Велесовь внукъ

Візерунки бойківських писанок. За виданням: "Літопис Бойківщини", №4, Самбір, 1934 рік

Три глотка хмельного В одной из самых архаичных и мифологизированных былин, Исцелении Ильи, богатырь обретает непобедимую силу, испивая хмельной напиток (квас, пиво или мёд). Дарителями священного напитка выступают загадочные странники или нищие. Былина не только содержит древнюю индоевропейскую мифологему одарения богом, воплотившимся в страннике, человека, оказавшего ему милость; она содержит ещё и необычно схожий с ригведийским мотив осушения героем трёх сосудов магического пития перед совершением подвига.

Говорил старый старец едино́ слово: «Ай же Илей, восстань ты на свои резвы ноги, Иди ты, Илей, к водоносу ты, Налей пива я́ндому, Принеси ты яндому пи́тия». Выстал Илей на свои резвы ноги, Пришел Илей к водоносу, Яндому захватил пития с водоносу, Приносил-то старцу единому. Старец говорит ему да й таково слово: «Да пей-ка ты, Илей, да сам яндому». Выпил Илья пития яндому, Почувствовал в себе силу да великую ... И выпил И́лей другу яндому, Услышал Илей в себе силу великую ... Говорил другой старец таково слово: «Ай же ты Илей, налей-ка мне пива яндому». Наливает Илей пива с водоносу, А приносит старцу-то другому, Проговорил ли старец таково слово: «Если приказать тебе третье пить яндому, Не удержать тебе силы великоя, Не удержать тебе силы богатырския».

Исцеление Ильи Муромца ["Онежские былины", зап. А. Ф. Гильфердинг]

Для убийства Вритры Индра выпил У Мануса выжатого сому – три озера сразу <...> (И) выпил три озера, полных сомы, Словно победный клич, все боги провозгласили победу

Ригведа V.29 [пер. Т. Я. Елизаренковой] Ещё более интересна эта близость в виду возникающей в народе контаминацией между Ильёй-богатырем и Ильей-громовником. Может быть, первоначально этот миф относился именно к Громовержцу, как это есть в Ригведе? Так или иначе, сказ об исцелении Ильи распространён крайне широко в землях восточных славян (в отличие от большинства былин, встречающихся только на Русском Севере) и несомненно уходит корнями в языческую эпоху.

На думку автора каналу, руська (східнослов'янська) форма слова "тереба" могла мати конотацію саме як служіння і жертвопринесення язичеським Богам, тоді як церковнослов'янська форма "треба" позначала більше служіння християнському богу. #етимологія

֎ ШАЯН КАК ПРЕДТЕЧА РОДНОВЕРИЯ ֎ Общеизвестно, что термин «родноверие» возник на сломе девяностых-нулевых годов из словосочетания «родная вера» (через посредство прилагательного «родноверческий»). Однако естественное объединение этих двух основ в одной словоформе можно обнаружить и в более ранние времена. Так, у Владимира Шаяна, украинского эмигранта-санскритолога и одного из основоположников славянского языческого возрождения, в его разборе знаменитой «Велесовой книги» можно прочесть следующие строки, раскрывающие его понимание монизма и генотеизма, датированные 1970-ыми годами:

Я ніде не стрінув такого ясного і рішучого визнання генотеїзму, як саме в тексті Книги Велеса. Сварог є єдиний, всеобіймаючий. Сварог є єдиний, многопроявний. Сварог є многоіменний. Він і інші Боги є многоназивні і тисячоіменні. Вони разом творять Єдину Єдність Всесвіту, Небес, Світу Духів Предків і Невидимого Світу Прав'я. Ця могутня Всеєдність обнята однією всеобіймаючою стрункою концепцією СВАРОГА, прикметною для Віри наших прапредків. Закиди, видвигнені проти мене т.зв. «реформаторами» є безпідставні та незгідні з правдою, бо ж кожний мій учень у перших лекціях довідується про генотеїзм як із навчання, так і з численних поем і гимнів. Звужена і спрощена концепція, що мовляв, вистачить переіменувати і назвати християнського Бога — ДАЖБОГОМ і ось він вже рідновірний [выделение наше — прим. В.]! Такі концепції мали жиди в добу культу ЯГВЕ і магометани в культі Аллаха. Завважмо, що навіть християнізм не є монотеїзмом в єврейському сенсі, але ТРИЄДНІСТЮ ТРІЙЦІ. Отже, це теж генотеїзм. Закидати нашим предкам примітивний політеїзм — це карикатура і глум над правдою про нашу і інші арійські Віри як Ригведа та Авеста.

