Велецкие тетради

В кабаре, где я вечно гулял допьяна б, Растворяя досады в коктейльном стакане, Мадмазели, как будто с картинок пин-ап, Задирают конечности в бодром канкане: Вот те ножкою – оп, вот те ножкою – ап. Им внимают чванливые, словно Нимрод, В хьюгобосс разодетые штаб-офицеры, А еще – распотехам приверженный сброд (По которому плачут навзрыд диспансеры), Не жалея банкнот, как упрямый банкрот. Завсегдатаи, к сцене сидевшие близ, Фамильярно с гарсонами чуть покалякав, Тонконого-нелепые, как волколис, Бьют по брыльям игравших в оркестре поляков, Куролесить идя в кулуары кулис. Зазывают меня. Съев последний цукат (Так всегда, коль коробку едва распатронишь), Я, презрев удовольствий протяжный раскат, Отправляюсь к любимой племяшке в Воронеж, Аррогантно-вальяжно взнуздав самокат.

5.3. «Благотворительность лучше, чем социальное обеспечение, как средство оказания помощи действительно обездоленным». Смотря в таких случаях. Совсем без государства в социальной сфере обойтись трудно: одно дело – построить сиротский приют, а другое – хорошую современную больницу. Крупные города справятся, а вот небольшие – вряд ли (хотя я не экономист и потому могу ошибаться). Всё, что касается «защиты детства» точно может быть покрыто благотворительностью: люди любят детей. А вот со взрослыми уже будут проблемы. Некоторые пособия лучше оставить за государством. Вряд ли сельсовет поселка на двадцать домов будет способен выплачивать своему подопечному нормальную пенсию по инвалидности и оплачивать его лечение. Каждый, кто представляет себе нрав некоторой части сельских жителей, может вообразить себе возможные последствия перекладывания социальных обязательств на муниципальный уровень – начиная от «да когда ты сдохнешь, мудак однорукий, только деньги на тебя переводим» до «господин начальник, он псих был – вот свой дом и поджег». Главное в деле помощи – стимулировать обездоленных. Например, увеличивать, а не срезать пособия тем, кто хочет работать. Реальная история (наблюдал в 2016 году): инвалид думал устроиться на удаленку, но контора все платила «вбелую», и он отказался, чтобы не терять объем госпомощи. Это и разврат (человека буквально инвалидизируют под видом соцзащиты), и абсурд (экономику лишают налогоплательщика, чтобы сохранить иждивенца). То же и c работающими пенсионерами: таким нужно увеличивать, а не снижать пенсию (как это происходит сейчас). В целом, надо думать, как уменьшить участие государства в соцобеспечении тех самых обездоленных, но делать это следует с умом. Я бы выбрал какой-то срединный вариант. Но за отсутствием такового отвечу, что согласен.

4.9. «Бизнесмен и производитель важней, чем писатель и художник». Важнее для кого и для чего? Санузел важнее, чем гостиная и библиотека, но именно последние придают дому шарм, превращают его из обиталища в приятное и комфортное место. Для жизни здесь и сейчас обществу нужнее именно предприниматели. Но люди существуют не только в настоящем – культура является бесплатным и не вызывающим привыкание удовольствием. К тому же она облагораживает нравы. Да и когда мы смотрим на исторические достижения народов, нас мало интересует их ВВП. Но здесь также не следует впадать в крайности – мол, внимание к земному – обывательщина и пошлость, а главное – духовность. Обычно такие рассуждения приводят к социалистическим или крипто-социалистическим взглядам (один священник, с которым у меня как-то были дебаты, прямо сказал, что в будущем Третьем Риме «бизнес должен быть загнан в стойло, там ему и место»). Зная это завихрение многих отечественных интеллигентов и интеллектуалов, отвечу (скрипя сердцем): согласен.

4.10. «У матерей может быть карьера, но их первостепенная обязанность – быть домохозяйками». Если у вас семеро детей и усадьба с десятками крепостных / наемных работников, в которой делают заготовки, стирают и шьют вручную, то быть домохозяйкой – это полноценная ежедневная работа. У вас или вашей супруги нет (не было) иного варианта, кроме как вести хозяйство и заниматься семьей. И даже если это не дом, а съемная городская квартира без прислуги, шансов работать вдвоем почти нет – кто будет стирать и готовить (учитывая то, насколько это долго и утомительно)? Уверен, что многие мужчины прошлых веков и сами бы с радостью давали женщинам работать (две зарплаты лучше одной), но тогда домохозяйство пришло бы в упадок. Домохозяйка прошлого – это, безо всяких преувеличений, менеджерская профессия. Уровень компетенций должен был быть где-то на уровне директора супермаркета – закупки, хранение, управление персоналом, ведение бухгалтерии. «Женщин держали дома и не давали ничего делать!» – столько, сколько делали дамы прошлого, сегодня не снилось ни одной феминистке. А сегодня домохозяйство почти утратило смысл. Детей мало, бытовая техника экономит три четверти времени, еду продают на каждом углу или привозят за полчаса. Какой резон в таких условиях держать женщину дома? Ну то есть если она сама хочет, а муж не против, то нет проблем. Если же нет, домашние обязанности легко распределить – благо их немного. Экономических резонов ставить женщину на хозяйство нет. Психологических я лично тоже не вижу – жены начинают скучать, тупеть и сходить с ума. Но это дело вкуса – кому-то такое вполне по душе. Поскольку рассматриваемое утверждение звучит категорично, я тоже отвечу, что категорически не согласен.

