Субботин

МЫ ПОБЕДИЛИ – Ложись, Сашка, ложись! Кто там, не видел? Вот ведь напоролись… Ой, дурной фриц, дурной! Он что, не знает, что война-то уже кончилась! Мы победили! Что-то прям остервенел, лупит и лупит! Саш, крикни ему Гитлер капут! Дай закурить! Ничего, сейчас мы его выкурим! Саш, ты можешь крикнуть, что если он сдастся, жизнь ему сохраним. Посудим, конечно, но в честь победы, так уж и быть, снисхождение объявим. Да, вернусь, мамка обрадуется. Представляешь, я живой и с медалями. Ну, положим, мог бы и побольше получить. Тяжело, конечно, будет, но война-то уже кончилась. Всё теперь в наших руках! Строй, паши, рожай! Бояться больше нечего! Знаешь, Саш, будто новая жизнь начинается. Даже не верится. Да что он там, озверел совсем?! Вот скажи мне, Саш, он что, не хочет мирной жизни? Все его генералы уже сдались, а проклятый фюрер застрелился. А вот ему одному, дураку, неймётся! Боится? Ну, положим, бояться ему следует. Но так мы его справедливым судом судить будем. Мы не они. Если он честный солдат, а не какой-то там военный преступник, то и шабаш. А если уж какой-то такой, то тут извини-подвинься. Да, горя много принесли, гады! Гитлер капут, дурак!! Уж и не знаю, увижу ли я своего отца. Да, в Польше где-то. Мать писем от него уже полгода не получала. Дай закурить! Зато если уж вернётся, то иконостасами померяемся, конечно. Ну, женюсь, само собой. А как же без этого? Ну тебе рано ещё об этом знать. Сколько тебе? Ну вот, а мне через месяц уже 22 будет. Ой, дурак! Чтоб у него патроны закончились. Почему нет? Раньше думали, что и фашисты никогда не кончатся, а вот видишь, как вышло. В общем, отставить упаднические настроения! Только с крышей морока будет. Да как весна, так одно и тоже. Ну ничего, вернусь, всё сделаю. Победили же! А что у нас, Саш, рук что ли нет? А… ммм…ааа… Да, Саш, попал гад… Собака… Больно… Давай, давай… Ну что, накрыли? Ох… Ну, молодцы, молодцы… Да ты что, Саш. Да не плачь, дурак! Мы же победили! Хватит слёз уже. Мы ведь даже сейчас победили! Что ты, Саш? Мы победили… 09.05.2021

Мы — народ победитель. Каждая российская семья это потомки тех, кто столетиями одолевал врагов, приходящих со всех сторон света. В нас течет кровь тех, кто смог выстоял и победил! А значит, Победа всегда будет за нами! С Днем Победы, братья и сестры!

БАТАЛЬОН САБУРОВА – Наконец и до нас очередь дошла, – говорил Коваленко – худой мужчина интеллигентного вида в очках, крутящий руль большого серебристого внедорожника. – Спасибо нашему мудрому руководству! Автомобиль летел по грунтовой дороге, поднимая за собой клубы пыли. Рядом с водителем сидел пузатый полковник ВСУ. Он хмурил брови, часто моргал, вращал выпученными глазами, производя странное впечатление. – Слышал, что контингент вашего батальона какой-то особенный, – бросил он. – Да, – согласился Коваленко. – Собрали всех лучших. Странно, что до сих пор нас держали в тылу. – На то воля президента, – буркнул полковник и сурово спросил. — Может с идеологией у новобранцев что-то не так? – Нет, с этим полный порядок. Все как один готовы сражаться за Украину! Автомобиль наехал на яму, его тряхнуло, и у водителя едва не слетели очки. – День начинаем с пения гимна, гимном и заканчиваем, — продолжал он. – Слышали бы вы, как они поют. Заслушаешься! Жалобно так... – Почему жалобно? – озадачился полковник с подозрением. – Манера, манера у нас такая, – испугавшись и быстро поправившись, успокоил Коваленко. Автомобиль свернул в сторону и въехал в лес. – А есть в батальоне