йокнапатофа

Тут румынский премьер-министр выступил с замечательной речью: "Румыния будет оказывать поддержку Молдавии на ее интеграционном пути, потому что там все являются румынами и никем другим. Нет молдаван, не существует молдавского языка, это румынский язык и это румыны", - сказал Чолаку в среду в ходе теледебатов на канале Digi24. И вспомнилась сразу... нет, не какая-то наглядная политическа аналогия, слишком очевидная, чтобы о ней говорить — и так все давно всё про Европу поняли. А вспомнилась великая сцена из романа "Земля-Воздух-Небо" Германа Садулаева: о приключениях русских наёмниов в Сирии "Барс построил всех в четыре шеренги и для начала отхуесосил ротных, а потом взводных, я уже и не помню за что. Дальше взводных Барс бойцов не хуесосил. Мы были уже взрослые и должны были хуесосить себя сами: ротные – взводных и командиров отделений, взводные – командиров отделений и рядовых бойцов, командиры отделений – рядовых бойцов и иногда взводных, в порядке обратной связи, feedback (...) После прочистки каналов связи и установления атмосферы взаимопонимания Барс задвинул свою телегу. Он, Барс, сказал, что первым делом в военном лагере надо устроить отхожее место. Так делали древние греки, древние римляне, готы, скифы, фашисты и красноармейцы, только не молдаване, потому что молдаване засранцы. Здесь есть молдаване? Шаг вперёд! Молдаван не было. Барс продолжал: – Если в лагере не устроить отхожее место, то бойцы начинают ссать и срать везде. И очень быстро, вы, блядь, не представляете, как быстро, весь лагерь превращается в парк культуры и отдыха после ночи выпускного бала, когда охуевшие выпускники и выпускницы ссут и срут под каждым кустом, а сверху ещё блюют. Нет, они не ебутся. Никто не ебётся на последнем звонке, хотя все мечтают. Все просто нажираются в говно и потом ссут, срут и блюют, а ебаться физически не могут. Но если кто-то всё же ебётся, то в результате получаются вот такие недоноски, такие уроды, как вы. Дети последнего звонка, блядь. Но я вам не позволю повторить ошибки родителей. Вы у меня не будете ни ссать, ни срать где попало, будете только ебаться, и ебаться будете со мной, причём пассивно ебаться, без вариантов. Говно. Если не выкопать туалетные ямы, то говно будет везде. Вы все будете в говне, хотя вы этого не заметите, потому что вы сами говно. Но заметят насекомые. В том числе ядовитые. Птицы, в том числе хищные и опасные. Бактерии и кишечные палочки. Звери. И даже бармалеи могут унюхать ваше говно. Запомните главное правило человеческой жизни: говно надо прятать! Каждый человек на восемьдесят процентов состоит из говна. Но своё говно надо прятать! Тот, кто не прячет своё говно, тот не может называться человеком. Такой ублюдок может быть только молдаванином. Среди вас есть молдаване? Молдаван не было. Барс продолжал: – Где устроить туалет? Это самый важный вопрос при планировании лагеря! Надо изучить розу ветров. Надо устроить туалет так, чтобы ветра выдували миазмы ваших испражнений в сторону от лагеря, а не в лагерь. И надо чтобы туалет находился в максимально защищённом месте, в естественных складках местности и под прикрытием огневых точек, снайперов и пулемётчиков. Туалет должен быть устроен в более безопасном месте, чем штаб, потому что командир боевой части тоже ходит в туалет и он не хочет погибнуть, пока срёт в позе орла, а если ему суждено погибнуть, то лучше пусть его убьют в штабе, над оперативной картой, потому что это красиво и романтично, а не в говне. Потому что только молдаване рады сдохнуть в своём говне, но ваш генерал не молдаванин, и среди вас тоже нет молдаван. Или есть? Молдаван не было" Я к чему — было бы здорово если бы парад унижения молдаван внезапно обернулся экспансионистским взрывом, и презираемые всеми недорумыны попёрли на Запад и Восток смертным боем, как монголы времён Тэмуджина. Великий Молдованский Улус, Гагаузийская орда — вот это всё. А что, всего можно ждать от страны, половина территории которой — виноградники.

