Urban Heritage

​Недавно мы анонсировали выход книги «Хрущевка» Наталии Лебиной, и вот — книга ушла в типографию! Рассматривая это жилье как особое культурно-бытовое пространство эпохи оттепели, автор изучает внешний облик этих зданий, формы их внутреннего устройства, предметное насыщение нового жилого пространства и показывает, как изменилась жизнь советского человека в контексте общемировых тенденций модернизации повседневности. В этом разрезе «хрущевка» предстает как уникальный оттепельный феномен, в котором смешиваются нелепое с созидательным, смешное с оптимистичным и «советское» с «несоветским». Предзаказ со скидкой 25 % уже открыт на сайте НЛО! Книги Наталии Лебиной

​​Как война разрушает наследие Мариуполя Оккупационные власти Мариуполя восстанавливают город, чтобы получить прибыль от продажи построенной и украденной недвижимости россиянам. Для этого они массово лишают мариупольцев прав собственности, переселяют из перестроенных зданий в другие районы. Они сносят некоторые исторические здания для более выгодного строительства и для сокрытия следов войны, восстанавливают памятники в неузнаваемом виде.   Историк архитектуры и автор книг об архитектуре Киева Семен Широчин на встрече у Cities Building Culture рассказывал о разрушенном наследии Мариуполя и о том, как оккупационные власти стремятся перестроить город. Вот некоторые его тезисы.   Большая часть города в руинах. Оккупационные власти пытаются восстановить его, но делают это абсолютно аморальным образом, так как думают только о деньгах. Они строят новые районы и восстанавливают/воссоздают памятники не для собственников, которым принадлежит этот город, а для продажи недвижимости. Они цинично захватывают брошенные квартиры, не имея информации об уехавших или убитых жителях, лишают их прав собственности и продают украденные квартиры. Оккупационная администрация насильно выселяет собственников воссозданных/реконструированных памятников в менее престижные районы.   Пострадавшие от ракет памятники восстанавливают только если это выгодно. Для оккупационных властей важна не ценность здания, сохранение конструкций и материалов, а финальная прибыль от продажи в нем недвижимости. Поэтому исторические здания часто сносят и возводят новые. При этом оккупационные власти переносят символическую ценность снесенного памятника и его места на новое здание. Они имитируют его архитектурные формы и даже используют прежние названия, чтобы подчеркнуть престижность нового здания и повысить стоимости недвижимости в нем. Собственники памятника уже не имеют прав на построенное здание, оккупационная администрация переселяет их в другие районы. Например, так поступили с жителями известного «Дома с часами», около которого люди со всего города назначали встречи (фото до и после под текстом; продажа квартир в доме на сайте Минстроя).   Еще одна причина, по которой оккупационные власти сносят подлежащие реконструкции здания, – сокрытие следов войны. Те исторические здания, которые оккупационная администрация реконструирует, тоже теряют ценность из-за удручающего качества реконструкции, они становятся едва узнаваемыми. Собственников таких зданий тоже выселяют из их домов.   Украинские архитекторы обеспокоены судьбой наследия, у них нет доступа к информации о том, что происходит в городе, о планах его перестройки и об отдельных памятниках – что-то узнать можно через публикации в СМИ и через жителей, оставшихся в Мариуполе (90% из них уехали).   В украинских городах также стоит проблема сохранения советского наследия, воспринимаемого людьми как вражеское. Власти боятся говорить о его сохранении.