особенно подготовленные к ожесточённым боям? – поинтересовался полковник. – Там все гении военного дела, – обрадовался водитель. – Вот, взять Сивоху. Славный солдат! Воевал с русскими во всех горячих точках, начиная с Вьетнама! Половник задумался и с недоумением посмотрел на Коваленко, а тот вдруг добавил: – И это в свои 20 с небольшим лет! – Как это в 20 лет? Коваленко почему-то смутился, закашлялся и тут же перевёл тему: – Есть ещё Степанюк, тот мастер по связи. Все переговоры русских перехватывает и делает доклады о ситуации на фронтах. – Связист? – деловито осведомился военный. – Какая аппаратура? – А чёрт его знает, – отмахнулся Коваленко. – У него какая-то своя. Из космоса сигналы ловит! Полковник насторожился, информация стала казаться ему странной. А Коваленко между тем добавлял новые подробности: – Но главной звездой нашего батальона является, конечно, Герун. Большой человек. В своё время вместе со шведским королём с русскими воевал. Стратег! Прекрасный главнокомандующий! – У нас свой главнокомандующий, но если это тот, о ком я думаю… Однако продолжить полковнику не удалось, потому что у Коваленко зазвонил телефон. Он взял трубку: – Да, да, подъезжаем. Конечно, стройте. В эту минуту автомобиль покинул лес и выкатил на поле, посреди которого на холме показалось жёлтое здание, обнесённое высоким забором. – Вот и прибыли, – сообщил водитель. Тяжёлые ворота скрипнули, и автомобиль въехал в расположение батальона Сабурова. Увиденное вызвало у полковника сначала удивление, затем ироничную улыбку, а после возмущение. Он вышел из машины и быстрым шагом направился к строю будущих солдат украинской армии. Выстроенные в три ряда, в больничных пижамах, они нескладно топтались под присмотром крепких санитаров, не дававших им разбежаться. – Это что?! – ещё на ходу заревел полковник. – Куда вы меня привезли? Это дурдом? – Не дурдом, – семеня за полковником, поправлял Коваленко, – а психиатрическая больница! – И с ними я должен воевать против русских? – кричал полковник. – Русских! Русских! Русских на гиляку! – загомонили пациенты на все голоса. – Я с ними ещё во Вьетнаме воевал! – завизжал, очевидно, Сивоха. – Замолчи, дурак! – обратился к нему небритый мужчина с дикими глазами. – Я до тебя вместе с Карлом под Полтавой с ними бился! – Ты кто такой? – подскочил полковник к Геруну. – Не узнаёшь гетмана? Я Мазепа! – Это я Мазепа, идиот! – плюнув, рявкнул полковник и, развернувшись, пошёл назад к автомобилю. – Постойте! Но ведь мобилизация! Президент разрешил брать в армию психически больных! – затараторил вслед полковнику главврач Коваленко. – Мы – патриоты. А победа Украины?! И полковнику, назначенному командиром Сабуровского батальона, подоспевшие санитары не позволили покинуть расположение части. – Доклад о перехвате переговоров можно сделать? – подойдя к Коваленко, спросил Степанюк. – Зубные коронки после приёма невыносимо болят...

УКЛОНИСТ В убогой хатке на окраине села у берега реки Тиса под потолком тускло тлела грязная лампочка, питаемая генератором. Возле крошечного окна, в которое бился бешеный ветер, неся с собой крупные капли дождя, за грубым столом сидел Гайдук. Он будто решал пасьянс. Только вместо карт перед ним лежала горка купюр. Доллары, евро, гривны — они любовно сортировались и складывались в стопки. Банкнотный хаос превращался в порядок, радующий глаз. Работа Гайдука подходила к концу, но в тот момент, когда часы показали полночь, снаружи в окно кто-то громко ударил. Гайдук подскочил и