Из воспоминаний советского и русского философа Арсения Владимировича Гулыги — из впечатлений о занятом нашей армией Кенинсберге, в апреле 1945 года: Недоучившийся студент-философ, я знал, что здесь похоронен Кант. И я отыскал его могилу. Сред обломков зданий, у стены полуразрушенного собора, стояло строгое надгробие с надписью «Immanuel Kant». Рядом чья-то рука вывела мелом по-русски: «Теперь-то ты видишь, старик, что мир материален». Мне, как и автору озорной эпитафии, было тогда невдомек, что Кант, собственно, и не отрицал материальности мира. В ту пору это было простительно.

Иосиф Бродский: Мать говорит Христу: — Ты мой сын или мой Бог? Ты прибит к кресту. Как я пойду домой? Как ступлю на порог, не поняв, не решив: ты мой сын или Бог? То есть, мертв или жив? Он говорит в ответ: — Мертвый или живой, разницы, жено, нет. Сын или Бог, я твой. Борис Рыжий — он родился пятьдесят лет назад: Сын, подойди к отцу. Милый, пока ты зряч. Ближе склонись к лицу. Сын, никогда не плачь. Бойся собственных слёз, Как боятся собак. Пьян ты или тверёз, Свет в окне или мрак. Старым стал твой отец, Сядь рядом со мной. Видишь этот рубец — Он оставлен слезой.

Пока дописываю тут одну большую работу о "Зависти" Олеши на заказ, на что-то другое сил не остаётся. Однако и тут попадается интересное, и тем более поразительное, что очевидное — только обрати внимание. Более-менее все понимают, что одна из подспудных романа — это тема отцов и детей. Сначала на Кавалерова фрустрирующе действует отцовская фигура поселившего его у себя Андрея Бабичева (да, в 20-х годах советская интеллигенция понимала за фрейдизм), а после — направляющую, родственную душу находит он уже во втором Бабичеве, Иване — короле пошляков и организаторе заговора чувств. Но о прямых параллелях романов Олеши и Тургенева я нигде не читал. И тут — читая вторую часть "Зависти", дохожу до момента беседы Ивана Бабичева с сотрудником ГПУ: "-...вы меня извините, я говорю несколько красочно, вам покажется: витиевато? Вам не трудно? Благодарю вас. Воды? Нет, я не хочу воды... Я люблю говорить красиво..." Читаю — и вдруг начинаю хохотать. Потому что это прямой парафраз известнейшей реплики Базарова: "– О друг мой, Аркадий Николаич! – воскликнул Базаров, – об одном прошу тебя: не говори красиво. " Всё больше убеждаюсь, что в своих немногочисленных книгах, Олеша сделал всё то же, что потом прославило у интеллигенции Венечку Ерофеева — только сделал талантливее и изящнее своего протеже.

Перекличка *** Господи, это я мая второго дня. – Кто эти идиоты? Это мои друзья. На берегу реки водка и шашлыки, облака и русалки. Э, не рви на куски. На кусочки не рви, мерзостью назови, ад посули посмертно, но не лишай любви високосной весной, слышь меня, основной! – Кто эти мудочёсы? Это – со мной! Борис Рыжий *** Это я, господи! Господи — это я! Слева мои товарищи, справа мои друзья. ⠀ А посередке, господи, я, самолично — я. Неужели, господи, не признаешь меня? ⠀ Господи, дама в белом — это моя жена, словом своим и делом лучше меня она. ⠀ Если выйдет решение, что я сошел с пути, пусть ей будет прощение: ты ее отпусти! ⠀ Что ты значил, господи, в длинной моей судьбе? Я тебе не молился — взмаливался тебе. ⠀ Я не бил поклоны, не обидишься, знал. Все-таки, безусловно, изредка вспоминал. ⠀ В самый темный угол меж фетишей и пугал я тебя поместил. Господи, ты простил? ⠀ Ты прощай мне, господи: слаб я, глуп, наг. Ты обещай мне, господи, не лишать меня благ: ⠀ черного теплого хлеба с желтым маслом на нем и голубого неба с солнечным огнем. Борис Слуцкий

