это для него слишком. Купить новую машину я в обозримые месяцы не смогу, но смогу взять в аренду, рублей за 60-70 в мес. А транспорт нужен вот прям жизненно. Поэтому если вдруг у кого-то есть возможность сдать мне в аренду какой-нибудь одновременно шустрый и вместительный транспорт, пишите в личку @chadayev

Опять же к вопросу о том, как работает социальная механика. Тезис про ребёнка, который может вертолётиком рулить, и который поэтому тоже оператор. И, да, пока вся тема не обросла «военной специальностью» и прочей институциональной машинерией — так и будут говорить. В этом исходном посте от Кати — квинтэссенция всех наших неудач в этой войне; буквально «я вам новых нарожаю» (или даже «уже нарожала»).

Мы начинаем КВН ))

К посту Любимова про репрессии. С лета 2022 мы с ним многое вместе сделали и продолжаем делать, и на многие вещи смотрим одинаково. Но различия в предшествующем опыте обуславливают и некоторую разницу в подходах. Я испытываю скепсис по поводу идеи репрессий. И вот почему. В одной из прошлых жизней я был, как многие знают, советником Володина. И, в частности, с 2018-го ходил и ныл во все кабинеты, куда меня тогда пускали, что у нас наша действующая конституция РФ — это коллекция благоглупостей, гнездившихся в головах юрфаковской профессуры в 92-93, и хорошо бы хотя бы самые вопиющие из тамошних косяков поправить. Я добился своего — в 2020 началась вся эта история с поправками. Но как только процесс перешёл в практическую плоскость, невесть откуда набежали толпой космонавты, фигуристы, народные артисты, попы всех конфессий и прочие уважаемые люди, и понесли туда такое количество отборной дичи, что, глядя на это, уместно было встать в позу того монтёра из забытой рекламы: «ё-моё, что ж я сделал-то?» Хорошо, нашлись в системе умные люди, которые, глядя на это, по-быстрому свернули лавку, внеся единственную действительно полезную поправку — про то, чтоб действующий государь правил нами примерно всегда; перекрестились, проехали, ковид-мовид, до лучших времён. Эта история научила меня, что выступать с радикальными идеями, не имея ясности про то, кто, как, какими методами и в каком контексте будет их претворять в жизнь — затея в высшей степени опасная. С репрессиями риски куда выше. Вот прочитал царь-батюшка призывы волонтёров, проникся, собирает на совещание верхних погонных и говорит им: так, с этого дня начинаем массовые репрессии. Ты, брюква №1, отвечаешь за массовость, ты, брюква №2, за суровость, а ты, брюква №3, за справедливость. Те такие покивали и пошли исполнять. В делопроизводстве по-быстрому сочинили KPI по посадкам, расстрелам, пыткам и конфискациям. На последний трек сразу пролез какой-нибудь ловкий сын Урарту из ошивавшихся в приёмной, и тут же по тусовке прайс объявил и за вписывание в списки, и за выписывание. Брюквы же, едва выйдя с совещания, принялись воевать за границы полномочий своих ведомств в этом новом «нацпроекте», поэтому репрессии начали непосредственно друг с друга. Общество при виде сего охренело, поделившись на три неравные группы: одна кричит «ату их! раздавите гадину! за победу!», другая — «не тех, надо наоборот вот этих!», третья — «террор! ежовщина! куда мы катимся!»; внутрипол впал в ступор, потому что при спокойном состоянии общества он наловчился как минимум конкурсы и тренинги организовывать, а при охреневшем не очень-то даже знает, за что браться. Госмедийка — та вообще выпала в неуправляемое пике перманентной истерики. Ну а дальше всё по классике — отрепрессируют кого попало, в рандомном порядке, а потом начнут вылавливать по тюрьмам тех, кто выживет. И, кстати, если кто-то думает, что в заветном 37-м это всё происходило как-то более лучше, то таки нет: примерно так и происходило, даже и тогда. В этом смысле я, если уж на то пошло, всё-таки за максимально высокоточные репрессии. В рамках общемирового тренда от работы по площадям к работе по целям. Вовремя выявленным, тщательно разведанным и максимально соответствующим типу и возможностям применяемого средства поражения. Примерно как сейчас с планомерной перегруппировкой наиболее ценных кадров на более выгодные позиции — из Фрунзенского военного округа в Лефортовский.