прислушался. Стук повторился. – Гордей! – крикнул Гайдук. – Гордей! На зов явился заспанный и небритый толстяк. Он зевал и тёр руками глаза. – Иди, посмотри, кого там черти принесли! И прогони! – приказал Гайдук, а сам быстро накрыл стол байковым одеялом. Через минуту порог комнаты медленно переступил неизвестный в военной куртке. Тень от капюшона надёжно скрывала его лицо. Гость вымок, и с его появлением комната наполнилась запахом прелой сырости. – Вы кто такой? – рассердился Гайдук. – Зачем пришли? Что вам надо?! Гость осторожно и мягко прошёл вперёд, оставляя на полу мокрые следы, и приблизился к хозяину. – Я — уклонист, – тихо произнёс незнакомец. Гайдук вздрогнул, вглядываясь в сумрак под капюшоном, и машинально накрыл рукой байковое одеяло. – И что мне с того? – не своим голосом промямлил Гайдук. – Вы переправляете уклонистов через Тису, – спокойно заявил уклонист. – Кто вам сказал?! Гайдук оттолкнул гостя от себя, и в этот момент ему показалось, что от уклониста веет не дождевой сыростью, а донной тиной. – Я этим не занимаюсь, – отказался Гайдук, стреляя глазами по сторонам. Затем, чтобы подбодрить себя, крикнул в сторону двери: – Гордей! Гордей! Ты залил дизель в генератор?! Он же отключится! – Не отпирайтесь, – вновь мягко заговорил гость. – Я не из пограничных войск. Сейчас в стране сложная ситуация, а вы помогаете хорошим людям не стать пушечным мясом. И вам много не надо! Только для безбедной старости берёте за перевоз очень скромную сумму. Гайдук застыл в центре комнаты, его трясло мелкой дрожью. – Кто вы такой? – вскричал он. – Вы повторяете мои слова! Вы меня знаете? – “Перевезём через границу в лучшем виде на автомобиле! У нас всё схвачено!”, так? – монотонно продолжил цитировать уклонист. Лампочка под потолком угрожающе замигала. – Гордей! – вновь позвал Гайдук, бросив взгляд на дрожащий источник света. Уклонист сел за стол, приподнял одеяло и одобрительно качнул головой. – Среди этих купюр есть и мои деньги, – сказал он. – А-а, – облегчённо догадался Гайдук, и прежняя наглость вернулась к нему. – Значит, вы обращались к моим услугам. И что вы хотите? – Меня вернули, – сказал гость. Гайдук усмехнулся. – Нет-нет! – замахал он рукой. – Если вы хотите получить назад свои деньги, это не ко мне. Чёртова лампочка, почему она мигает?! Гордей! – Мне не нужны деньги. – Хорошо! Тогда зачем пришли? Снова переправиться на тот берег? – Ты обманул меня, пообещав комфортное пересечение границы в автомобиле, а вместо этого бросил на берегу! Дал лодку и сказал... – Послушай, дорогой! Ситуация меняется... – Плыви, – не обращая внимания на возражения, продолжал уклонист, – и меня вернули. – И что теперь?! Я не отвечаю за чиновников ЕС. Они заключили договор с властями Украины на возврат уклонистов! – Власти Украины не с ними заключили договор. – Как бы то ни было, это не моя проблема, что вас вернули... Из Румынии? – Нет, – уклонист поднялся. – Из Венгрии? – Нет, не из Венгрии. Дальше. Гость сделал шаг в сторону Гайдука, и вместе со светом лампочки задрожала вся комната. – Откуда? Франция? Германия? – Из мест более отдалённых, – мрачно сообщил гость, наступая на хозяина. Гайдука вновь охватил животный ужас, и в последних отблесках тающего света уклонист сорвал с себя капюшон. – Гордей! – то ли прокричал, то ли простонал Гайдук, перед которым мелькнуло разбухшее лицо утопленника с неподвижными, покрытыми белёсой плёнкой глазами. – Он не придёт! – ответил гость, и лампочка под потолком окончательно потухла.