Я шёл один, я был в экстазе И Бога я в себе узнал Однажды на зелёной вазе Его в музее увидал Он там сидел простоволосый И дул в надрезанный тростник Как я скуластый и курносый Мой древнегреческий двойник Эдуард Лимонов (из сборника "Мой отрицательный герой")

Недавно обнаружил в старых выпусках Знамени ещё одно стихотворение Бориса Рыжего, не включённого не в одни напечатанные сборники его стихов, по крайне мере — я не находил. Субъективно — одно из самых интересных у Бориса Борисовича. * ...Закрывай свои синие и голубые глаза       чтоб на длинных ресницах лежали большие снежинки под Ижорами гений успел поглядеть в небеса       я могу прочитать тебе эти стихи без запинки.                   Как любил я тебя ненавидел твои города                           трубы круглые долгие улицы узкие крыши                   наберись же терпения чтоб повторить никогда                           никогда никогда никогда я тебя не увижу. Как мне нравится право как Чехова понял Шестов       ничего-то мол нету есть только концы и начала и ни песен не надо и ни уж тем более слов       надо только как дико но этого всё-таки мало.                   Вот по синему льду голубой конькобежец плывёт                            искры из-под коньков и летит и не знает подвоха                   через миг может быть брызнет красная краска на лёд                             вот и всё милый друг — и у этих кончается плохо. Про то, что стихотворение чудесное — говорить излишне. Я только хочу обратить внимание на завуалированные образы у Рыжего. И если с "гением под Ижорами" всё понятно — кивок на пушкинское "Подъезжая под Ижоры / Я взглянул на небеса / И воспомнил ваши взоры, / Ваши синие глаза" — то с тем, как же Чехова понял Шестов дела обстоят веселее. Из книжки Мельникова известно, что Рыжий внимательно, с карандашом в руках читал Апофеоз Беспочвенности — потому само упоминание философа неудивительно; замечу только, что это вроде как единственное упоминание философа в поэзии Рыжего, и Шестов один такой почести удостоился — это поэтов Рыжий вписывал в свои стихи почти без разбору, от Квинта Горация Флакка до Евгения Рейна — с философами не так, только Шестов и есть. Так что там у него про Чехова, про концы и начала? "Чехов говорит правду не из любви или уважения к «истине» и не в силу того, что долг повелевает нам, как думал Кант, никогда не лгать, даже если бы грозила смерть. Нет у него и побуждения, столь часто толкающего на безумную дерзость молодые и пылкие души: выпрямиться во весь рост, высоко нести голову. Наоборот, Чехов всегда ходит сгорбившись, понурив голову и никогда не обращает взоров к небесам, ибо там для него не начертаны знамения. Если он говорит правду, то только потому, что самая крепкая ложь уже не опьяняет его, хотя бы он ее принимал не в тех скромных дозах, в каких ее предлагает идеализм, а в самом непомерном количестве – бочками сороковыми. Он бы только чувствовал ее горечь, но она не могла бы ему вскружить голову, как Шиллеру или Достоевскому" Тут много от, по крайне мере, художественного самоощущения Рыжего — правдивость не от заворожённости истинной, а невозможности опьянятся ложью, вот это всё. Только про концы и начала ничего нет. Тут ещё необходимо подумать. P.s. У Шестова еще есть отдельная статья о Чехове "Творчество из ничего" — именно там сформулирована прекрасная максима, что в литературе Чехов делал только одно: убивал человеческие надежды. Но и в ней ничего про концы и начала ничего нет. Так что филологам есть над чем работать.

Геополитическая загадка от пивоварни "Брюмен" Слева — партия от декабря 23 года, справа — от марта нынешнего. В одном случае, при всех прочих равных на уровне производства и дизайна — борщ украiнский, а в другом — просто борщ. И задумаешься поневоле: что же это такое? отрицание самостийных кулинарных традиций гордого ураинского народа — или же наоборот, скрытый деколонизаторский рейд, маркирующий "борщ" — как исключительно україинский делікатес? Нет ответа. Лишь доносится стих Бродского, мол курицу из борща грызть в одиночку слаще — да разве кто спорит.