мортиры и перелески.

Николай Гумилев в Париже в 1906 году, как сейчас принято выражаться — в объективе Максимилиана Волошина. За три года до дуэли между ними. Расстояние отмерял граф и по совместительству будущий лауреат трех Сталинских премий, Алексей Николаевич Толстой, а одним из двух секундантов Гумилёва был поэт Михаил Кузмин. Стрелялись на пистолетах пушкинской эпохи, дуэль обернулась фарсом, а к Волошину, потерявшему по пути калошу, с легкой руки Саши Чёрного приклеилось прозвище «Вакс Калошин».

Мне нравится, что у «Ножа» на последнем вопросе теста на знание иконографии у меня всплыла ссылка на их же статью «Как внедриться в банду». К тому же, не на обычной иконе, а на «Лабиринте духовном» XVIII века, в среднем регистре которой находится человек в центре лабиринта, сверху — Небесный Иерусалим, а снизу — Ад. То ли символизм, то ли изящная ирония. И всё же «внедрение в банду», судя по расположению, хуже Преисподней, хотя с этим можно поспорить.

МетГала? А может лучше…?

Пасха у футуристов, 1915. «Пасхальные пожелания. Казимир Малевич: «Разум — каторжная цепь для художника, а потому желаю всем художникам лишиться разума». Александра Экстер: «Присоединяюсь». Артур Лурье: «Освобождения от варварского ига». Николай Кульбин: «Воскресения». Маяковский: «Ужасно боюсь Пасхи: похристосуешься, — а вдруг — Измайлов?!». Василий Каменский: «Отчаянно люблю Пасху. — Она весной и куличевая (а кулич — вкус мудрецов) и, главное, можно целоваться даже с незнакомыми. И еще — я родился на Пасхе».

Пасха у футуристов, 1915. «Пасхальные пожелания. Казимир Малевич: «Разум — каторжная цепь для художника, а потому желаю всем художникам лишиться разума». Александра Экстер: «Присоединяюсь». Артур Лурье: «Освобождения от варварского ига». Николай Кульбин: «Воскресения». Маяковский: «Ужасно боюсь Пасхи: похристосуешься, — а вдруг — Измайлов?!». Василий Каменский: «Отчаянно люблю Пасху. — Она весной и куличевая (а кулич — вкус мудрецов) и, главное, можно целоваться даже с незнакомыми. И еще — я родился на Пасхе».

На что мне адская печать На окровавленные крылья? Когда приходится кричать, Мычать, чтоб душу не убили. Когда задуется свеча У лебединой нашей песни, Услышу как бы невзначай — Христос Воскрес! и ты — воскресни! Леонид Губанов.

Апрель — из увиденного и освоенного, что могу порекомендовать особенно. Как всегда, ничего банального, безвкусно, претенциозно и некому руку подать, но судя по отклику на предыдущие части — явно кому-то интересно. «American dreamer», 1971 — документальный фильм о Деннисе Хоппере, беспечном ездоке и мечтателе, оказавшемся на голливудском олимпе, от режиссеров, чьи фамилии русскоязычному зрителя едва ли знакомы. Весьма выдающееся об объективно выдающемся. «Йо-йо», 1964 — блестяще стилизованная, калейдоскопическая драма Пьера Этекса о том, что богатство — это в первую очередь смешно. Во вторую очередь, кино-напоминание, что Франция 60’х — это не только Анна Карина и Жан-Пьер Лео в парижских кафе. «Чужое лицо», 1964 — работа классика японской «новой волны» Хироси Тэсигахары о том, что мы — это не наше лицо. Да и мы — не мы. Для ценителей японского — даже не думайте пропустить. «Пьющие кровь» — фильм ужасов ‘92 года по повести Алексея Толстого с Мариной Влади. Композитор — Сергей Курехин. По-моему, добавить нечего. «Лакан в кино», Виктор Мазин — все понятно из названия. В частности, о «Расёмоне», Ноэ, Кроненберге и прочих в одном ряду с ними. «Ожидатели августа», Аркадий Ипполитов — сборник эссе от лучшего эссеиста, что ещё нужно? «Гибель Есенина. Исследование версии самоубийства», Андрей Крусанов — я не читаю Есенина, но вещь удивительно интересная. Дотошнейшая, с воспоминаниями, документальными материалами вплоть до исследования рельефа ран. «Записки аэронавта», Алексей Цветков — кто знает, тот знает. Самобытнейший из поэтов и его лучший сборник.

Всё так. После трансцендентальности, имманентности, уробороса и прочего хайдеггера хочется только грустить. На худой конец — пить.

Я вот что скажу: вообще не понятно, как можно не любить фильм «Драйв»? Человек, родившийся и выросший на Каурисмяки и Джосте, не любит кино? Не понимает его значимости? Белой куртки? Одинокого вождения по ночному городу? Николаса Виндинга Рефна? Да не умер он в конце? Мужской депрессии? Райана Гослинга? Работу автомеханика? Ганстера-еврея? Ведь ты же кинокритик? Тебя зачинали под Клиффа Мартинеса? Ты трудился в гараже? Ты закончил ВГИК? Ты был на фестивале гомосексуалистов в Милане? Ты работал на заводе? Ты ездил в Лос-Анджелес? Ездил в Лос-Анджелес? В Лос-Анджелес ездил? Ездил, а? Ты в Лос-Анджелес ездил, а? Ездил? Чего молчишь? В Лос-Анджелес ездил? А? Чего косишь? А? Заело, да? Ездил в Лос-Анджелес? Ты, хуй? В Лос-Анджелес ездил? Ездил, падло? Ездил, гад? Ездил, падло? Ездил, бля? Ездил, бля? Ездил, бля? Чего заныл? Ездил, сука? Ездил, бля? Ездил, бля? Ездил, бля? Чего ноешь? Чего сопишь, падло? Чего, а? Заныл? Заныл, падло? Чего сопишь? Так, бля? Так, бля? Так вот? Вот? Вот? Вот? Вот, бля? Вот так? Вот так? Вот так? Вот так, бля? На, бля? На, бля? На, бля?

Я вот что скажу: вообще не понятно, как можно не любить стволы родных берез? Человек, родившийся и выросший в России, не любит своей природы? Не понимает ее красоты? Ее заливных лугов? Утреннего леса? Бескрайних полей? Ночных трелей соловья? Осеннего листопада? Первой пороши? Июльского сенокоса? Степных просторов? Русской песни? Русского характера? Ведь ты же русский? Ты родился в России? Ты ходил в среднюю школу? Ты служил в армии? Ты учился в техникуме? Ты работал на заводе? Ты ездил в Бобруйск? Ездил в Бобруйск? В Бобруйск ездил? Ездил, а? Ты в Бобруйск ездил, а? Ездил? Чего молчишь? В Бобруйск ездил? А? Чего косишь? А? Заело, да? Ездил в Бобруйск? Ты, хуй? В Бобруйск ездил? Ездил, падло? Ездил, гад? Ездил, падло? Ездил, бля? Ездил, бля? Ездил, бля? Чего заныл? Ездил, сука? Ездил, бля? Ездил, бля? Ездил, бля? Чего ноешь? Чего сопишь, падло? Чего, а? Заныл? Заныл, падло? Чего сопишь? Так, бля? Так, бля? Так вот? Вот? Вот? Вот? Вот, бля? Вот так? Вот так? Вот так? Вот так, бля? На, бля? На, бля? На, бля?