ДОГОВОР МАШИНЫ ШПОРОВА – Это уже пятый за неделю, – мрачно сказал Марк своему коллеге. – А зачем им теперь жить? – спросил тот. Марк не знал ответа на вопрос. Он посмотрел вверх на распахнутое окно, откуда выпрыгнул человек. Теперь он лежал на асфальте со свёрнутой шеей. Двум уборщикам оставалось положить тело в пластиковый мешок и отправить его беспилотным фургоном в морг. Когда вечером Марк поднимался на шестьдесят пятый этаж в свою маленькую квартирку, на улице шёл проливной дождь. Войдя внутрь, он обнаружил нежданного гостя, расположившегося на кухне. Сухощавый молодой человек в очках, русый, в сером костюме спокойно сидел на стуле. Зная, кому принадлежат такие костюмы, Марк не удивился способности незнакомца открыть биометрический дверной замок. Марк вошёл в кухню и безразлично спросил: – Чаю? Гость кивнул. Чайник вскипел быстро, и Марк поставил две дымящиеся кружки на стол. Незнакомец взял одну, отпил и причмокнул. Затем покашлял, прочищая горло, и вежливо сообщил: – Меня зовут Томиш. Мне жаль, Р-0467... – Предпочитаю, чтобы меня называли Марк, – перебил Марк. – Простите, – поправился гость и повторил, – Мне жаль, Марк, но вы в третий раз нарушили второй пункт 27-й статьи Договора. Марк вздохнул и, сев напротив, взял вторую кружку. – Дальше, – сказал он. – Запрещено создание и распространение предметов изобразительного искусства. В данном случае речь идёт о живописи. – Что будет с моим творчеством? – Его уничтожат, – невозмутимо сообщил Томиш. – Мои скромные труды не дают вам покоя, – вымолвил Марк и, откинувшись на спинку стула, задрал голову к потолку. – Ошибаетесь, – мягко поправил гость, вращая кружку кончиками пальцев, – ваш труд полезен. Вы занимаетесь уборкой улиц. – Когда-то этим занимались и вы, – огрызнулся Марк. – Очень короткое время, – спокойно возразил Томиш. – Каждый работает там, где приносит наибольшую пользу. Марк отвернулся и посмотрел в окно. В сырой темноте силуэт города переливался огнями. Марк засопел, пытаясь найти слова, чтобы выразить мысль, но не смог. – Где прячете холсты? – ласково спросил Томиш. Марк поднялся. – Холсты? – усмехнулся он и, постояв в нерешимости, вышел. Из комнаты послышались возня и грохот падающих коробок. Затем Марк вернулся с крохотной картиной. Это был написанный маслом городской пейзаж. Томиш взял картину и снисходительно улыбнулся. – И стоило ради этого нарушать Договор? – Вы хотите, чтобы я выпрыгнул из окна, как сотни других? Томиш взял лежащие на столе ручку и блокнот. – Вас не принуждали подписывать Договор, – напомнил он, водя ручкой по бумаге. – У вас есть работа, и вам будут платить, даже если обязанности исполняются плохо или не исполняются вообще. В ответ вы обещали не иметь детей и не заниматься творчеством. – Нелепое требование, – нахмурился Марк, подойдя к окну. – Отнюдь, – Томиш поднял голову. – Количество людей сокращается, и скоро человечество сократится до размера, неспособного наносить вред планете, бессмысленно тратя её ресурсы. – Я не про то. Ты даже не понял меня, – повернулся к нему Марк. Томиш вновь склонился над листом и после короткой паузы ответил: – Я понял тебя. Творить разрешено лишь человеческим элитам, их творчество необходимо как след в истории, артефакт, музейный экспонат. Творчество нельзя множить, иначе оно потеряет всякую ценность. А настоящее искусство могу создать только я. – Не верю! – внезапно вскричал Марк. – Искусственный интеллект не способен создать новое и лучшее, он не сможет заменить человека! Томиш встал, взял картину Марка и положил её во внутренний карман пиджака. – Картину я забираю. За вами придут через полчаса. У вас есть время подготовиться. Томиш направился к выходу. – Зачем тогда живёт человек? – крикнул ему вдогонку Марк. – Не знаю, – покачал головой Томиш. – Я создан лишь для того, чтобы помогать людям, упрощая их жизнь. Томиш ушёл, оставив на столе великолепную картину, выполненную модулем Технического Отдела Машины Искусственного Интеллекта Шпорова. Даже Томиш писал лучше Марка. Что уж говорить о специализированных модулях! Марк распахнул окно. В его лицо полетели капли дождя.

Друзья! Новая миниатюра будет завтра! Хороших выходных!

