кПТСР: чемодан с текстами

Вижу, что вчера и сегодня на мой канал подписалось много людей. Похоже, кто-то рассказал про него что-то хорошее 🧡. Напишите, пожалуйста, в комментариях, откуда вы пришли? Мне очень интересно. Гид по каналу - здесь (критерии кПТСР; опыт, который приводит к кПТСР, заметки о самопомощи, о поиске терапевта и о терапии комплексной травмы).

АГРЕССИВНЫЕ ЧАСТИ: ВНУТРЕННИЙ ЗАЩИТНИК И ВНУТРЕННИЙ САДИСТ В чем разница между частью-агрессивным защитником и частью-садистом, которая не Я и никогда мной не была? Что делать с этими частями? Хочу показать разницу на материале 10-минутного видео из мультсериала "Аватар: Легенда об Аанге". Часть-защитник - в отличие от части-садиста - пытается пусть неадекватно, но защитить: нападая не разобравшись, критикуя, и т.п. Если спросить эту часть: чего ты хочешь, окажется, что цель хорошая: я хочу, чтобы ты не пострадал(а). Этот защитник ощущается как часть меня, даже когда он заметно мешает. Если спросить себя: а что, если его не будет, то ответ будет: мне не станет лучше. Защитник важен и ценен, когда он на своем месте, и его можно интегрировать. Но может быть часть, которая именно внутренний палач. Часть-садист. Часть-насильник. Разница с частью-защитником - в том, что никаких хороших намерений у садиста никогда не было - и если  спросить садиста: чего ты хочешь, то ответ будет: уничтожить или навредить как можно сильнее. Чтобы тебе было хуже. Разница и в том, что садист ощущается как не-Я - и это и есть на самом деле чужая часть, отпечаток, который в психике оставило насилие. Насилие и садизм, в отличие от защитной агрессии, не интегрируется - и не должны интегрироваться. Наоборот, часто нужно прикладывать много усилий, чтобы отделить себя от ситуации насилия и от части-насильника. И тут, как ни странно, помогает внутренняя интеграция - именно она лишает силы часть-садиста. Видео, которое я хочу показать, как раз об этом. О том, что интеграция агрессии - не просто когда я могу агрессивно себя вести, а когда я могу управлять своим гневом - идёт через ощущение своей уязвимости и одновременно через понимание, что худшее осталось в там и тогда - я уже не та маленькая беспомощная девочка, говорит героиня. О том, что внутренний агрессор уместен и нужен, чтобы отстаивать себя - хотя предыдущие два сезона сериала именно эта часть ожесточенно воевала со всеми остальными. О том, кого и при каких условиях можно простить. И о том, что если вернуть себе и свою уязвимость, и свою силу, то власть части-насильника сама собой сходит на нет. Садист скукоживается и оказывается совершенно ничтожным - и оказывается, что его уже не обязательно ни убивать, ни прощать. Глазами героини это было бы, наверное, так: я и сильная, и слабая одновременно я - та маленькая девочка, и я точно знаю, что я - уже не она я тайфун и цунами, я/мы угроза - и я могу убить, если приму такое решение - это мое очень важное "если", которое даёт выбор, потому что вообще-то я не хочу убивать и когда я могу выбирать, я выберу не убивать, не прощать, и не забывать Но как же это грустно И как же бессмысленно и тупо насилие