Согласно Гераклиту, «Мудрым [Существом] можно считать только одно: Ум, могущий править всей Вселенной»; «Мудрое» связывалось им с Зевсом: [Он говорит также, что суд над космосом и над всеми находящимися в нем совершается через огонь, так как он выражается следующим образом]: Всем управляет перун*, [т. е. он направляет; перуном же он называет вечный огонь, он говорит также, что огонь разумен и является причиной управления всем]», «Единое, единственно мудрое не желает и желает называться именем Зевса». Славянское «Сказание, как сотворил Бог Адама» упоминает, что Бог, создавая человека, взял «от облака — мысли», в разных вариантах «Голубиной книги» такие проявления Перуна как облака и дождь соотносятся с мыслями:, «У нас ум-разум самого Христа, / Наши помыслы от облац небесныих», «Ночи тёмные от дум божиих, / Дожди сильные от мыслей божиих», а Гельмольд в «Славянской хронике» (12-ый в.) пишет, что Святовит (полабск. *Svątevit) — под этим именем Перуна почитали руяне — «самый убедительный в ответах», что позволяет соотнести Перуна с Божественным Умом. Кроме этого, можно выделить и другие сходства между образом славянского Перуна и богословием Гераклита. Так, вечный огонь связан с логосом (др.-греч. λόγος ‘слово’): «Превращения огня: сначала — море, море же — наполовину земля и наполовину престер. [Это значит, что огонь посредством всеуправляющего] логоса [и бога через воздух превращается в воду — как бы семя мирообразования, которую он называет] морем; [из воды же происходит земля и небо и все между ними находящееся. Каким же образом он в обратном направлении восстанавливается и возжигается, он разъясняет так]: море мерами разлагается по тому же логосу, какой и прежде был до возникновения земли», а «Голубиная книга» соотносит божественную речь с громом, ещё одним проявлением Перуна: «Оттого у нас в земле громы пошли — / От глагол пошли от Господниих». Высказывания Гераклита о начале и конце космоса, такие как «Вселенная конечна, и мир один. Возникает он из огня и вновь исходит в огонь попеременно, в течение всей вечности; совершается это по Судьбе» или «Этот космос, один и тот же для всего существующего, не создал никакой бог и никакой человек, — но всегда он был, есть и будет вечно живым огнём, мерами загорающимся и мерами потухающим», заставляют вспомнить о роли Перуна в белорусской космогонии: «Когда-то ещё мир только начинался, так ничего нигде не было. Везде стояла мёртвая вода, а среди воды торчал то ли камень, то ли ещё что. Один раз Перун как разыгрался и давай швырять стрелы в этот камень. От его стрел выскочили три искорки: белая, жёлтая и красная. Упали те искорки на воду; с этого вся вода замутилась, и мир замутился, как тучи. Но через некоторое время, как всё просветлело, ясно стало — где вода, где земля» и Ильи (< Перуна) в украинской эсхатологии: «От крови [Илии] мир займётся и перегорит, громы загремят, земля затрясётся». Характерно, что в этих мифах рождение и кончина мира происходят посредством огня. * — Конечно, Гераклит не говорил о древнеславянском боге: «перун» здесь — всего лишь вольность переводчика, но символично, что слово κεραυνός ‘молния’, которое стоит в древнегреческом оригинале, созвучно имени славянского Громовника, и некоторые лингвисты действительно предполагают между ними этимологическую связь.