В России запускается ещё один постоянный антропологический семинар с возможностью онлайн-участия. Команда исследователей, занимающихся темой производства и сохранения памяти в современном российском обществе, каждый месяц планирует проводить в Институте этнологии и антропологии штуку под названием СПИН – Семинар по Памяти и Наследию. Первое заседание семинара состоится  уже 5 марта (вторник) в 18.00 по Москве в смешанном формате: очно в ИЭА РАН (Ленинский пр-т 32А, 19 этаж, каб. 1906) и онлайн. На первом заседании Наталия Любимова и Мария Мочалова (ИЭА РАН) выступат с докладом "Производство культурного наследия как фактор депериферизации малого города на примере Тарусы (Калужская область)". В докладе в русле теории “депериферизации” урбаниста М.Кюна будут проанализированы два кейса: а) история традиционной культурной практики вышивки “калужской цветной перевити”, которая прошла путь от локального народного промысла, основанного на ручном труде, к широкому индустриальному производству, известному на всю страну, и далее в связи с экономическим кризисом и резким сокращением работы фабрики в 90-е гг. “перешла” в пространство наследия; б) современная практика художественной мозаики, привнесенная в городское сообщество одним предпринимателем и активно использующаяся в инициативах, связанных с наследием и коммеморацией. Регламент семинара предусматривает доклад, выступление заранее назначенных дискутантов и свободную дискуссию. Дискутанты на первом заседании подобраны знатные: Михаил Лурье, Европейский университет в Санкт-Петербурге;  Петр Иванов, бюро исследований “Гражданская инженерия”, Красноярск Для участия в семинаре онлайн нужно заранее заполнить эту форму: https://forms.yandex.ru/cloud/65de05e573cee73c757adea1/. А накануне семинара организаторы пришлют ссылку для подключения. А отважные ребята, готовые заморочиться и посетить семинар очно (в здании Академии наук лютая пропускная система!), могут заранее написать организаторам семинара для оформления пропуска: [email protected], Мария Мочалова

Итак, это начинается! Раньше мы намекали на то, что сразу несколько команд готовят публичные мероприятия по случаю выхода книги Сеты Лоу «Пространственное воплощение культуры. Этнография пространства и места», которую можно назвать самой значимой работой по городской антропологии, выходившей на русском языка (да и на английском, пожалуй, тоже). Уже точно известно, что две презентации состоятся в Москве, а одна - в Санкт-Петербурге. И вот наконец объявлена регистрация на первую презентацию, которая пройдет в Москве в Шанинке (Газетный переулок 3/5с1) в среду 28 февраля в 19:00 по московскому времени. Хорошая новость в том, что мероприятие будет в гибридном формате (оффлайн и онлайн), так что подключиться и принять участие можно будет из любого места, где есть интернет. Со стороны издательства НЛО, выпустившего книгу, участником обсуждения станет главный редактор Ирина Прохорова, а компанию ей составят исследователи и преподаватели Шанинки: Александр Никулин, Максим Котельников, Марат Невлютов, Ната Волкова и Никита Петров. Ну и самое важное. Специальной гостьей станет сама Сета Лоу! Она присоединится к разговору в онлайн-формате, расскажет про книгу и историю ее создания, а также будет готова ответить на вопросы читателей. Однако есть важный нюанс: так как синхронный перевод на встрече не предусмотрен, вопросы Сете надо готовить на английском языке. Регистрация на встречу уже открыта. Если вы планируете участвовать очно, не забывайте взять паспорт! Если будете онлайн, то ссылка на подключение придет на почту, которую вы укажете при регистрации.

​​Завтра Cities Building Culture проводят дискуссию о разрушенном наследии украинских городов на примере Мариуполя и Лисичанска "The industrial cities of Ukraine are of young age; most of them have been developed since the late 19th century. Despite that, they display a rich heritage of different architectural styles: Russian style churches, Belgian and French residential houses, neoclassical buildings of 19th and 20th centuries, soviet constructivism as well and postwar modernism. Despite this variety of styles and cultures, the heritage of Ukrainian industrial cities has never been turned into a tourist attraction, nor have they benefited from the attention of heritage protection organizations. Moreover, degradation and neglect accentuated since 1990s. Many factories were dismantled and their architecture was forever lost. Now this heritage is threatened by war. The more is lost, the less is left for the future. The talk will focus on two examples: Lisichansk and Mariupol, two cities with a valuable heritage, now under Russian occupation. Their history and development will be analyzed, together with notable examples of architectural heritage. Not least, the talk will also emphasize the extent of the war destruction. Semen Shyrochyn is architectural historian, and author of “Kyiv: Architectural Guide. 100 Iconic Buildings since 1925“ (DOM publishers)"