Выложил на Бусти заключительную часть ответов на утверждения «Политического компаса». Некоторые снова опубликую здесь. 4.2. «Одно из существенных преимуществ однопартийного государства заключается в том, что в нём избегаются все те споры, которые тормозят прогресс в демократической политической системе». Здесь важно различать 1) скорость принятия решений и 2) их эффективность. Конечно, в авторитарных системах все проще, чем в демократических: воля автократа никем не ограничена. Но если он решил использовать неверный метод решения проблем, никто не может ему помешать – а поскольку такой деятель привык к восторженному одобрямсу окружения, он еще и убежден в своей непогрешимости. Ему не дают полной информации – боятся наказания. Его не критикуют – по той же причине. И впоследствии не дают новой информации – о том, насколько хорошо его решение исполняется и популярно ли у населения. Только независимый парламент – реальный, а не представляющий собой консультационный орган при главе государства – и независимый суд способны поставить заслон начальственному самодурству. Потому разделение властей жизненно необходимо для нации и государства. Однако мир не делится на черное и белое. Иногда нужно принимать тяжелые решения – в недемократических системах это делать проще. Но тут ключевое слово – «иногда». В большинстве случаев разделение властей работает лучше. Сложно договариваться с сотнями популистов, каждый из которых делает на критике власти политический капитал? А никто не обещал, что будет легко. Но именно в умении убеждать и находить компромиссы и заключается талант политика. Ответ: не согласен.

(окончание) Если ученый напишет, что люди рождаются из капусты, то будь он трижды Набоков — литературная виртуозность никого из коллег не заинтересует, потому что содержание неистинно. То есть в науке содержание важнее формы — великие научные открытия чаще всего описывались птичьим языком абстракций, но ученое сообщество — это не жюри по гимнастике, здесь оценивается не артистизм. И, напротив, псевдонаучная галиматья может быть подана великолепно — ну и что? «Зато как написал! Сколько веселости в этой его капустной теории, сколько Духа Юности! Ученый должен не просто познавать, но творить!». Вот пускай уходит в литературу и там творит сколько влезет. К слову о литературе и о творчестве вообще. Если почитать манифесты всяких модернистов вековой давности, то об эстетике там будет два слова, а о настроении художника — двести два. Возьмем «Дадаистский манифест» Хюльзенбека (1918): «Жизни, которая посредством отрицания стремится стать возвышенней, говорят — да! Говорить "да" значит говорить "нет": потрясающий фокусник бытия окрыляет нервы истинного дадаиста — так он лежит, так он мчится, так он едет на велосипеде — Полупантагрюэль, Полуфранциск, и хохочет, хохочет». Понятно, что это — недорогой эпатаж, менее всего озабоченный содержательной стороной, но все же отметим, что о дадаисте мы отсюда узнаем, что он хохочет, но не узнаем, какое искусство он создает. В этом проблема всех литературных течений — творцы более озабочены тем, чтобы сказать, кто они, чем показать, что они делают. Мол, мы такие творческие, дерзкие, свободные — а то, что мы ни хрена не умеем писать ни полотна, ни тексты — так на это вы не обращайте внимание: подлинное творчество — внутри, в «Духе Юности»! Нет. Искусство, как и наука (пусть и менее строго, чем наука), иерархично. Считаешь себя забубенным творцом — покажи результат. Результат — а не себя самого. «Эта картина написана не красной краской! она написана менструальной кровью — я не знала, как лучше выразить то отчаянье, которое ежедневно испытываю при мысли о женских страданиях при патриархате!». Мошенничество? Да, конечно — потому что результат творчества подменяется процедурой его достижения и сопутствующими переживаниями. Эта подмена, вольная или невольная, видна и у Свасьяна. Результат творчества (научного или художественного) становится из цели средством. Результат творчества, созданного страстями, лишь удостоверяет факт страстей, но уводит взгляды публики от главного критерия оценки — качества. «Не смотрите, хорошо ли получилось — смотрите на меня, чувствуйте вместе со мной». Но чувства и страсти есть у всех — однако вклад в науки и искусства определяется не интенсивностью переживаний. Иначе бы каждого страдальца пришлось вводить в учебники по истории наук и искусств. Плохие стихи не перестают быть плохими, даже если являются предсмертной запиской, равно как и хорошие не становятся хуже оттого, что написаны на заказ. Качество творчества — в нем самом, величие творца — в умении стабильно достигать высокого качества, а все остальное (веселье либо серьезность, сухость либо музыкальность) — это техники, успешность которых определяется результатом. У Свасьяна (с Гёте) получается иначе: — Давайте создадим другую науку! — А с нынешней что не так? Методы не те? Результаты спорные? — Нет, это все неважно! Нынешней не хватает вольности духа, остроты переживания, музыкальности! — Што? — Халкионически-провансальское веселье — вот что должно прийти на смену затхлости старой науки! — Поговорим в другой раз — у меня кровь из ушей пошла, извините. В заключении книги Свасьян пишет: «Первый опыт узнания [гетевской мысли] — атмосферичен; Гёте надо не изучать, им надо дышать; несравненный климат его должен быть предписан каждой мысли, угасающей в чаду абстракций». Не надо дышать Гете. Надо дышать воздухом. Заботу о «несравненном климате» оставим Грете Тумберг — а лучше отберем и у нее. Ученый должен искать объективную истину, а художник — создавать качественную эстетику. Что у них внутри — чад абстракций или Дух Юности — не должно интересовать никого, кроме биографов, ежели таковые сыщутся.

