Структура наносит ответный удар

На пути в опасную зону Пока с приключениями добирался до Белграда, перечитывал Майкла «наше все» Манна про распад Югославии. Одна из главных сторон всех его книг и теорий – это подчеркивание геополитического фактора в возникновении и увядании социальных структур. Правда, не так одномерно, как у реалистов в международных отношениях, а через демонстрацию рефракций геополитического поля в других полях, как выразился бы другой классик. Манн задает вопрос: а как вообще мультиэтничная и мультирелигиозная Югославия столько лет держалась без кровавых внутренних распрей? Важная часть ответа: страх населения перед имперским реваншем. Сначала довольно широкий конгломерат политических сил поддержал создание Королевства Югославии из-за опасения возвращения австрийцев и турок. Хоть обе соседние империи и распались после Первой мировой, представители самых разных слоев на Балканах ожидали, что они еще могут вернуться, а, значит, нужно создать свой славянский аналог империи. Вообще в этот период мир без империй воображался туго. Они были наиболее естественными и легитимными политическими формами. Успех партизан-социалистов во время Второй мировой войны также во многом объясняется педалированием темы независимости от иноземного влияния. В отличие от своих соперников-националистов, левые подчеркивали, что никогда не пойдут на сотрудничество с немцами, которые многим простым людям из сельской глубинки казались просто переодетыми австрияками. Уже после войны Тито пересобрал югославскую империю на базе федерализма. На этот раз потенциальной угрозой стали одновременно США и СССР, делившие Европу между собой. Идеология была настолько успешной, что титовский вариант федерализма удалось даже экспортировать глобально через Неприсоединение. Сейчас это забылось, но и азиатские, и африканские постколониальные интеллектуалы и эксперты серьезно изучали югославский опыт создания мультикультурного государства после освобождения от западного господства. В середине 1980-х гг. не только Вена и Стамбул, но и Москва с Вашингтоном перестали заботить жителей Балкан. Холодная война пока не кончилась, но явно ослабла в интенсивности. Южные славяне и албанцы все меньше держались друг друга и все больше спорили между собою. Было несколько проектов рефедерализации с разных сторон, но в них слабо верили даже их авторы. К сожалению, национальное государство стало в коллективном сознании такой же единственной формой государственного устройства, как и империя несколькими десятилетиями раньше. Компромиссов этой формы с реальностью не предполагалось.

Ооо! Большая честь попасть в список исторических каналов про советское! Только поправлю чуть-чуть коллегу Фокина: несмотря на интерес к востоковедению, проповедовать социологию я прекращать не собираюсь. Одно через призму другого. Так что да здравствует Пьер Бурдье! Да здравствует Василий Павлович Илюшечкин!

