Ранние симфонии Н.Я. Мясковского
Слишком авангардный и сложный для одних, слишком архаичный для других, Николай Яковлевич Мясковский не входит в ряд самых популярных советских и русских композиторов. Но он один из крупнейших симфонистов, ему принадлежит почти тридцать симфоний, а также симфонические опусы других жанров. Считается, что именно он сопрягает дореволюционное симфоническое наследие России и традиции советского симфонизма, именно через его сочинения проходит линия исторической преемственности.
Его ранние симфонии отличает сосредоточенность, лиричность, которая часто трансформируется в мрачность: редкие эпизоды прозрачности и ясности омрачают зловещие ноты. Для музыкальной манеры раннего Мясковского характерна вязкая, тяжёлая полифония — музыка многопланова, подобна старинному пейзажу, на фундаменте густых басов вырастают несколько музыкальных линий, которые перекликаются, сталкиваются, переплетаются. Будто полотно, будто орнаментальный гобелен, узор из линий ткётся, усложняется, охватывает и пленяет слушателя. Ранние симфонии Мясковского полны томления и экстаза, напряжения грусти — это не тревога и беспокойство неупорядоченности, но сочащаяся негативной, темной энергией гармония и соразмерность тотального, всеохватывающего минора. Мелодии будто движутся по вечной спирали, не к небу, а устремляясь всё ниже, глубже, во тьму. Если часто минору свойственен вопросительный или недоумевающий характер, то тут скорее характер утверждающий: это не внешние обстоятельства, но склад личности, которая уже обвыклась, адаптировалась к неизбежной трагичности самой жизни.
Если в симфониях Чайковского, с которыми сравнивают сочинения Мясковского, динамика часто создаётся яркой, остроумной, блестящей инструментовкой, благодаря которой каждая тема преломляется, обретает свой голос, то инструментовки Мясковского достаточно однообразны и монотонны — оригинальность достигается не за счёт тембрального разнообразия, а за счёт самого гармонического и мелодического материала и — главное — фактуры.
Романтические симфонии часто — это драматические повествования о борьбе и примирении беспокойного субъекта; позднеромантические симфонии Мясковского скорее повествуют о напряжении и противоречиях не в субъекте, но в самом мире: образы сменяют образы, их множество, они подвижны, неустойчивы, dies irae может соседствовать с революционной французской песней и старообрядческим духовным стихом. Слишком многое происходит в них, чтобы отделять субъекта от мира, в котором он живёт; субъект растворяется в мире. Объективность полифонии поглощает субъективность мелодии. Симфонии, как и оратории, и даже оперы, в отличии от солипсизма, к примеру, баллад, ноктюрнов и так далее, тяготели к онтологической перспективе, к попытке схватить с помощью музыкальных средств отношения и динамики мира социального, лишь отраженного, но не растворенного в личности. Лирическое "зачем" — элемент симфонической мозаики, которая стремится звукоописать объективность целого мира, диалектику объективного мира, отраженную в борьбе противоречий мира субъективного.
Среди ранних симфоний Мясковского особенно, на мой взгляд, выделяется Шестая, которую современники окрестили симфонией, первой заслуживающей имя Шестой после Патетической Чайковского. По словам многих современников, так грандиозно, размашисто, масштабно, катарсически до Мясковского сочинял разве что Малер и, быть может, Вагнер с его величественными циклами. Это самая и продолжительная и амбициозная из симфоний композитора. В ней преломилось авторское восприятие революционных событий Октября — трагичность, жертвенность, могучая и жестокая сила революции, в огне которой сам Мясковский потерял отца и многих родственников и друзей. Впервые симфония для тройного состава оркестра с челестой и хора в финале была исполнена в 1924 году. В 1947 году автор подверг партитуру ревизии, финальный хор стал необязательным, ad libitum. Сам автор самоуничижительно отзывался о симфонии как об "интеллигентско-неврастеническом" опыте проживания событий революции.