либертарная теология

В майском номере «Журнала Московской Патриархии» за 1949 год появилась рубрика «В защиту мира». С тех пор в каждом номере ЖМП (то есть, за редчайшими исключениями, раз в месяц) на протяжении сорока лет (вплоть до роспуска СССР) публиковалась специальная подборка антимилитаристских текстов (хроника миротворческих событий, богословское осмысление борьбы за мир и т. п.). Таким образом, был создан внушительный корпус антимилитаристского, миротворческого богословия — создан лучшими умами Московской Патриархии на страницах ее официального печатного органа. На протяжении сорока лет антимилитаристское, миротворческое богословие было мейнстримом теоретических и практических усилий Русской Православной Церкви. Мы решили напомнить об этом богатом наследии антимилитаристского, миротворческого богословия Русской Православной Церкви: раз в две недели, по субботам в блоге «Предания.ру» публикуется текст с тегом «Московская Патриархия в защиту мира». Сегодня публикуем небольшой очерк истории религиозного миротворчества после окончания Второй мировой войны авторства митрополита Таллинского и Эстонского Алексия (Ридигера), будущего Патриарха Московского и всея Руси Алексия II, непосредственного предшественника нынешнего московского патриарха Кирилла (Гундяева): особенно будущий патриарх Алексий II выделяет роль Русской Православной Церкви в деле объединения деятелей разных религий в борьбе за мир во всем мире — остро необходимой, как он считает, в контексте угрозы гибели человечества в ядерном мировом пожаре. Что особенно важно в связи с прошедшим празднованием 79-летней годовщины Победы над нацизмом, будущий патриарх предлагает свой очерк истории религиозного миротворчества в контексте 40-летия Победы над нацизмом:

Сегодня для всех людей доброй воли, выступающих против угрозы новой, еще более разрушительной войны, слова «мир» и «жизнь» стали синонимами. Ядерной войне не должно быть места на нашей Земле, ибо ее последствия будут настолько катастрофическими, что ПРАЗДНОВАТЬ НОВУЮ ПОБЕДУ УЖЕ БУДЕТ НЕКОМУ. Это побуждает всех нас к безотлагательным действиям, способным предупредить угрозу самой жизни на нашей планете. Мир в наше время на Земле неделим. Где бы ни возник ядерный конфликт, в Европе или в Азии, он неминуемо приведет к глобальной ядерной катастрофе. Все религии мира должны сотрудничать между собой и со всеми людьми доброй воли для спасения священного дара жизни, чтобы установить на нашей Земле мир без оружия, чтобы создать такое общество, где прочный мир и справедливые отношения явились бы основой для жизни, достойной человека. А для этого, конечно, необходимо, чтобы каждый житель нашей планеты, независимо от его религиозных и философских убеждений, глубоко осознал свою личную ответственность за сохранение мира и установление справедливых отношений между государствами на основе принципов мирного сосуществования и сотрудничества. Проблемы сегодняшнего дня слишком велики для любой отдельной категории людей. Частичные решения окажутся бесплодными. Жизнь, цивилизация и мир могут быть спасены только посредством общечеловеческих усилий. Аргументация здесь проста. Современное развитие военной техники, накопленный в мире военный потенциал уничтожения ставят человечество перед недвусмысленной альтернативой: быть или не быть жизни на Земле. В свете этого жесткого выбора принципиальное значение приобретают совместные усилия религиозных деятелей по спасению мира от всепожирающего пламени ядерного уничтожения. В основе этого сотрудничества лежат следующие основные принципы: сознание единства человеческого рода; признание равенства и достоинства каждого человека; признание идей любви, братства, справедливости и мира высшими началами человеческих взаимоотношений; признание высочайшей ценности, неповторимости и уникальности каждой человеческой жизни. Идеал мира присущ всем религиям, что вытекает из самой сущности религиозного миропонимания. Но, может быть, религиозные деятели никогда так глубоко не сознавали и не переживали этого, как сейчас, когда величайшие угрозы нависли над жизнью на Земле.