Маргиналия к Свасьяну (№2) «...Таков первый урок науки Гёте по методу Шиллера в тональности Моцарта. Не прегрешать против Духа Юности! Это значит: вытанцовывать мысль, а не пыхтеть под бременем несения серьезности ее; мыслить ритмически и эвритмически; имагинативно говоря, быть не верблюдом мысли, а танцмейстером ее, ибо мысль — тише! тише! — не в меньшей степени нуждается в хореографии, чем в логике. <...> "Они, — говорит о мужах науки Гёте, — относятся к делу серьезно, но не знают, что делать со своей серьезностью". Оттого их наука, при всех видимых и невидимых достоинствах своих, омрачена пятном решительного недостатка: она не переваривает действительности на почве самоотравления серьезностью. <...> Здесь наука — не бремя постылых абстракций, придавливающих конкретного носителя, а “серьезная игра” (еще один завет Гёте) <...>». Карен Свасьян посвятил великому немцу целую книгу, где противопоставил господствующую в веках якобы бесстрастную и абстрактную науку — гетевской «живой» и сопутствующим ей добродетелям: «Гёте должен оплодотворять, а не повисать на шее культурным бременем; какова бы ни была ценность этого бремени, последним доводом всегда остается то, что под ним пыхтят; Гёте выдержал бы все, кроме пыхтенья, — шалость, игривость, баловство, резвость, озорство мысли милее ему, чем хмурая застегнутость, кичащаяся своей ученостью». Всякий раз, когда я читаю нечто подобное, то не могу не испытывать скорби оттого, что альтернативой науке объявляются страсти ее творца. Надо, мол, не серьезно, а несерьезно! Игриво надо! Бойко! Озорно! Вот он — путь науки! В другой книге Свасьян прямо говорит о том, что европейская наука пошла по школярскому пути — вместо того, чтобы закружить вальс с духоподъемной мистикой и поэзией: «“Знание” [как оно сложилось в Средние века — М.В.], облаченное в докторскую мантию и оглядывающееся на устав, могло быть (и было) утонченным, респектабельным, профессиональным, doctissima; чего ему уже не могло хватать, так это духа музыки и халкионически-провансальского “веселья”; оно оказывалось вколоченным в футляр собственной респектабельности, и его серьезность всё больше походила на “гримасничающую серьезность совы” (Гёте)». Давайте вдумаемся в предлагаемую Свасьяном альтернативу. Есть скучно-серьезное знание, а есть весело-игривое. А теперь вопрос: чем отличается содержание одного и второго знания? Уточним. Истина может быть выражена в различных формах, но ее содержание всегда одинаково — на то она и истина. Пример: 1) «2 + 3 = 5» — это истина. 2) «II + III = V» — это истина. 3) «Два плюс три равно пять» — это тоже истина. Содержательно эти три высказывания идентичны, а вот формы (в данном случае — знаки чисел) у них разные. Так вот, истина не зависит от формы, в которую облекается. Мы можем изобрести свои собственные обозначения двойки, тройки и пятерки, но сумма первых двух будет чисел равна третьему. Другой пример: 1) «Вода кипит при температуре 100 градусов по Цельсию» — это истина. 2) «Вода кипит при температуре 212 градусов по Фаренгейту» — это тоже истина. Здесь уже различаются не только знаки чисел, но и системы отсчета, но, тем не менее, оба высказывания выражает одно и то же содержание в разных формах. Что предлагает Гете в интерпретации Свасьяна? Познавать с особым настроением, с иным подходом, опирающимся на бушующие внутри страсти. Ну, ок. Пересчитаем таблицу умножения со всей веселостью и озорством — неужели что-то изменится? Неужели 7х7, вычисленные поэтичным и мистичным умом, дадут иной результат, чем общеизвестный? Нет, не дадут. И не могут дать. Так какая разница, что чувствует ученый во время поисков истины? Разницы никакой — важно, чтобы он находил истинное содержание, а его настроения науку волновать не должны. Научная истина может воодушевлять, а можем обескураживать — в том числе ее открывателя. Плохо написанная научно-популярная книга редко становится бестселлером, потому что страдает формальная сторона. Однако для научной книги красо́ты слога малозначимы.