ЧЕГО ОЖИДАТЬ ОТ ТЕРАПИИ По поводу того, что я в любой непонятной ситуации советую идти к людям - в том числе в терапию. Хочу пояснить. Я очень не хотела бы давать ложную надежду на то, что снаружи есть человек, который придет и спасет, и сделает это правильным способом. И при этом я - как человек с комплексной травмой - имею полное право надеяться, что снаружи есть человек, который меня увидит. И если так случится, я могу переживать это как почти божественное вмешательство, которое меня спасло. Потому что контраст между моими состояниями "до" и "после" - очень яркий. И при этом - важно, чтобы голос моей пострадавшей версии - "хочу, чтобы меня спасли" - был услышан. И пострадавшая версия, которая не видела человеческого обращения почти вечность, была увидена. И при этом - не менее важно, чтобы был услышан не только этот голос - а весь тот миллион голосов, который звучит внутри меня. Не только тот, кто пострадал и не знает, что бывает по-другому - но и: • тот, кто смог выжить в нечеловеческих условиях: "а что вы мне сделаете?" И куча малоуправляемых защитников: • беспощадный мститель • тот, кто строже всех следит и раньше всех обрывает опасный контакт • тот, кто легко подстраивается под ожидания - даже невысказанные! -  чтобы спастись • тот, кто замирает и сливается с ландшафтом, чтобы не заметили • тот, кто изматывает критикой, пытаясь помочь в следующий раз избежать плохого • тот, кто выдергивает из переживания, предлагая отвлечься, чтоб не сойти с ума И тот, кто является чем-то большим, чем все мои Я, и всегда на моей стороне. (И тот, кто НЕ Я - кто сделал со мной худшее. Тот, с кем не надо договариваться и кого не надо понимать). И когда терапевт говорит со мной особым голосом, явно рассчитывая взять меня на ручки, вся моя внутренняя команда недоумевает: разве ты не видишь, что мы - это не только ребенок? Если человек хорошо ощущает разные части себя - к этому примешивается чувство, что терапевту почему-то важна моя слабость и не важна моя сила. Если человек пока чувствует себя только пострадавшим и не знает о других частях, терапия приобретает характер "от сессии до сессии": человек заметно проваливается между встречами и ходит к терапевту для того, чтобы его "собрали". Это не плохо - потому что вы точно знаете, что есть хотя бы один человек, который вас всегда поддержит и будет рядом. И это не хорошо - потому что этот терапевт не помогает увидеть себя и наладить внутренние связи. Это подвешенное состояние - и  в такой терапии человек зависает на время, сравнимое с временем жизни: 5, 10, 15 лет - постоянно ожидая, когда случится что-то, что наконец поможет. Но если терапевт предлагает мне взять себя на ручки самостоятельно, внутренняя команда тоже недоумевает: разве ты не понимаешь, что мы не можем это сделать сейчас? Ты правда совсем не видишь, что мы не договоримся?  Если терапевту удается человека таким образом усилить - то результат получается немного безжизненный, "мои друзья всегда идут по жизни маршем". Причем они идут так до первого триггера - и это очень частый кейс "мне помогла КПТ/ОРКТ" - когда в моменте человек лучше решает свои проблемы, но все ещё не видит свои части и обходится с собой инструментально. К этому может добавляться боль неувиденной пострадавшей версии -  но чаще основным переживанием будет отсутствие радости и ощущение себя не совсем живым. Моя проблема с кПТСР - не в том, что меня нужно взять на ручки, и не в том, что у меня нет сил: если у меня получилось дожить до этого момента, значит, какие-то силы есть. Моя проблема - в том, что меня несколько, и мы не можем договориться. Иногда мы даже не можем даже связаться между собой. Чаще всего мы даже не знаем, что нас несколько - на первых порах более-менее получается идентифицировать только голос пострадавшей версии. "Хочу на ручки" или "хочу, чтобы все игрушки на свете были мои" или "как же больно". Но это вообще не вся моя внутренняя команда. Нас не нужно брать на ручки. Нам нужно помочь для начала увидеть друг друга. А для этого нужно видеть каждого из нас. И вот для этого нам и нужна терапия.

Иногда меня в личных сообщениях спрашивают: я думаю о том, чтобы начать консультировать, как вы считаете, у меня получится? Я - не психотерапевт, но перед тем, как взять приемного ребенка, у нас с мужем был такой же вопрос: а у нас получится? Обычная рекомендация в таких случаях: идите на школу приемных родителей, там поймете, ваше это или нет. Но это для кандидатов в приемные родители. Для кандидатов в психотерапевты тоже есть такое обучение, где можно попробовать и понять, ваше ли это - годичный курс "Мастерство психологического консультирования". Очередной поток этого курса стартует в «Психодемии» 3 июля. Курс состоит в основном из практики: •  на 97 часов теории приходится 403 часа практических занятий: работа в тройках, анализ демосессий, практические занятия с преподавателем, супервизия. •  на тарифе "Эксперт" доступна дополнительная практика с тремя реальными клиентами, которых предоставит "Психодемия", под супервизией В теоретическом блоке курса обсуждаются: •  консультирование как способ помощи людям: отличия от коучинга и тренинга, позиция психолога и этика психологического консультирования • изменения в ходе консультирования: что может сделать психолог • 12 подходов в психотерапии: КПТ, гештальт, транзактный анализ, семейная системная психотерапия, экзистенциальный анализ, гуманистический подход, нарративная практика, ОРКТ. Есть возможность выбрать группу: утренняя занимается с 11:00 до 13:00 мск, вечерняя — с 19:00 до 21:00 мск Регистрация на курс открыта по ссылке. Реклама ООО "ПСИХОДЕМИЯ" erid: LjN8JxxFX