Должен ли архитектор проектировать тюрьмы? И какие? Одним из первых вопрос об ответственности архитекторов в таких проектах поднял Артур Аллен в 1977 году в статье Prison Design and the Architect в журнале The Canadian Architect. Он писал: «Если общественная дискуссия признает тюремное заключение неизбежным то, вероятно, у тюрем должна быть и качественная архитектура. Однако, если тюрьмы становятся неэффективными инструментами, причиняющими страдание, то архитекторам следует пересмотреть возможности своего участия в таких проектах». Тогда же он обращается к проблеме мест для одиночных заключений: «Если архитекторы проектируют тюремные камеры, которые в своей ужасающей простоте предназначены для одиночного заключения, то, несомненно, архитекторы и архитектура причастны к психическому и физическому разрушению человека, которое происходит в этих камерах. Если у архитекторов есть какие-то сомнения в жестокости одиночного заключения или [эффективности] тюремного заключения, то я предлагаю им читать социальную, а не архитектурную критику». В 2004 году организация Architects/Designers/Planners for Social Responsibility организовали кампанию «Бойкот проектирования тюрем в поддержку альтернатив тюремному заключению в США». Они предлагали коллегам отказываться от сотрудничества с системой исполнения наказаний до тех пор, пока не будет переосмыслена практика обустройства американских тюрем. В особенности, архитекторов уговаривали отказываться от проектирования тюремных помещений типа supermax (super maximum security), в которых есть только одиночные камеры, а также от проектирования помещений для смертной казни. Частью этой кампании были и обращения к Американскому институту архитекторов AIA с предложением внести соответствующие пункты в этический кодекс. В этом кодексе уже содержалось требование к архитекторам не проектировать объекты, которые заведомо приводят к нарушению прав человека. По мнению инициаторов акции одиночные заключения и смертная казнь могут быть расценены именно так. AIA долго колебался, но в 2020 году все-таки внес в кодекс соответствующее правило: «[архитекторы, являющиеся членами AIA] не должны проектировать помещения, заведомо предназначенные для пыток, включая бессрочное или длительное одиночное заключение… одиночное заключение определяется как содержание заключенных в течение двадцати двух часов или более в день без полноценного контакта с людьми… Длительное одиночное заключение определяется как одиночное заключение в течение периода времени, превышающего пятнадцать дней подряд». Однако проектирование тюрем — сфера, в которой трудно разобраться. Тюрьмы могут отличаться по режиму, тюремные администрации — по отношению к заключенным, расширяется практика частных тюрем, тендеры на проектирование и строительство тюрем не отличается прозрачностью. Сами брифы на проектирование часто основаны на разнообразных стандартах, типовых планировках и оборудовании. Архитекторам надо прикладывать отдельные усилия, чтобы понять, как именно будут использоваться те или иные помещения — конечно, если этого требуют их этические принципы. Какая профессиональная позиция более эффективна и/или этически оправдана? Попытки что-то изменить кажутся наивными, может быть, они лишь поддерживают статус кво. Демонстративный отказ от участия в таких проектах мог бы обратить внимание публики на проблему, дать дополнительные аргументы правозащитникам и журналистам. Но это потребовало бы от архитекторов публично заявить о своей позиции, а такую форму публичности архитекторы не очень любят. #практика #политика