Ангелы ведут нас на дорогу в Газу, где мы встретим эфиопа-евнуха, читающего пророка Исайю. Ангелология не только имеет отношения к политике, но она конститутивным образом политична — по нескольким причинам, но в частности вот по этой: она есть парадигма филоксении, абсолютного универсализма, абсолютной инклюзии, принятия других — евнухов ли, иноплеменников ли, ангелов ли: «страннолюбия не забывайте, ибо через него некоторые, не зная, оказали гостеприимство Ангелам».

«Лествица Иаковлева» — ангелологический трактат Булгакова, начинавшегося и бывшего в этом качестве известным как марксистский экономист и социолог, ставший одним из главных богословов XX века — стартует с рассуждения о любви к другому, в том смысле, что любовь как таковая есть любовь к другому (чужому, не-своему: филоксения, странно-любие). Любовь к другому, филоксения характеризует и само Божество (Троица как Любовь друг другу других Ипостесей) и отношения Божества и мира (люовь друг другу дугиз Творца и тварей) и отношения тварей между собой, и вот что самое тут примечательное — отношение твари к самой себе: заповедь «возлюби ближнего как самого себя» толкуется Булгаковым филоксенично: любовь к себе как к другому входит в конституцию личности: и в том смысле, что я всегда уже понимаю себя, смотрю на себя глазами другого, ожидая любви, жаждя любви, бытийствуя в этом уже всегда приоритетете, первенстве другого передо мной (другие мне предпосланы: Творец в любви меня творит ради любви, помещая в среду уже наполненную самыми различными существами), и в том, что личность как таковая характеризуется двойством «меня» и «себя», есть отношения «меня» к «себе», личности к своей природе, ипостаси к усии: ипостась относится к своей усии как своему другому. Ты предшествует Я: Я смотрю на себя как некое Ты — Другой первичен. И Я смотрю на свое как на иное себе. Причем тут ангелы? Это рассуждение перетекает в что-то вроде поэмы в прозе о ангелах-хранителях: нам всегда уже предпослан наш двойник, наш другой — ангел-хранитель, не-человеческий двойник человека, иноприродный родной другой, так что этот Другой предшествует нам, предпослан нам: любовь первее, другость первее. Ангелы суть не-человеческие другие как вестники Абсолютного Другого: бытие как совокупность друг другу других. И дальше: одна из главных идей трактата Булгакова: Искупление воссоединяет ангельский и человеческий миры: людям открывается не-человеческое мира. Апостолу Филиппу явился ангел и сказал прийти к «полудню, на дорогу, спускающуюся от Иерусалима к Газе». Куда приводит ангел апостола? — на встречу с евнухом-эфиопом, инорасовым, инокультурным, иногендерным человеком. Тот читал пророка Исайю, то есть был иудейским конвертитом, и вот в чем в таком случае проблема: евнухи по Торе не имели права быть членам Израиля. Но Искупление воссоединило всех, никто не отвергнут, в Новый Израиль принимают всех. Ангелология как парадигма филоксении: ангел ведет нас на встречу со странным, чужим, другим. Таков же смысл и другого ангелологического эпизода Книги Деяний. Ангел является сотнику Корнилию, то есть иноплеменнику и оккупанту (и еще одному иудейскому конвертиту), и велит ему встретиться с апостолом Петром. Тогда же Петру снится сон: с раскрытых небес спускается широкое полотно, уставленное всяческой нечистой с иудейской точки едой, которую Петру было сказано съесть. Ср. со словами Христа: «отныне будете видеть небо отверстым и Ангелов Божиих восходящих и нисходящих к Сыну Человеческому». Христос воссоединяет ангелов и людей, небо и землю — и чистое и нечистое, иудеев и эллинов, скифов и варваров, мужчин и женщин, всех: как ангелы нисходит с раскрытых небес, так и полотно с нечистой едой; в обоиз случаях с открытых небес нисходит странное, чужое, другое: ангелология как парадигма филоксении. В экклесию (термин обозначающий народное собрание, затем ставший термином, обозначающим церковь) Христа приняты все; так Пётр толкует ангелофанию Корнилия и свой сон про нечистую еду: «Бог показал мне, что я ни одного человека не должен называть оскверненным или нечистым ... дар Святого Духа был излит и на язычников ... Бог послал Радостную Весть о том, что мы можем иметь мир с Ним через Иисуса Христа, Который является Господом всех людей».