Следующий пост - рекламный. По поводу рекламы на канале. Я уже писала об этом около года назад - что мне довольно часто предлагают разместить рекламу, обычно я ее не беру, беру только то, в качестве чего я уверена - но так как на канал с того времени подписались много людей, я коротко повторю. Я публикую рекламные посты иногда, не чаще, чем раз в несколько недель, и только если вижу явную пользу в том, что рекламируется. Потому что хочу рассказывать тут только о том, что имеет отношение к тематике канала, и насчет чего я уверена. Хочу, чтобы мои усилия по написанию постов немного окупались, и чтобы эта реклама была полезна по крайней мере некоторым из вас.

В предыдущем посте больше всего вопросов вызвала идея выйти к людям - в том числе обратиться за помощью к терапевту. В чате привели множество примеров исключительно неудачной и неадекватной терапии, в том смысле, что само обращение за помощью этой помощи не гарантирует, а часто даже наоборот. Мне это напомнило и историю моих поисков, и одну историю о поиске терапевта. Пишет Эндрю Соломон о том, как он искал терапевта во время депрессии: "Когда у меня начался второй приступ депрессии, я прекратил психоанализ и остался без психотерапевта. Все твердили мне, что надо найти нового. Даже когда ты в хорошей форме и можешь нормально общаться, поиски нового психотерапевта — очень трудное дело, а уж когда ты в тисках тяжелой депрессии, так и вовсе запредельное. Поиски хорошего специалиста — очень важное и сложное дело: я побывал у одиннадцати за шесть недель. Каждому из них я сообщал скорбный перечень своих горестей; в конце это звучало как монолог из чьей-то пьесы. Некоторые из потенциальных кандидатов выглядели мудрыми, другие — чудаковатыми. Одна женщина застелила всю мебель в кабинете полиэтиленовой пленкой для защиты от своих собак, к тому же постоянно лаявших; она все предлагала мне кусочки неаппетитно выглядевшей фаршированной рыбы, которую сама ела из пластиковой баночки. Я ушел, когда собака намочила мне туфли. Один мужчина дал мне неверный адрес своего кабинета («Ой, это там был у меня кабинет раньше»), другой заявил, что у меня нет реальных проблем, а надо просто немного взбодриться. Среди них была женщина, сказавшая мне, что не верит в эмоции, и мужчина, который не верил ни во что другое. Среди них был один когнитивный терапевт, один фрейдист, на протяжении всей встречи грызший ногти, один юнгианец и один самоучка. Один без конца перебивал меня, чтобы сообщить, что и у него точно так же. Несколько из них просто не могли ничего понять, когда я пытался объяснить, кто я такой. (...) В итоге я сделал свой выбор и до сих пор им очень доволен: я нашел человека, в котором уловил быстрый ум и свет истинной человечности. Я выбрал его, потому что он выглядел умным и надежным. Имея за плечами печальный опыт работы с психоаналитиком, который постоянно прерывал наши занятия и не позволял мне принимать лекарства, когда я отчаянно в них нуждался, я поначалу был настороже, и мне понадобилось три или четыре года, чтобы научиться полностью ему доверять. Он твердо выстаивал во все периоды моего смятения и кризисов. В хорошие времена с ним было интересно; я очень ценю чувство юмора в человеке, с которым провожу так много времени. Он прекрасно сработался с моим психофармакотерапевтом. В итоге он убедил меня, что знает свое дело и желает мне помочь, — это стоит того, чтобы сначала перепробовать десять других вариантов. (Эндрю Соломон, "Демон полуденный. Анатомия депрессии")