Проблема тюремной архитектуры давно волнует как профессионалов, так и критиков, теоретиков и философов. Архитектура дает форму социальным и политическим конструктам, силам, которые говорят: кто здесь преступник и что с ним надо делать. Сами архитекторы в этом процессе участвуют не очень активно и редко предлагают новые концепции тюрем. Напротив, все чаще профессионалы говорят о том, что должны воздерживаться от проектирования антигуманных и устаревших тюремных пространств. Классический пример пересечения философии, архитектуры и тюрьмы — модель Паноптикона, описанная философом Иеремией Бентамом, а потом глубоко изученная Мишелем Фуко. Интересно, что Бентам попытался реализовать эту концепцию, но это оказалось не так просто. В 1799 году по королевскому поручению философ купил участок земли в Лондоне для строительства своей образцовой тюрьмы. Но затем последовала интенсивная дискуссия, в ходе которой от идеального плана Бентама все-таки было решено отказаться — он показался не достаточно эффективным. В 1812 году был объявлен архитектурный конкурс, на который было подано 43 проекта. Выбрали вариант, во многом следовавший идеям Бентама, но гораздо более масштабный. Архитекторы проекта менялись несколько раз, но интересно, что заканчивал тюрьму Роберт Смёрк — архитектор Британского музея. А когда в конце XIX века тюрьму закрыли и снесли, то на ее месте построили другой музей — Тейт. Концепция тюрьмы находится в постоянном развитии. Если отвлечься от самых древних примеров, то в новейшей истории конкурировали между собой две системы. «Филадельфийская» предусматривала полную изоляцию заключенных друг от друга и от мира. Ее альтернативой была «нью-йоркская»: здесь заключенные днем работали, а в одиночные камеры отправлялись только на ночь. Фундаментальным различием между ними были философские установки. В одном случае, одиночество рассматривалось как средство перевоспитания: изолированный заключенный погружается в размышления о своих грехах и раскаивается. Во втором случае, инструментом перевоспитания становился коллективный труд. В обоих случая частью инфраструктуры исправления была религиозная пропаганда — богослужения, проповеди, религиозная литература в камерах. Кроме того, одиночное заключение рассматривалось как более гуманное с гигиенической точки зрения: многие старые тюрьмы были переполнены, заключенные постоянно болели. Именно к этим двум типам чаще всего относятся краснокирпичные тюрьмы XIX века, которые сегодня превращают в музеи и отели. Положение заключенных в обеих системах постоянно критиковала просвещенная публика, недовольная как условиями содержания (медицинский уход, питание, насилие со стороны надзирателей, тяжелый труд, психологические эффекты как скученности, так и одиночества), так и самой идеологией «исправления» с помощью насилия. В качестве альтернативы уже в XIX веке предлагались разнообразные более гуманные варианты. Теория и практика тюрем развивается в сторону все большей дифференциации нарушивших закон и самих форм ограничения свободы, возникают разнообразные новые учреждения. Логика мести, а также исправления с помощью насилия уступает место логике реабилитации, под которой понимается, фактически, образовательный процесс: заключенные обнаруживают, что у них есть ресурсы и возможности для эффективного участия в общественной жизни и экономике, которые не приводят их к преступлениям. Одиночное заключение все больше критикуется как антигуманный инструмент, единственная функция которого — запугивание заключенных и месть. Долговременные разрушительные последствия одиночного заключения для ментального и физического здоровья во всех подробностях изучаются медицинскими специалистами. #практика #политика

Сталинские методы расправы – ссылка в Сибирь, пытки, убийство. Это последний штрих в уничтожении того хорошего, что успело прорасти в стране за последние 30 лет. Алексей Навальный – самый яркий символ едва мерцающего когда-то шанса, что Россия могла бы быть другой. Никакая «мягкая сила» не способна победить зло таких масштабов. Спасибо герою, который выбрал быть символом надежды и храбрости для многих. Заслужили ли мы его?