За время существования телеграма в нем уже сложились определённые традиции (привет Хобсбауму), одной из них стало отмечать преодоление круглого числа подписчиков. Поскольку данный канал преодолел 6000 человек, то сделаю два поста. Антрополог на районе – часто рассказывают про актуальные книги и статьи по антропологии, плюс обзор собственных исследований про городской и цифровой антропологии Антропошкола – раньше мы работали в Тюмени, теперь будем работать в разных местах, но продолжим рассказывать про вещи связанные с изучением антропоцена в России Архивный червь – коллега ходит в РГАНИ и публикует найденные материалы, но не так часто, как хотелось бы Бессмертный пол – замечательный канал про историю женского движения в СССР и России. Жду когда авторка закончит диссер и опубликует книгу Большие пожары – история Первой мировой войны, Гражданской войны и русского общества этого периода Городские историки – коллеги из Тюмени занимаются исторической и концептуальной урбанистикой и пишут про это регулярно Горячие точки памяти – коллеги из Крыма (и немного из Москвы) рассказывают про изучение советской политики памяти (правда в последнее время стало больше отчетных постов) Документальное прошлое: ГА РФ – тут все просто, коллеги из ГАРФ регулярно публикуют документы из архива Как сказать Прощай – Надя Плунгян рассказывает про свою работу и жизнь, а она делает замечательные выставки про советское искусство Катастрофы страны Советов – коллеги собрали базу данных о трагических происшествиях в СССР и публикуют каждый день событие этой даты (и им совсем немного осталось до 1000 подписчиков) Корги-комсорги – Дмитрий Козлов пишет про советскую молодежь, прежде всего из Ленинграда, и даже выигрывает призы за свою работу Красная книга – канал про редкую советскую музыку (недавно авторы выпустили крутую книгу про пластинники Мелодии). Люблю такую саунд-археологию Культура неудавшегося транзита – мальчишки и девчонки, а также их родили истории из 80-х услышать не хотите. Все, что мы любим, перестройка, видеосалоны, кооперативы и тп. Ленин. Лайфстаил – очень милый мини-канал, где публикуют выдержки из писем Ленина. Успейте подписаться, пока не стало мейнстримом Новый разночинец – хороший канал, где регулярно публикуют сканы научных книг и документы про политическую историю 1920-1930-х гг. Общага – еще один мини-канал, на этот раз из Сибири, где выкладывают архивные документы, часто очень интересные Отдел газет РНБ – читаем старые газеты из фондов питерской библиотеки Пластмассовый мир – Андрей Виноградов пишет про экологическую историю и смежные темы По-советски – советская юриспруденция в лицах и документах. Еще один хороший пример авторского мини-канал Пробковый шлем – все, что вы хотели и не очень хотели узнать про прошлое и настоящее Индии. Недавно увлеченно следил за выборами в самой большой демократии в мире Пятый пункт – история советских евреев и антисемитизма РетроДаша – очаровательный канал из Ленинграда, где особая атмосфера ретроэстетики Ротный агитатор – хорошие тексты про национальную политику СССР и красную армию Совершено Раскрыто – регулярно публикуют архивные документы, многие из которых носили гриф «секретно» и «совершенно секретно» Структура наносит ответный удар – Андрей Герасимов раньше проповедовал за социологию, а сейчас начал писать про советское востоковедение Толкователь – думаю все знают Павла Пряникова, у него регулярно находу интересные материалы из различных источников. Плюс, близка гуманистический подход к политике автора Уральский индустриозавр – Константин Бугров любит промышленную архитектуру и индустриальные объекты, поэтому в его канале много рассказов про заводы и фабрики Чей туфля спортивная – Екатерина Кулиничева не так частj, но метко пишет про советский спорт и советский дизайн AnthropoLOGS – канал про антропологию от Дмитрия Верховцева, часто пишет про историю советской антропологии Soviet Orient – канал про историю советской центральной Азии, много различных фото

От плана к рынку Редко бываю в своем родном городе, поэтому пропустил эту историю. Начну издалека. В детстве я ходил в школу мимо огромного и, честно сказать, довольно уродливого и устрашающего производственного здания на улице Станиславского, 25. Рыская в поисках источников по истории советских научных организаций, случайно узнал, что было в этом здании. Оказывается, типография издательства «Наука», построенная в 1970 году для нужд разросшегося СО АН СССР. «Было», потому что в 2021 году издательство почти обанкротилось и стало распродавать по всей стране свои активы, включая новосибирскую типографию. В итоге здание купили на торгах и сейчас переделывают под апарт-отель. Называется все это чудо «Лофт.Наука». Пока еще идет этап строительства, поэтому можно урвать себе однокомнатную студию от 4,35 млн! Спешите! Еще смешно, что группа строительных компаний, которая занимается джентрификацией бывшего издательского комплекса, позиционирует себя как эко-застройщика и одновременно возводит несколько объектов в Крыму. Как говорится: и нашим, и вашим. Короче говоря, историю целой страны можно написать через призму всего одного сооружения.