О чем писали русские религиозные философы в 1939–1945 гг. Несколько христианских книг о войне Немецкие рефлексии о нацистской диктатуре и развязанной ею войне Теология/философия насилия, войны, диктатуры Мучительное господство исполинов и Кроткий Агнец: богословие войны у святителя Димитрия Ростовского Ангельские иерархии и военные машины Национализм, милитаризм, авторитаризм в российском православии: 12 ракурсов Вокруг гражданской войны в Испании Блаженны миротворцы. 15 книг о ненасилии и миротворчестве Россия — Запад — христианство Пособия по православному антиклерикализму «Плачу я. Неужели Ты совсем отверг нас?» Человек и война: дневники, письма, мемуары Митрополит Антоний Сурожский о войне Ядерное оружие: человек — мир/мiр — Бог Пассажиры «философского парохода» о социализме, революции, православии, России Пять романов Филипа Дика о ядерной войне Теология военного поражения Пять фундаментальных книг о насилии К 300-летию Григория Сковороды: 7 украинских богословов Власть и насилие в древнерусской тео-полито-логии: семь текстов К 170-летию Владимира Соловьева: основные тексты, темы, идеи философа Пять великих христианских (анти)военных романов Два художественных описания юности святых «Православный» фашизм? — как православие (не)оправдывает войну, диктатуру, массовый террор 30 лет преставления аввы Софрония (Сахарова): теология скорби за народ, сострадания ко всем живым существам, кротости, нежности, радости Пять шедевров Дёблина: восстание слабых, милосердное Божество Семь текстов митрополита Антония Сурожского о кротости: от шока и непонимания к конкретным практикам Дмитрий Мережковский: семь жанров — семь текстов Против имперскости, против евразийства: к 130-летию прот. Георгия Флоровского Рождение либертарной педагогики из духа христианского антимилитаристского социализма Лосев как деконструктор платонического фаллогоцентризма, имперской эстетики и модерной субъектности Шесть сократических диалогов политзаключенных и беженцев Русская идея — не то, что о ней говорят Реакция православных на Первую мировую войну На земле мир, в человеках добрая воля. Московская патриархия в защиту мира: 7 текстов Евангелие как исток и образец разоблачения религии и насилия: к столетию Рене Жирара Православная политическая теология посреди тоталитаризмов и мировых войн: к 140-летию Федора Степуна Что делать в эпоху пандемии, войн и климатического кризиса. Шесть стратегий поведения из эпохи Юстиниана Абсурдистский фарс истории и неисчерпаемые запасы Света: памяти Эжена Ионеско Бердяев как политический теолог и либертарный марксист Нацизм и несчастье: пять книг

Социальная философия американского анархизма. Раздел 1: демократия должна быть недоверчивой онлайн-курс| 1 июня — 6 июля Приглашаем всех погрузиться в интеллектуальный мир религиозных диссидентов, экономических экспериментаторов, политических радикалов и революционеров образа жизни! Североамериканский анархизм по-прежнему малоизученным, несмотря на обилие письменных источников по теме: книг, периодики и эпистолярного наследия. Возможно, это связано с тем, что американский анархизм возник из совершенно другой традиции, нежели европейский, и породил другие модели социального мышления, редко укладывающиеся в понятие «левая социалистическая политика». Первый раздел курса будет посвящен первым американским анархистам и анархисткам, бросившим вызов индустриальному капитализму и представительной демократии, вдохновившись политическими идеалами отцов-основателей США и практикой европейских утопических социалистов. Подробности — в карточках, записаться можно тут: @egalite_book_bot