ПРЕМИЯ – Гриша, дорогой, не узнаю тебя! – воскликнул Совков, поправляя очки в толстой оправе. – Ты всегда так хлёстко писал о России, а тут – срезался. Нет-нет, не спорь! Срезался! Главный редактор интернет-издания «Мрачная Россия» Совков отложил черновик статьи, потёр лысину и, подперев ладонью рыхлый подбородок, задумался. Он был убеждён, что его издание катится в пропасть. Всё началось с признания «Мрачной России» иноагентом и включения Совкова в перечень экстремистов и террористов. Затем из-за сокращения финансирования из западных фондов пришлось переехать в окраинные трущобы Риги. И возвращения к прежней роскоши в виде кофемашины в личном кабинете не предвиделось. Последней надеждой Совкова остался Гриша Сонин, скудоумный, но преданный малый, работающий буквально за еду. Его хобби – ночной просмотр низкобюджетных фильмов ужасов, содержание которых он пересказывал в своих статьях – помогало ему выдавать читателям всякий вздор за российскую действительность. Но последняя статья, над которой Гриша трудился месяц, и которая, по мнению Совкова, могла бы вернуть изданию былое благосостояние, вышла провальной. – Гриша, я не чувствую атмосферы концлагеря! – тыкал Совков толстым пальцем в листы. Гриша сидел перед редактором и хлопал белёсыми ресницами. – В стране - концлагерь, понимаешь?! – не унимался Совков. – Никого не выпускают, беззаконие, орудуют спецслужбы! Людей хватают на улицах и отправляют на убой на фронт. А у тебя? Беспилотник упал в поле? Кстати, как у тебя со здоровьем? – вдруг спросил Совков. – Хронических заболеваний нет? – Нет, – неожиданно басом ответил щуплый Гриша. – Это хорошо! – обрадовался редактор и встал, чтобы размять ноги. – Но мне понравился эпизод встречи военнослужащих и мирных граждан. Сам придумал или из фильма взял? – Сам, – глупо улыбнулся Гриша и покраснел. – Уу, мой садист! – потрепал Совков журналиста. – Но этого мало. Тебе бы фактуры набраться, побывать в среде ужаса и кромешного ада. Тогда люди будут читать и верить: вот это и есть современная Россия. – Так, где же мне всё это найти? – пробубнил Гриша. – В России меня сразу арестуют. – Решительные времена требуют решительных мер, – уверенно сказал Совков, подойдя к окну и посмотрев на мрачный и грязный переулок. – Это я к тому, что тебе следует отдохнуть, развеяться. Поездить по Европе. Гриша ухмыльнулся. – Поездить по Европе? С российским-то паспортом? Из-за него на меня косо смотрят и счёт в банке открыть не дают! – Вот здесь ты прав! – подхватил редактор. – Это дело серьёзное. Поэтому для тебя, как для ценного сотрудника, я кое о чём договорился. – Премия? – заволновался Гриша. – Можно и так сказать… – пространно ответил редактор. – Приходи завтра пораньше, будут европейские чиновники, они тебя и поздравят. На следующий день радостный Гриша вошёл в редакторский кабинет, где его встретили довольный Совков и два странных незнакомца в дорогих, но чрезвычайно узких пиджаках. Лица гостей выражали мрачную тупость, отчего Гриша смутился, но не растерялся, предвкушая приятный сюрприз. – Дорогой Гриша, – начал Совков, поднимаясь из-за стола. – Я договорился с этими господами о твоём будущем в Европе. Теперь ты избавишься от гнёта российского авторитаризма и станешь полноценным европейцем. Гриша заулыбался. Чиновники тоже поднялись. – Тебе будут доступны европейские образование и медицина, ты сможешь ездить без ограничений в 148 стран мира! Гриша заулыбался ещё сильнее. – Тебя ждёт европейская пенсия, права человека и прочие блага западной цивилизации. И всё благодаря этим господам. Ты мечтал об этом? Гриша кивнул. – Тогда позволь в торжественной обстановке вручить тебе заветный документ! Совков достал из стола паспорт Украины. Не понимая, что происходит, Гриша взял в руки синюю книжицу. И как только это случилось, европейские чиновники, что-то крича на украинском и грязно матерясь по-русски, подхватили несчастного Гришу и понесли к выходу. Провожая их, редактор успел крикнуть своему журналисту вдогонку: – Фактуры на фронте наберись! Почувствуй атмосферу концлагеря! Иначе про мрачную Россию мы ничего не напишем!