В России — краеведческий бум. Рассказываем про тех, кто его создает «НеМосква» поговорила с краеведами разных поколений в трех городах. Все они, независимо от возраста — представители «новой волны». Те, кто ищет способы возродить интерес к краеведению, убитый скучным школьным преподаванием, и понимают, насколько регионы пока не изучены. Их краеведение апеллирует к локальному патриотизму, но при этом старается не бояться сложных тем. Соединяется с набирающим популярность внутренним туризмом, градозащитной деятельностью, деколонизаторским нарративом. Дает ответы на философские вопросы о прошлом — и опоры для жизни в настоящем. Изучайте спецпроект по ссылке: https://nemoskva.net/kraevedenie/page43139763.html А в @nemoskva_bot пишите нам о крутых краеведческих проектах в своем регионе! Расскажите «НеМоскве» — а «НеМосква» расскажет про вас!

​​Российская «урбанистика» в захваченном Мариуполе Стремительно разрушенный за считанные месяцы город с тысячами жертв теперь «отстраивают» оккупационные российские власти и их застройщики из Москвы и Петербурга. Они переносят на чужую, обесточенную территорию знакомую в России логику захвата земли, лишения собственности людей, бежавших от кошмарных взрывов и бомбежек без документов на квартиру. Они транслируют логику сноса и скорейшей продажи новых квадратных метров. Риелторы без зазрения совести проводят онлайн «показы» разрушенных квартир с дырами от ракет и брошенными в панике людьми вещами и находят спрос от российских «покупателей». Частные инвесторы бешеными темпами строят новые районы на выжженной земле.   На карте разрушенных домов Мариуполя, которую с начала войны составляет сэмэмщик из Израиля Виталий Штутман, уже 2000 снесенных, поврежденных или разрушенных домов. Карта пополняется, составлять ее помогают сами жители. На спутниковых снимках Мариуполя не менее 10,3 тыс. могил, появившихся с начала российского вторжения, многие из них во дворах, где идет стройка. Фрагменты текста о перестройке захваченного Мариуполя: Чтобы получить новую жилплощадь, оставшимся без жилья жителям нужно предоставить оккупационной городской администрации документы на утраченную недвижимость. Но у многих жителей документов не осталось — большая часть людей потеряла жилье вместе с документами. Под обстрелами люди не думали о том, что нужно выбежать из дома обязательно с техпаспортом […]. Оккупационная администрация Мариуполя публикует «списки бесхозного жилья», вскрывая квартиры, в которых никто не живет. Если в течение 30 дней после публикации хозяин не придет в районную администрацию с документами, ее признают бесхозной и «национализируют» […]. «Если в прошлом году еще можно было соседа попросить подтвердить, что жилье имеет хозяина, то сейчас уже такого нет — только личное присутствие либо доверенность через российского нотариуса» […]. Но иногда и наличие документов не гарантирует обретения жилья […]. В первую очередь жилье в Мариуполе получают чиновники из оккупационной администрации и приезжие строители, а «расселение обычных людей второстепенно». Некоторых мариупольцев расселили в маневренное жилье — общежития, и люди остаются там до сих пор, хотя им обещали, что это временная мера […]. Есть люди, которые до сих пор живут в подвалах […]. 1 июня 2022 года губернатор Петербурга подписал с экс-главой оккупационной администрации Мариуполя договор о побратимстве и сообщил, что в восстановлении города будет помогать «Победа» — созданный в 1999 году фонд, который раньше занимался военно-патриотическим воспитанием подростков, а не строительством […]. Фонд «Победа» получает деньги из резервного фонда Петербурга. Тот, в свою очередь, формируется за счет бюджета города, его утверждает администрация Петербурга […]. В октябре 2022 года Единый институт пространственного планирования по заказу Минстроя разработал план восстановления Мариуполя до 2035 года. В частности, в нем говорится о строительстве драмтеатра, в бомбоубежище которого от российского удара погибли мирные жители […]. На стройках в Мариуполе работает минимум 25 петербургских организаций […]. В город съехались 20 тысяч строителей из всех регионов России […]. Фото: Медиазона