Основанный Бенедиктом монастырь успевает посетить предпоследний король остготов Тотила, которому суждено было быть разгромленным византийцами: его королевство вскорости погибнет — детищу же Бенедикта суждено было дать начало великому множеству общин альтернативной жизни — ставших подосновой средневекового мира — цветущих и поныне: Бенедикт, таким образом, создатель политико-духовной общности безмерно, несравнимо более значительной, чем Империя (имеем ввиду великое семейство бенедиктинских монастырей — а тем самым и во многом всего западного монашества). VI. Стратегия за пределами государства #3: Укрепление ядра альтернативной политии Но мало просто уйти из Империи в Пустыню: нужно уничтожить в себе паттерны имперского поведения, мышления, чувствования и создать из себя нового не-имперского человека. Это знал, конечно, преподобный Бенедикт; но мы обратим внимание вот на что: параллельно его трудам в Италии — в Палестине трудились преподобные Варсонофий Великий (? – около 563) и Иоанн Пророк, чьи «Вопросоответы» составили веху в формировании христианской духовной традиции (авва Дорофей — их непосредственный ученик; Лествичник наследует им). Дело христианской духовной традиции — углубление пространства альтернативной (немирской, внегосударственной) жизни: ушедший из имперских пространств человек Империю продолжает нести в себе — в своем уме, сердце, привычках, поведении — и заражает ей пространства альтернативной жизни; нужно не только внешне, но и внутренне уйти из Империи в Пустыню, нужен не только внешний, но и внутренний Исход — вплоть до самого дна человека и дальше к соединению с Божеством: Иоанн и Варсонофий концептуализируют важнейшую для функционирования духовной традиции диаду старец — послушник, развивают дискурс и практики Иисусовой молитвы, бесстрастия, борьбы с лукавыми помыслами и т. п. важнейшие элементы христианского мистико-аскетического дискурса. Чтобы сбежать, нужно само место, куда можно сбежать; чтобы сбежать в Пустыню, для начала нужна сама Пустыня: Кассиодор и Бенедикт создают ее у себя в политически коллапсирующей Италии; Иоанн и Варсонофий в уже созданной Пустыне палестинского монашества крепят ее ядро. Кассиодор и Бенедикт создают Пустыню; Иоанн и Варсонофий обживают ее. Что делать в эпоху климатического кризиса, пандемии и войн? Отчаиваться, ждать финальной катастрофы? Нет: можно и нужно формулировать идеал христианской политики, обличать преступления Империи; верить в осмысленность и благость истории, утешаясь и утешая тем изнутри катастрофы; создавать внегосударственные центры всех возможных сфер жизни и культуры; создавать внегосударственные автономные политии; обживать и развивать их. Это так, ибо христианская эсхатология есть не боязнь финальной катастрофы, всеобщего уничтожения, а нетерпеливая радостная вера в конец мира сего, в смысле: в наступление Царства Божьего — этому миру суждено погибнуть, давая место Царству Божьему — в наступление спасенной, блаженной, восславленной, ангельской жизни — притом, коль скоро Христос уже искупил наши грехи, воскрес и вознесся, то мир сей разрушается, обваливается уже здесь-и-сейчас, а ангельская жизнь уже здесь-и-сейчас открыта — как именно ведь всегда и учили Отцы Церкви: надо здесь-и-сейчас оставить мир сей и уйти в Пустыню, жить как ангелы: так понятый Конец уже произошел/происходит: эсхатологическая жизнь уже открыта в Пустыне: мир сей — империи и королевства — проходит, уступая место Царству Божьему: «Ей, гряди, Господи Иисусе!». Читать полностью