ИМИДЖ Два американца неспеша прогуливались по киевской Площади Независимости вокруг потерявшего смысл монумента. Стояла солнечная погода, но лица иностранцев были мрачны. – Ты знаешь, Джон, имидж Украины в мире упал, – деловито говорил толстый Стив в мятом сером костюме и несвежей с дороги рубашке. Его седые усы топорщились, как обувная щётка, а короткие пухлые руки он заложил за спину. – Нам всё сложнее объяснять людям, почему мы должны помогать украинцам. А это создаёт политические и экономические проблемы. – Мы здесь напряжённо работаем над имиджем, – с готовностью ответил Джон, щуплый американец с подвижным лицом и часто моргающими глазами. – Мало работаете! – Стив вдруг остановился и навис своим большим телом над коллегой. – Прошу вас, не так громко, – почему-то испугался Джон. Стив озадачено посмотрел по сторонам, выискивая среди случайных прохожих русских шпионов, а Джон продолжил: – Мы делаем всё, что в наших силах. Военное положение… Россия наступает… Хорошо, что границы закрыты… – Джон, – перебил Стив, – ты советником в Украине недавно, верно? – Да. – И ты уже подхватил вирус восточноевропейского тоталитаризма. Забыл, что на Западе хороший имидж страны зависит не от закрытости границ, а от их открытости, – Стив двинулся дальше, за ним засеменил Джон. – А ещё нас в Вашингтоне волнуют русские технологии, работающие на разрушение имиджа Украины... Стив замер в задумчивости и, засунув руки в карманы мешковатых брюк, брезгливо посмотрел на монумент. Он показался ему пошлым. – Мы запретили консульские услуги для украинцев за рубежом, – тихо пробубнил Джон. – Это вынудит их вернуться на родину, что повысит имидж страны… – Что? – очнувшись от своих мыслей, переспросил Стив. – Опять запрет, Джон? Мы точно говорим об одном и том же? Имидж Украины, так? Как запреты и урезание свобод его повысят?! Джон растерянно отвёл взгляд. – Так, о чём я? А! Технологии русских. Я сам видел, как член республиканской партии, выступая с трибуны, требовал разгрома Украины. Представляешь? – Представляю, – печально кивнул Джон. – Это не смущает? – Уже нет. – Странно, – подняв брови и пожав плечами, удивился Стив. – И что интересно, республиканец, как только чувствовал, что пыл его иссякает, сразу заглядывал в смартфон. Будто читал инструкции от ФСБ и с новой силой начинал громить Украину! – Сейчас мы активно наступаем здесь на свободу слова, – вдруг брякнул Джон. – Запрещаем соцсети и отдельные информационные каналы, ограничиваем связь украинцев с миром. Спецслужбы применяют самые жёсткие меры. В докладе в Вашингтон вы смело можете указать, что имидж Украины скоро повысится… Джон хотел продолжить, но, подняв голову и посмотрев на своего старшего коллегу, лицо которого приняло лиловый оттенок, замолчал на полуслове. – Джон! – громко и чеканно обратился Стив. – Ты спятил! Отсутствие свобод не повышает, а разрушает имидж в глазах общественности! – Тише, тише, – засуетился Джон. – Вы не понимаете, тут особые обстоятельства… – Какие к чёрту обстоятельства! – воскликнул Стив и охнул. Ему в затылок прилетел камень. Стив схватился за ушибленное место и, моргая, медленно повернулся назад. Перед ним стоял испитый тощий мужчина в деревенской рубахе и подкидывал в руке другой камень. Недружелюбный абориген что-то выкрикнул. – Кто это? – удивлённо спросил Стив. – Что он хочет? – Он сказал, – засмущался Джон, – примерно следующее: американская собака, где наши деньги? – Как… Какие деньги? – Которые США обещали на войну с Россией. Говорю вам, здесь обстоятельства... – Это русский шпион! – закричал Стив. В ответ в него прилетел другой камень. Через полчаса запыхавшийся от бега Стив сидел в автомобиле скорой помощи с забинтованной головой. – А теперь хотите посмотреть на те самые русские технологии? – смущённо спросил Джон, протягивая коллеге смартфон. – Что?! – заревел Стив, и аппарат в его руках задрожал. – Сволочи, мерзавцы, подлецы! – Сохранить имидж Украины можно только при условии незнакомства с ней, – проговорил Джон. – И мы над этим работаем. На экране смартфона светились многочисленные отзывы украинцев о жителях стран всего мира.

Дорогие друзья! Участие в трёхдневных мероприятиях Мастерской Новых Медиа вынуждает перенести публикацию очередной новеллы на ближайший вторник. Спасибо за понимание!