Академические коммуникации На выходных удалось развиртуализироваться с коллегами Багери и Мамадшоевой, с которыми раньше эпизодически пересекались на онлайн-ридинге по социологии знания. Очень освежающее чувство: поговорить о (пост)советских социальных науках с исследователями, которые вообще никак не связаны с российской академией и смотрят на все драматические трансформации последних десятилетий из центральноазиатской перспективы. Пришлось зачем-то рассказывать им, кто такой Виктор Вахштайн. Аххах. Но удалось подискутировать на по-настоящему важную и мою любимую тему различий между оптиками разных дисциплин. Я, конечно, защищал социологию. Коллега Мамадшоева с позиции человека, ушедшего из социологии, говорила, что нужно становиться историком. По ее мнению, историки идей, историки науки, etc. делают то же самое, что и социологи, но они куда внимательнее к нюансам и контексту. К консенсусу не пришли, поэтому переключились на внезапно менее горячую тему: студенческие протесты. Тут быстро сошлись на поддержке студентов. Также за выходные мы с Марией внимательно прочитали все мотивационные письма на курс по академическому письму. В очередной раз пришла лавина заявок. С одной стороны, приятно, что наш мини-проект востребован. С другой, очень жаль, что приходится кого-то оставлять за бортом. В итоге мы по хорошей традиции взяли больше человек на бесплатные места, а еще нескольким предложили скидки. У тех же, кто пропустил дедлайн на конкурс, еще есть немного времени записаться на курс за смешную плату.

Семантическая сатиация Пару дней назад у нас прошла защита «научных докладов» (кодовое название для диссера при его окончательном представлении на факультете). За последние недели мне не раз вспоминался мем, где идеальное на первый взгляд селфи через 5-7 просмотров кажется его автору просто ужасным. Или когда слово, повторенное много раз, превращается в набор звуков — семантическое пресыщение (или семантическая сатиация). Так и с текстом: когда за короткое время перечитываешь его много раз и в разной последовательности частей, некогда интересные выводы превращаются в страшную банальщину, и удивляешься, зачем вообще о таких простых вещах надо было так долго писать. В общем, пришло время нам побыть независимо друг от друга! Интереснейшие проекты завершили мои коллеги. Юля написала внушительную творческую биографию архитектора Александра Клейна, для чего, среди прочего, героически пробивалась в архивы Хайфы на пасхальной неделе. Полина посвятила свою диссертацию географии голландского натюрморта первой половины XVII века, досконально изучив стилистические тонкости и религиозно-политический контекст эпохи. Поздравляю коллег и желаю скорейшей публикации монографий!

Сколько же за эти три года я наслушался домашних лекций про художников и чиновников-ноунеймов: всяких левчинских-бекчинских, ивановых-соколовых, боровичей-бехтеревых... А еще про раннебольшевицкие организации с совершенно невыговариваемыми аббревиатурами: совхудкоморги, искпродторги, минкультурмультуркомы... Неужели это все почти кончилось? Но самое забавное, что в результате Лихинина утянула меня в советскую историю вслед за собой.

Щупальца виляют осьминогом Мы привыкли рассуждать о сознании, познании, решении в антропоморфных категориях. Органы чувств человека (глаза, нос, уши и т. д.) сначала обрабатывают сигнал из окружающей среды. Потом перекодируют и передают в мозг. Тот их обрабатывает, а дальше идет уже обратная связь в конечности. Надо ли бежать, драться или лежать на диване дальше. Потом новый сигнал из среды, и так далее. У философа Питера Годфри-Смита есть сильный образ, который подвешивает наши привычные представления о воспринимающем и действующем субъекте – это физиологическое устройство осьминогов и вообще моллюсков. Большинство сигналов из щупальца осьминога не идет в центральный мозг, а остается в этом же щупальце. Им как бы делегированы собственные юрисдикции и полномочия. В каком-то смысле у осьминогов девять частично автономных мозгов. Если помните, именно на этом феномене основан целый персонаж – доктор Октавиус из вселенной Marvel. Я не философ, так что дебаты о нечеловеческом меня не очень привлекают. Однако как социологу мне очень нравится образ осьминога как аллегория административной структуры. По сути, любая организация и тем более холдинг организаций обрабатывают информацию и выносят решения не так, как нервная система человека, а именно как колоссальный осьминог. Да, какие-то дела делаются в головном офисе, но даже центр крайне зависим от периферийных отделов. Это комплексная динамика. Когда-то периферия может подвести центр тем, что делится с ним не всем, что знает. Но когда-то, наоборот, это спасает центр от паралича бесконечного количества решений. Советская система, которая кажется нам олицетворением вот этой централизованности и иерархичности, во многих отношениях была вот таким осьминогом. Причем фрактальным осьминогом, так как у щупалец тоже были свои щупальца. Так, например, члены Политбюро выносили свои суждения о ситуации в других странах на основании того, что им подсунули консультанты и референты Международного отдела ЦК. А в сам ЦК записки писали сотрудники сети институтов, которые занимались региональной тематикой. Да, тут можно возразить, что сотрудники не писали того, что не хотели услышать консультанты и референты. А консультанты и референты не писали того, что не готовы были воспринять в Политбюро. Однако это только еще сильнее доказывает относительную самостоятельность щупалец. Человеческие глаза и уши ведь не выбирают, о чем сообщать мозгу, а о чем нет.