#Гудвин_Правосудие Для того, чтобы оценить каким специалистом в БПЛА был убитый командованием 87-го Отдельного Стрелкового Полка 1-й Славянской Бригады Дмитрий Лысаковский «Гудвин» в первый раз публикую лекцию, которую Гудвин прочитал на Первом Всероссийском Слете операторов боевых БПЛА «Дронница» в начале сентября 2022 года. Лекция называется «Эволюция гражданских и мелкосерийных БПЛА и их применимости в решении прикладных задач» и совсем не утратила своей актуальности. Кроме того, повторю, что Русская Армия нуждается в МАССОВЫХ СИСТЕМНЫХ РЕПРЕССИЯХ для своего оздоровления. По ряду причин в ее рядах ныне слишком много людей неподходящих по моральным и деловым качествам для службы. Необходимо: 🔺Сформулировать критерии, по которым отфильтровать тех, кого не должно быть в ВС РФ. И на верхних и на нижних уровнях иерархии. 🔺Создать юридические и организационные механизмы для репрессий. 🔺Последовательно провести кампанию по очищению структуры. С системным разгромом ключевых армейских мафий, лишением власти и собственности ряда людей и членов их семей. 🔺Внести изменения в действующее законодательство для системного предотвращения таких ситуаций, из-за которой погиб «Гудвин». P.S. Я помогаю фронту с мая 14 года. Поэтому имею право на непростое высказывание. 1-ю Славянскую Отдельную Мотострелковую Бригаду следует показательно расформировать, это станет хорошим символом очищения. Они недостойны иметь свое знамя.

Напишу о вещах тонких и неочевидных. Когда мне Саша Любимов рассказал, что Гудвин не сможет приехать на третью Дронницу и про конфликт с комполка, я ему тогда брякнул: Дима сильно повышает риск пойти за Мурзом и Берегом. Я не имел в виду опасность именно от командира. Другое. Я всё-таки бОльшую часть жизни — больше 30 лет — занимался не военными, а политическими кампаниями; либо выборными, либо медийными. Но у меня именно оттуда есть внутренний термин «берсерк». Это состояние, в которое чаще всего входит технолог тогда, когда кампания начинает сыпаться. В нём он становится, с одной стороны, более эффективным и опасным, но, с другой стороны, его намного легче «убить». Убить тут в кавычках потому, что стрелять у нас на выборах давно перестали (хотя в 90-е это было обычным делом), поэтому речь идёт скорее о выпадении в состояние (иногда временное, а то и насовсем) полной дальнейшей профнепригодности. Чуть в сторону. Когда сейчас французики Бравери и ДюКлозель пишут свои длинные простыни про «когнитивную войну», мне смешно — это примерно как серия мемов «миллениалы изобрели…» Политические кампании давным-давно по сути и есть такая война, просто ведущаяся целиком нелетальными средствами. Это про то, как ты работаешь с сознаниями людей — оппонентов, властей, элит, медийщиков, избирателей и т.д., а целью является власть, то есть в буквальном смысле «захват территории». И я это всегда примерно так и понимал. Стратегия, штабы, пехота и т.д. — это всё наша цеховая рабочая терминология, не про войну, а именно про выборы. В одной из лекций я буквально излагаю механику кампаний в метафорах видов ВС и родов войск: эфирные медиа (ТВ и радио) как авиация; наружка, листовки и АПМ — как артиллерия разных калибров; поля как пехота; а, например, блогер — разновидность тяжеловооружённой пехоты (типа бойца со стингером, который может завалить даже самолёт при удаче). Ну и, конечно, социология как разведка, а контрики как ДРГ, и тд. Так вот, возвращаясь в войну «традиционную». Целью ведь и там на самом деле никогда не является физическое убийство других существ твоего вида; целью всегда является «разобрать на кирпичики» противостоящий тебе субъект — врага. Сломать его волю и замыслы. Просто убийство долго было единственным известным способом этого добиться. На заре письменной истории великим достижением в части гуманизации войн было изобретение рабовладения: когда побеждённых врагов никто не убивает, а превращает в «говорящий скот», лишённый права жить и действовать по собственной воле, которая теперь целиком передаётся победителю. Я всегда держался концепции, что ключевое для стратега — что политического, что военного — это сохранять голову холодной в любых обстоятельствах. Не дать себе потерять позицию; не дать себе заморочить голову ни вражеской, ни, что куда опаснее, своей собственной пропаганде. Но бывают ситуации, когда ты «теряешь позицию», почва буквально плывёт из-под ног, картина мира идёт трещинами. И вот именно тогда, в качестве «орудия последнего шанса», включается берсерк — буквально скиллл «атака» наращивается за счёт ослабления скилла «защита». И чаще всего это происходит ровно как у Гудвина — в ситуациях, когда проблема обнаруживается в собственных штабах. Здесь ещё уместно вспомнить фамилию Пригожин — там та же механика свинчивания в берсерки, причём ещё с Бахмута. Чтобы не было неясностей. Я считаю, что против Гудвина и Эрнеста было совершено преступление, и ни в коем случае не хочу этим рассуждением как-то обелить преступников. Тема берсерка нужна для другого. Мы все в целом (даже как страна) и каждый ходим под этим риском. И надо очень внимательно следить за тем, чтобы «голова» оставалась всегда «холодной». В любой ситуации, будь то хоть ядерный удар по Москве. Потому что наша цель в конечном итоге выжить и победить, а не славно погибнуть за правое-но-безнадёжное дело. Даже в личном качестве, сознательно идя на смерть, надо делать это так, чтобы и этим нанести максимальный ущерб противнику. А в целом, «как субъекту», убиваться об реальность путём сваливания в берсеркерство противопоказано категорически.