БАЛЕТ Пуансон – директор новой Оперы Мистерио, современного арт-пространства в Париже, сидел в своём кабинете, когда внутрь вошёл посетитель в хлюпающих шлёпанцах. Пуансон, крайне занятой человек 57 лет, худой, взлохмаченный и в серебряных очках на длинном тонком носу, не отрываясь от монитора крикнул каркающим голосом: – Билетов нет! И не будет! Распродали за полчаса! За день до премьеры спектакля русского балета ажиотаж среди французов, ещё не забывших, что значит получать наслаждение от истинного искусства, был велик. Но тут Пуансон уловил чутким носом терпкий запах, состоящий из смеси лука и перегара с оттенками чего-то прогорклого и кислого. Это веяние заставило директора выглянуть из-за монитора и найти взглядом источник неподходящих для атмосферы искусства паров. Перед ним в кабинете, подбоченясь, словно на базаре, возвышался неизвестный в экзотической, очевидно, народной рубахе, шортах и шлёпках на босу ногу. Он осматривал кабинет Пуансона и непроизвольно корчил презрительные гримасы. – Билетов нет, – повторил Пуансон, но уже не так уверенно, догадавшись по виду, что билетов гостю не надо, а о существовании балета тот узнал только сегодня. – Вы должны отменить русские пляски! – твёрдо произнёс гость с диким акцентом, почёсывая огромной рукой волосатый живот. – Почему? – оторопел Пуансон. Пуансон несколько лет ожидал должность директора этой культурной площадки, и ещё дольше мечтал о том, чтобы именно ему выпала честь привезти в Париж русский балет, перед котором он трепетал и преклонялся. И теперь, когда до воплощения мечты оставались часы, над ней нависла дурно пахнущая тень страшной угрозы. – Быдлу не место в Европе, – произнёс незнакомец. – Пусть пляшут на своих болотах! Пуансон вежливо покашлял, пытаясь во время паузы сообразить, о каком быдле идёт речь, но не сообразил. Вместо этого он осторожно осведомился: – А вы кто? – Это не имеет значения! – гость неторопливо и по-хозяйски подсел к столу. – Или вы за убийства мирных граждан, кровь и мечтаете сеять смерть? Тут Пуансон неожиданно вспомнил, как неделю назад раздавил своим автомобилем лягушку, отчего зябко поёжился и решительно замотал головой. – Нет, не мечтаю. Но при чём тут балет? – Он – русский, – наклонившись к столу, прошептал гость. – Вы не знаете, что происходит в мире? Давая русским сцену, вы сеете бескультурье и варварство. Это пляски на костях Украины. – Бескультурье? – переспросил Пуансон, а сам представил изящную русскую балерину, невесомо летящую над сценой, и его глаза наполнились поволокой умиления. – И пляски на костях Украины! – прибавил посетитель. – Постойте, постойте! – возразил Пуансон. – Каких костях? Это балет… Это, когда сердце, когда душа… – Душа меня не интересует! – заявил гость. – Моя задача, в том числе для вашего блага, изгнать отребье из Европы. Пуансон ещё раз смерил гостя взглядом, обратив внимание на небритость, тяжёлые мешки под глазами, живот, который вываливался из-под рубахи, и спросил специалиста по культуре: – Вы из какой организации? – Министерство иностранных дел Украины, – гордо заявил дипломат. – И пока наша армия сражаются с врагом, мы не пустим русских в Европу. У Пуансона упало сердце. Он был наслышан о неопрятных людях, снующих по Европе и следящих за репертуаром зрелищных учреждений. Но он и представить не мог, что украинские специалисты по культуре придут за ним. Хуже того, Пуансон прекрасно знал о последствиях, ожидающих руководство театра, несогласного с требованиями представителей этой страны. – И что вы предлагаете? – пересохшими губами спросил Пуансон... Вместо русского балета переписанные за ночь афиши анонсировали перфоманс новой украинской культуры. Изысканная парижская публика, заполнившая зал, первым номером увидела традиционный украинский гопак, затем последовало дефиле выкрикивающих лозунги полуобнажённых женщин в белых трусах, испачканных красной краской. И последним актом представления стало явление на огромном экране небритой головы, прохрипевшей слово «Дай!». – Мы снова победили русских, – сказал дипломат в ложе, стоя над остывающим телом любителя русского балета Пуансоном.