12.05 19:00 Itaka Books "Разговоры об ангелах" Приглашаем вас в это воскресенье 12-го мая в 19:00 на семинар, посвященный книге Владимира Шалларя "Ангелы и способы производства"! Недавно вышедшая в издательстве "Эгалите" книга Шалларя — то ли главное философское произведение года, то ли выдающийся акт шарлатанства. Мы предлагаем всем желающим собраться и обсудить этот, так или иначе, кажущийся очень важным для современности текст. Ждём вас! "ანგელოზებზე საუბარი" გეპატიჟებით ამ კვირას, 12 მაისს 19:00 საათზე სემინარზე, რომელიც ეძღვნება ვლადიმერ შალარის წიგნს "ანგელოზები და წარმოების მეთოდები"! შალარის წიგნი, რომელიც ახლახანს გამოცემა "Egalite" გამოაქვეყნა, ან წლის მთავარი ფილოსოფიური ნაშრომია, ან "შარლატანიზმის"გამორჩეული აქტი. ჩვენ ყველას ვეპატიჟებით, რომ შეიკრიბონ და განიხილონ ეს ტექსტი, რაც ჩვენი დროისთვის მაინც ძალიან მნიშვნელოვანია. ჩვენ გელოდებით!

а с другой, — о огромных потерях в боестолкновениях (православное издание «Стол» предлагая своим подписчикам выбрать «слово или словосочетание» 2023 года среди прочих вариантов упоминало и «мясной штурм» — хочется плакать, забиться в припадке, разбить себе башку — победил «чушпан», после него — «скуф», «нейросети», «база», «марш справедливости», и только потом — «мясной штурм»; Господи, Господи, помилуй нас). Все это как будто бы ведет к тому, что современные вооруженные конфликты должны вестись в рамках режима усиленной дипломатии выторговывания уступок, а не постановки грандиозных сверхцелей и кончаться почетным миром, а не уничтожением противника: не массовые, не тотальные войны; профессиональные компактные армии, конфликты в форме полицейских операций и т.п.: скорее рыцарски-«благородные» и просвещенчески-«галантные», чем наемнически-«религиозные» и массово-идеологические войны. Как, однако, в таком случае расценивать в рамках этой модели идеологическое сопровождение современных вооруженных конфликтов в форме сверхриторики — явственный «привкус Армагеддона»? Можно было бы объяснять это через бодрийярианские эффекты: современная военно-политическая эсхатология как чистый симулякр, как чистый «постмодернистско»-медийный феномен, не рассчитанный ни на мобилизацию (власти, наоборот, успокаивают воюющие общества, что массовой мобилизации не будет, проводят её «частично», откладывают её и т.п.), ни на реальную цель уничтожения противника (ведь ядерное оружие все равно перевешивает любую мыслимую мобилизацию плюс материальная дороговизна подготовки военнослужащих и общественная, политическая дороговизна мобилизации плюс см. упомянутое голосование на «Столе»). Цымбурский, однако, в работе «Сверхдлинные военные циклы Нового и новейшего времени» — изданной еще в 1996 году! — предлагает следующее рассуждение. Да, ядерное оружие делает невозможной новую мировую, массовую, тотальную войну: невозможны войны по типу 1792-1945 гг. Но в XXI веке возможны войны по типу 1494-1648 гг.: Цымбурский предполагает, что постиндустриализм высвободит большой мобилизационный ресурс в виде деклассированных масс, что создаст относительный перевес мобилизации над уничтожением — ситуацию схожую с эпохой наемнических/«религиозных» войн: наемная форма комплектования войск, постановка грандиозных целей, ультрариторика «с привкусом Армагеддона»: Цымбурский в этом ряду упоминает и возможность обмена тактическими ядерными ударами. Если так, то ультрариторика — не симулякр, и речь и правда идет не о уступках и почетном мире, а о грандиозных целях и уничтожении противника (закрываем «Войны в Заливе не было» и открываем «Симплициссимус»). Войны XXI века, предполагал Цымбурский в 1996 году, будут совмещать наемничество, ультрариторику, нацеленность не на уступки и почетный мир, а на грандиозные цели и уничтожение противника — и ограниченное применение ядерного оружия. Это можно-таки все же совместить с «постмодернисткой» гипотезой: ведь реактуализация наемнических/«религиозных» войн — типичнейшний «постмодернистский» прием реактуализации в поздней современности той или иной культурной реалии прошлых веков, её монтаж в коллаж позднесовременной культуры — военной в том числе: абсолютная ядерная война слишком «серьезна», слишком «модернити», что предопределяет «постмодернистскую» игру в обмен тактическими ядерными ударами: один из феноменов прекаризации-виртуализации (деклассированные массы, о которых вел речь Цымбурский ведь и есть прекариат — виртуализированный пролетариат; ср. с: наемные отряды раннего модерна мобилизовали тогда еще только пролетаризирующиеся массы). Господи помилуй.