Вчера умер философ Карен Свасьян. Карен Араевич написал несколько интересных книг – большинство из них все еще находится в моей домашней библиотеке (несмотря на несколько волн расхламлений). Ему принадлежит комментарий, редактура и (частично) перевод двухтомника Ницше 1990 года выпуска (первого серьезного издания сочинений немца после десятилетий тоталитарной цензуры). Последние 30 с лишним лет Свасьян жил и преподавал в Швейцарии. Символично, что он ушел из жизни в Базеле – там же, где прошла академическая карьера Ницше. У меня всегда было сложное отношение к его идеям – ни Гёте (как ученый), ни Гуссерль, ни Кассирер, ни тем паче Штайнер мне, мягко говоря, не близки. Но читать его интересно – из книг выделю «Растождествления» и «Становление европейской науки». С этими произведениями интересно вести внутренний диалог. В «Маргиналиях» Свасьяну посвящены два текста – один связан с ним опосредованно, а второй является критикой его научно-философской программы. Думаю, есть смысл познакомить вас и с ней самой, и с моими возражениями против нее. Спасибо Свасьяну за то, что он был.

Абсолютная база. С тем лишь нюансом, что некоторая «общечеловеческая правота» все же есть. Это общие моменты выживания человечества как биологического вида. То есть все, что связано с общепланетарной демографией, экологией, экзистенциальными угрозами вроде перспективы ядерной войны, эпидемий или контроля над ИИ. В остальном же "общечеловеческое" - фикция, и национальное всегда важнее.

https://t.me/velnotes/1039 Интересная структура рассуждения, потому как, с моей точки зрения, в такой форме это вообще не политический вопрос. Политические вопросы можно формулировать относительно целей и ценностей и относительно процедуры. Цели могу отличаться, процедуры согласования различных целей также могут отличаться. Например - если я либеральный демократ, на уровне ценностей это означает что я хочу и верю в возможность каждого человека управлять собой и понимать свои интересы, и признаю ценность этих интересов. На уровне процедур, я считаю что лучше всего согласует эти интересы возможность людям собраться и поговорить. Вопрос о ценностях в данном случае звучал бы примерно как "согласны ли вы с тем, что человеческое общество должно следить за своим биологическим базисом? заниматься евгеникой?". Тут ведь варианты ответа в принципе возможны разные, можно сказать что человек имеет душу и право на социализацию вне зависимости от состояния его мозга. Вопрос второй - каким образом должно быть организовано обсуждение и решение этого вопроса, как устанавливаться понятие "неполноценный и тд". Как мы сделаем так чтобы верующие разных церквей, ученые разных направлений, потенциальные родители и люди бездетные - все они могли обсуждать эту проблему на каком-то общем языке? Или это будет приказ верховной власти? Какой? А то что описано в посте - это вопросы инженерного характера, т.е. уровня реализации. Есть система А которая дает неплохой процент выявления возможной умственной отсталости, но при этом дает определенные процент коррупции и неправосудных приговоров. Есть система Б, которая позволяет всем размножаться - у нас нет расходов на содержание достаточно сложной и большой системы А по выявлению, и нет ее побочных эффектов - зато у нас есть расходы на содержание системы Б - спецшколы, медицина, пенсии и поддержка в течении жизни, снижение производительности труда... Можно ли просто сравнить эти системы? Посчитать по стоимость - эффективность, оценить сильные и слабые стороны и как они работают именно применительно к нашему обществу... А почему нет? Можно. И я замечу еще, что "уровень коррупции" - это вовсе не обязательно константа. Социальные системы тоже могут быть лучше или хуже и даже "прогрессировать" как и технические. Тяговооруженность реактивного самолета выше, чем порншевого практически всегда - таковы фундаментальные свойства реактивного двигателя. Также и уровень коррупций в учреждениях модерного государства ниже чем в древнем Египте (я условно). И в зависимости от текущего дизайна этого учреждения, этот уровень МОЖНО снизить или повысить. А сразу говорить что "коррупция всегда будет высокой" - это отказываться от реальной "инженерной" работы государственного управления.