К прикладному глобализму? Теория поля науки в поле власти Пьера Бурдье за последние годы часто подвергалась дружественной критике. Из наследия Бурдье черпают хорошо знакомые идеи, но в то же время допиливают и докручивают, исходя из потребностей нового материала. Две группы социологов социальных наук и социального знания особенно далеко продвинулись в сочетании старого и нового. Попробуем разобраться в их взглядах. Первая группа – глобалисты – пришла в основном из исторической и сравнительной социологии. Сюда можно отнести Джорджа Стайнмитца, Йохана Хайлброна, Стефани Мадж, Монику Краузе. Для них изначальная концепция поля Бурдье проблематична, так как несет в себе т. н. методологический национализм. Мол, молчаливо подразумевается, что одно поле – одна страна. Глобалисты замечают, что научные поля самыми разными способами пересекают границы национальных государств. Некоторые совпадают с границами больших империй. Другие – с границами расселения носителей одного языка (допустим, испанского или китайского). Третьи вообще простираются по всей мир-системе. Выходом для глобалистов является не просто изучение подобных транснациональных полей, но и принятие их в качестве базовой модели социальных полей вообще. Вторая группа – прикладники – в своей критике исходит из достижений STS и социологии профессий. Главные имена здесь: Гил Эяль, Ракеш Курана, Томас Медвец и снова Стефани Мадж, и снова Моника Краузе. Главная претензия прикладников к Бурдье в том, что тот изображает автономный полюс поля в виде носителей абстрактного теоретического знания. Идеал Бурдье – математика, царица наук. Прикладники демонстрируют, что огромные массивы знания о человеке существует не в форме фундаментальных университетских дисциплин, а в форме прикладной экспертизы: экономической, управленческой, юридической. Ее носители не хотят, да и не могут бороться за автономию по Бурдье. Однако это не значит, что эти специалисты – рабы поля власти. Пожалуй, в их случае надо говорить об автономии не как о дистанцировании от обыденной доксы, а как об ансамбле когнитивных навыков, где есть и ситуативные, и универсальные составные части. Прикольно, что мой материал пока отлично вписывается в поинты обеих групп необурдьевистов. Советское востоковедение – это область знаний империи положительной деятельности. Там подвизались и работники московских НИИ, и преподаватели университетов в союзных республиках, и сочувствующие советскому проекту интеллектуалы из дружественных стран, и советские консультанты в этих же странах, и международники из ЦК, и гэбисты... В то же самое время сила востоковедческой относительной автономии заключалась как раз в нестандартном пакете умений своих представителей: говорить на редких иностранных языках; знать литературу как братских народов, так и империалистических; завязывать знакомства на земле, неформально представлять СССР за рубежом в качестве общественников и т. п. Важно подчеркнуть, что обе эти черты взаимосвязаны: без транснационального нет автономного, и наоборот. Правда, пока я далек от выдвижения конкретных гипотез о причинно-следственных связях. От всех этих entanglements пока просто плавятся мозги.

Отыскал великолепную статью о Георгии Мирском – востоковеде-экономисте, который обосновывал советскую помощь режиму Насера спонтанно социалистическим характером египетского военного класса. Конечно, с одной стороны, это было довольно консервативное обновление марксистко-ленинской доктрины. С другой, в центре такого неожиданного возвышения армии советскими интеллектуалами скрывалась не любовь к сильной руке, а как раз напротив: страх перед массовыми репрессиями и вера в масштабные инфрастуруктурные проекты в постколониальном мире без насильственной коллективизации.