Древнегреческое слово φιλοσοφία дословно переводится как ‘любовь к мудрости, любомудрие’ и, по сообщению Диогена Лаэртского, его впервые ввёл Пифагор: «Философию философией, а себя философом впервые стал называть Пифагор <...>; мудрецом же, по его словам, может быть только бог, а не человек. Ибо преждевременно было бы философию называть „мудростью“, а упражняющегося в ней — „мудрецом“, как если бы он изострил уже свой дух до предела; а философ — это просто тот, кто испытывает влечение к мудрости». Сократ, раскрывая это понятие в диалоге «Пир», объясняет любовь как стремление к чему-либо, чем индивид не является и не обладает [ср. семантическую близость корней *ljub- ‘любить’ и *vol- ‘хотеть’ в славянских языках, напр. сербхорват. волети ‘любить’, при заљубити се ‘влюбиться’], и поэтому Эрот, любящее начало, в его понимании — это великий даймон-философ, которого до́лжно чтить всем философам. С этими представлениями также рифмуется смоленское боговать ‘думать, размышлять’. Можно вспомнить также поздневедийский рассказ о Начикетасе, сыне праведного брахмана, принёсшего в жертву богам всё своё имущество. Полагая, что отец принесёт в жертву и его, он трижды спрашивает его: «Отец, кому ты меня отдашь?», на что разгневанный отец отвечает: «Смерти я тебя отдам!», после чего послушный сын отправляется в обитель Ямы, Владыки Мёртвых, где три дня пребывает без еды и воды; когда Яма возвращается в своё царство, то принимает Начикетаса как почётного гостя и предлагает тому выбрать три дара. Начикетас просит Яму успокоить гнев своего отца после своего возращения домой, затем — рассказать ему о небесном огне и бессмертии высших существ. В ответ Яма подробно рассказывает сыну брахмана об огне как начале мира и устройстве жертвенного алтаря. Наконец, пользуясь третьим даром, Начикетас спрашивает Владыку Мёртвых о том, что ждёт человека после смерти. Яма не желает отвечать на этот вопрос и предлагает мальчику различные дары, но тот от них последовательно отказывается, и в итоге Яма отвечает ему, раскрывая при этом многие смежные вопросы. Миф о Начикетасе демонстрирует сложную связь между мифологией и философией, при этом немаловажно, что др.-инд. nāciketas означает ‘не знающий’ и — стоит добавить — поэтому ищущий пути к знанию, за которым он обращается к Владыке Мёртвых, что рифмуется с древнегреческими представлениями о стремлении к мудрости. Но если мудры только божества, то философия или любовь/стремление-к-мудрости есть не что иное, как воля-к-обожению, попытка посмотреть на вещи глазами Божества и увидеть за ними самое важное, главное и подлинное, увидеть Нечто Иное, увидеть Божественное. Инструментом философии, который помогает человеку приблизиться к Божественному, является человеческий ум, ибо он является проекцией Ума Божественного.

ПРАТЬЯБХИДЖНЯ (санскр. pratyabhiñā – узнавание) – один из ключевых терминов индийской философской традиции, впервые введенный грамматистом и ведантистом Бхартрихари в трактате «Вакьяпадия». Пратьябхиджня более всего напоминает здесь платоново «припоминание» (ἀνάμνησις): с точки зрения Бхартрихари, всякое знание уже латентно присутствует в сознании того, кто слушает, а произнесенное речение лишь косвенно способствует постижению смысла в мгновенной вспышке интеллектуальной интуиции. В традиции веданты это означает, что «освобождение» уже изначально заложено в самой природе сознания и важно лишь внезапно осознать в себе эту сущность, вечно пребывающую внутри каждого живого существа. Особую роль понятие «пратьябхиджня» стало играть в учениях кашмирского шиваизма. В системе Абхинавагупты пратьябхиджня рассматривается как требование, вменяемое адепту (садхака): сам Шива должен быть внезапно «узнан», «припомнен» как та внутренняя сущность в сердце адепта, которая составляет не только основание его сознания, но и абсолютное обещание освобождения. В узком смысле слова «пратьябхиджня» – название одной из школ в рамках кашмирского шиваизма. Базовым текстом школы считаются «Ишвара-пратьябхиджня-карики» («Карики об узнавании Господа»), написанные в нач. 10 в. Утпаладевой и позднее прокомментированные Абхинавагуптой. Н.В.Исаева