Напишу о вещах тонких и неочевидных. Когда мне Саша Любимов рассказал, что Гудвин не сможет приехать на третью Дронницу и про конфликт с командованием, я ему тогда брякнул как та Кассандра: Дима сильно повышает риск пойти за Мурзом и Берегом. Я не имел в виду опасность именно от командира. Другое. Я всё-таки бОльшую часть жизни — больше 30 лет — занимался не военными, а политическими кампаниями; либо выборными, либо медийными. Но у меня именно оттуда есть внутренний термин «берсерк». Это состояние, в которое чаще всего входит технолог тогда, когда кампания начинает сыпаться или в ней возникают крупные проблемы. В этом состоянии человек становится, с одной стороны, более эффективным и опасным, но, с другой стороны, его намного легче «убить». Убить тут в кавычках потому, что стрелять у нас на выборах давно перестали (хотя в 90-е это было обычным делом), поэтому речь идёт скорее о выпадении в состояние (иногда временное, а то и насовсем) полной дальнейшей профнепригодности. Чуть в сторону. Когда сейчас французики Бравери и ДюКлозель пишут свои длинные простыни про «когнитивную войну», мне смешно — это примерно как серия мемов «миллениалы изобрели…» Политические кампании давным-давно по сути и есть такая война, просто ведущаяся целиком нелетальными средствами. Это про то, как ты работаешь с сознаниями людей — оппонентов, властей, элит, медийщиков, избирателей и т.д., а целью является власть, то есть в буквальном смысле «захват территории». И я это всегда примерно так и понимал. Стратегия, штабы, пехота и т.д. — это всё наша цеховая рабочая терминология, не про войну, а именно про выборы. В одной из лекций я буквально излагаю механику кампаний в метафорах видов ВС и родов войск: эфирные медиа (ТВ и радио) как авиация; наружка, листовки и АПМ — как артиллерия разных калибров; поля как пехота; а, например, блогер — разновидность тяжеловооружённой пехоты (типа бойца со стингером, который может завалить даже самолёт при удаче). Ну и, конечно, социология как разведка, а контрики как ДРГ, и тд. Так вот, возвращаясь в войну «традиционную». Целью ведь и там на самом деле никогда не является физическое убийство других существ твоего вида; целью всегда является «разобрать на кирпичики» противостоящий тебе субъект — врага. Лишить его способности быть врагом и вести себя как враг, сломать его волю и замыслы. Просто убийство долго было единственным известным способом этого добиться. На заре письменной истории великим достижением в части гуманизации войн было изобретение рабовладения: когда побеждённых врагов никто не убивает, а превращает в «говорящий скот», лишённый права жить и действовать по собственной воле, которая теперь целиком передаётся победителю. Я всегда держался концепции, что ключевое для стратега — что политического, что военного — это сохранять голову холодной в любых обстоятельствах. Не дать себе потерять позицию; не дать себе заморочить голову ни вражеской, ни, что куда опаснее, своей собственной пропаганде. Но бывают ситуации, когда ты «теряешь позицию», почва буквально плывёт из-под ног, картина мира идёт трещинами. И вот именно тогда, в качестве «орудия последнего шанса», включается берсерк — буквально скиллл «атака» наращивается за счёт ослабления скилла «защита». И чаще всего это происходит ровно как у Гудвина — в ситуациях, когда проблема обнаруживается в собственных штабах. Здесь ещё уместно вспомнить фамилию Пригожин — там та же механика свинчивания в берсерки, причём ещё с Бахмута. Чтобы не было неясностей. Я считаю, что против Гудвина и Эрнеста было совершено преступление, и виновные должны быть наказаны, и ни в коем случае не хочу этим рассуждением как-то обелить преступников. Вся эта тема берсерка нужна для другого. Мы все в целом (даже как страна) и каждый из нас в отдельности ходим под этим риском. И надо очень внимательно следить за тем, чтобы «голова» оставалась всегда «холодной». В любой ситуации, будь то хоть ядерный удар по Москве. Потому что наша цель в конечном итоге выжить и победить, а не славно погибнуть за правое-но-безнадёжное дело.