#Цымбурский различал с начала изобретения огнестрельного оружия четыре сверхдлинных милитаристских цикла — каждый по 150 лет: — 1350-1494: рыцарские войны с применением огнестрельного оружия. Со Столетней войны до Итальянских войн; — 1494-1648: войны наёмников. С Итальянских войн до Тридцатилетней войны; — 1648-1792: войны профессиональных армий. С Тридцатилетней войны до наполеоновских войн; — 1792-1945: войны массовых армий. С наполеоновских войн до конца Второй мировой войны. — 1945-? Смена этих циклов определяется соотношением средств мобилизации и средств уничтожения. Перевес средств уничтожения над средствами мобилизации приводит к следующим следствиям: тут конфликтующие стороны испытывая с одной стороны трудности с пополнением войск, а с другой испытывая тяжелейшие потери в боестолкновениях вынуждаются самим ходом вещей к постановке целей войны в виде уступок, где поражение принимает форму почетного мира: война как усиленная дипломатия. Такими были рыцарские войны с применением огнестрельного оружия и войны профессиональных армий. Перевес средств мобилизации над средствами уничтожения приводит к противоположным следствиям: конфликтующие стороны не испытывая трудностей с пополнением войск (мобилизация компенсирует потери в боестолкновениях), формулирует цель войны как уничтожение противника: тотальная война. Такой тип войны сопровождается тем, что можно было бы назвать ультрариторикой (Цымбурский говорит о «отсвете Армагеддона»): с одной стороны требуется идеологическое сопровождение перевеса мобилизации живой силы над её уничтожением (ультрариторика мобилизует людей на войну); с другой этот перевес толкает к ультрариторике, позволяя ставить грандиозные цели (воевать можно долго ведь мобилизация перешивает уничтожение) и тем определяя образ военной победы как уничтожение противника (ультрариторика формулирует цель уничтожения противника). Таковы войны наемников и войны массовых армий. Эта гипотеза сверхдлинных милитаристских циклов позволяет нам дезавуировать старый миф о «религиозных войнах»: ультрариторика («привкус Армагеддона») — симптом не какого-то особого религиозного фанатизма, а перевеса средств мобилизации над средствами уничтожения: в первом таком цикле «религиозные войны» велись не фанатиками, а наемниками — и в эпоху формирования капитализма, в раннем модерне: тут не было никакой особой религиозности, а нечто обратное, во втором — войны пришлись на эпоху «прогресса», атеизма, индустриализма: зрелый модерн — секулярная, если не прямо антирелигиозная эпоха. Модель Цымбурсого циклична. Гипотетический новый 150-летний милитаристский цикл, начатый в 1945 году, как будто бы должен характеризоваться перевесом средств уничтожения над средствами мобилизации, где войн стараются избежать, а если уж начинают их, то в режиме усиленной дипломатии — компактными (не-массовыми) армиями с редкими боестолкновениями, с целями вовсе не ультрариторическими, а формулируемых как предложения уступок, и с образом поражения не как уничтожения противника, а — почетного мира. Речь не только о ядерном оружии — сверхперевесе уничтожения над мобилизацией, сделавшей невозможной новую мировую войну, вместо которой человечество получило Холодную войну и серию прокси-войн (корейская, вьетнамская, афганская и т.д.), но и о, с одной стороны, дороговизне подготовки современного военнослужащего (материальная дороговизна мобилизации) и нежелании современных людей воевать (то есть о общественной, политической дороговизне мобилизации),⬇️

Всем, кто так долго ждал возможности заказать и быстро получить «Ангелов и способов производства» 🧚‍♂️ В петербургском Порядке слов пополнение. Спешите, говорят, в ангелах сейчас какая-то особая потребность.