ПОПЫТКА К БЕГСТВУ: АЛКОГОЛЬ, ВЕЩЕСТВА, АНОРЕКСИЯ, СЭЛФХАРМ Люди с комплексной травмой могут делать множество не ок вещей. Того, что вредит им или окружающим. Алкоголь, вещества, анорексия, сэлфхарм. Преследовать и нападать. Все это помогает изменить состояние практически мгновенно. В случае алкоголя - еще до опьянения, в ту секунду, когда принято решение действовать: "В тот момент, когда Майкл решил выпить, он уже чего-то достиг. Когда он принял это решение, у него было ощущение, что он обратил вспять ту беспомощность, которую ощущал, когда стоял снаружи и ждал. Он больше не чувствовал беспомощности, потому что в тот момент он знал, что может предпринять действие — и предпримет его — которое поможет ему почувствовать себя лучше", пишет Ланс Додес в книге "Сердце зависимости". Самое непереносимое - это когда нет выхода. Когда человек физически или эмоционально ощущает себя в ловушке. И все эти штуки с употреблением или вредом - это способ найти выход там, где выхода нет. Это очень заметно по приемным детям, которые при любом сильном стрессе стремятся что-то разгрохать, можно даже себя. Когда среда организована так, что ни на что нельзя повлиять - остается по крайней мере мое тело и окружающие предметы. Или еще можно найти того, кто кажется слабее, и цепляться к нему, чтобы ему тоже стало плохо. Я могу вредить, следовательно, я существую. Влиять очень важно. "Тварь я дрожащая или право имею?" - это ключевой вопрос. Особенно для человека, который обстоятельствами практически заперт в клетке. Не быть беспомощным. Быть субъектным. То же самое с анорексией - есть очень старая статья психиатра Вадима Ротенберга "Анорексия - неправильно ориентированный поиск", в которой контроль веса описывается как субъектность, желание влиять, направленное на свое тело - я не могу ничего контролировать, но свой вес я могу контролировать очень хорошо. То же самое с сэлфхармом - быстро испытать физическую боль, чтобы быстро прийти в себя, и с какой стати я буду от этого отказываться, если это работает. И то же самое с пакетом таблеток в летальной дозе на экстренный случай, который для себя собирают многие люди, сталкивающиеся с невыносимыми переживаниями - довольно известная вещь, что такой пакет работает на облегчение состояния, напоминая: "выход есть всегда" - и сам по себе снижает интенсивность переживания бессилия. Важно: я не рассматриваю здесь те случаи, когда у человека есть часть, которая пытается его убить, потому что, по ее мнению, он не заслуживает жить - это просто убийство, его нужно просто остановить, любыми способами. Я говорю о тех случаях, когда человек своей волей пытается прекратить страдание, а не ждать, что оно само закончится неизвестно когда - и это вполне легальная потребность. Вектор поведения может выглядеть как направленный в сторону смерти - но на самом деле он работает на жизнь. Как попытка прекратить страдания известным эффективным способом - когда не было другого опыта, кроме как делать что-то со своим телом, или с вещами, или с теми, кто слабее. Не было нормального выхода, пришлось прорубить окно и ходить через него, как Петр Первый. Это выход - в том смысле, что если так сделать, то можно ситуативно убрать боль. Но он не бесплатный - если вредить себе, рушится здоровье, а если вредить другим, рушатся отношения. И он не поможет преодолеть ни изоляцию от людей, ни диссоциацию. Можно "убрать" состояние - но будет сохраняться ощущение, что пострадавшая версия меня, вот этот внутренний источник боли - все еще не ок, и люди все еще небезопасны. Разово изменить состояние - это выход для одной невыносимой ситуации, но не выход для комплексной травмы вообще. И в нормальной, нетравматической, реальности выход был бы - идти к людям. Способ, естественный для обычного, достаточно дружелюбного окружения - в ситуации стресса обратиться к другому и получить помощь или сочувствие. Можно пережить практически все, что угодно, если есть поддержка. Собственно, этот выход - через "к людям" - он и есть. Только в случае кПТСР его нужно будет для себя открыть, и еще запомнить, где он.