Даже в личном качестве, сознательно идя на смерть, надо делать это так, чтобы и этим нанести максимальный ущерб противнику. А в целом, «как субъекту», убиваться об реальность путём сваливания в берсеркерство противопоказано категорически.

​​Он зачитывался произведениями Державина, Пушкина, Карамзина, Жуковского и Шиллера. Его строгий отец многое запрещал детям, отдушиной для сына были книги. С самых ранних лет Фёдор Михайлович Достоевский мечтал стать писателем. По настоянию отца Фёдор вместе со старшим братом получил техническое образование, что совсем не соответствовало его внутреннему устройству. Через год после окончания Инженерного училища он бросил всё, чтобы написать собственное литературное произведение. Через знакомого Фёдор Михайлович передал рукопись романа «Бедные люди» Николаю Некрасову для публикации в «Петербургском сборнике». Произведение произвело фурор – Достоевский купался в комплиментах литераторов и критиков: «Новый Гоголь явился!» Литературный мир с нетерпением ждал следующих произведений. Одни за другими появлялись новые повести и рассказы, но они уже не производили ожидаемого впечатления. Некрасов с Тургеневым даже написали сатирическую эпиграмму: «Витязь горестной фигуры, Достоевский, милый пыщ, На носу литературы Рдеешь ты, как новый прыщ». В 1847 году Достоевский увлекся социалистическими идеями и примкнул к кружку Михаила Петрашевского, где рассуждали о свободе печати, судебной и крестьянской реформе. В 1849 году за ниспровержение государственного устройства Федор Михайлович вместе с еще 20-ью петрашевцами был приговорен к расстрелу. Он уже стоял на эшафоте, когда казнь была заменена каторгой. По словам писателя, выжить в суровых условиях сибирского острога ему помогло Евангелие, подаренное женой декабриста Фонвизина на перегоне в Тобольске. Спустя 10 лет Достоевский возвратился в Петербург и в русскую литературу, вышли в свет «Записки из мертвого дома», «Униженные и оскорбленные», «Записки из подполья». Во время первой поездки в Европу Фёдор Михайлович пристрастился к рулетке, проигрывал всё, что у него было. Долги копились, а после смерти брата он переписал на себя и его долги. Чтобы поправить материальное положение Федор Михайлович согласился на кабальные условия издателя Стелловского по выпуску трехтомного собрания сочинений. К осени 1866 года был почти готов роман «Преступление и наказание», но по условиям контракта Достоевский должен был представить еще один роман до конца месяца, и если бы он не успел сдать его в срок, Стелловский был волен следующие 9 лет выпускать произведения Достоевского без оплаты. Благодаря стенографистке Анне Сниткиной, которая впоследствии стала его женой, Федор Михайлович написал роман «Игрок» за 26 дней. Всю жизнь писатель прожил практически в нищете. Свою первую и единственную недвижимость – дом в Старой Руссе – он купил в 55 лет. Семья прожила здесь 8 летних сезонов. В доме на набережной реки Перерытица были написаны «Бесы» и «Подросток», Пушкинская речь и статьи для «Дневника писателя». Старая Русса стала прототипом Скотопригоньевска, а ее жители - героев романа «Братья Карамазовы». Лето 1880 года, проведенное в «своем гнезде», как называл свой дом Федор Михайлович, стало для него последним. #новгородика