Dara Charity Foundation

Впервые о возможной аутичности я задумалась, когда мне был 21 год. Тогда я была в посттравматическом состоянии, которое вызвало затяжную депрессию. Психологиня в университете направила меня к психиатру, которая выписала антидепрессанты, и мне стало чуть лучше. Но некоторые симптомы, которые я считала проявлением депрессии, остались. В попытках понять и объяснить эти симптомы я натолкнулась на статьи об аутизме. Я потратила месяцы, тщательно изучая статьи, видео, форумы, сообщества, диагностические критерии, и пришла к выводу, что я – аутичная персона. Позже мои догадки подтвердила психологиня, работавшая с аутичными детьми, а через год я поступила на магистратуру, где изучала аутистические онлайн-сообщества и написала работу о своем опыте взаимодействия с этими сообществами.  ⁃ Первый признак, который натолкнул меня на мысль о возможной аутичности, — проблемы сенсорной интеграции. Я всегда была очень чувствительна к звукам, запахам, свету, прикосновениям. Одно из первых моих ярких воспоминаний: мне четыре, и я плачу за ужином, потому что звуки жующих и пьющих людей вокруг вызывают у меня сильную тревогу и ярость. В студенческие годы чувствительность обострилась: мне было очень сложно жить в общежитии, где всегда было шумно и не было возможности контролировать среду. Я носила беруши и пыталась заглушать звуки белым шумом, но это не помогало, и я жила в постоянном напряжении. Готовиться к экзаменам и писать эссе приходилось по ночам, так как днем я отвлекалась на звуки, движения и яркий свет. У меня случались мелтдауны, я редко высыпалась и часто болела. Но повышенная чувствительность — это не только дискомфорт, но еще источник радости и удовольствия. В детстве я могла часами повторять одно и то же слово, потому что мне нравилось, как оно звучит (позже я узнала, что это называется эхолалией). ⁃ Мне всегда нравилось кружиться, подолгу ходить, слушать одну и ту же песню, щелкать пальцами, напевать мелодии. Когда я тревожусь, стимминг (повторяющиеся действия) меня успокаивает, а когда радуюсь, помогает выразить эмоции телесно.  ⁃ Еще один признак: мне тяжело поддерживать зрительный контакт. В средних классах у меня на компьютере была энциклопедия для девочек. Так как меня всегда интересовали человеческие отношения (я чувствовала себя антропологом с другой планеты), а еще я подсознательно пыталась понять, что со мной не так, я обращалась к этой энциклопедии за советами об отношениях и заботе о себе. В главе про романтические отношения был небольшой абзац о том, как нужно флиртовать, и там было написано что-то вроде: «Посмотри ему в глаза, а потом улыбнись и отведи взгляд». Тогда мне казалось, что всем людям одинаково сложно дается зрительный контакт, поэтому меня восхитила чья-то способность смотреть в глаза ради романтических отношений. Я решила, что все живут с болью и дискомфортом и не жалуются, а у меня не получается, потому что я недостаточно стараюсь.  ⁃ Другая особенность, которую я замечала у себя с детства, но не знала, как объяснить, — это отсутствие способности представлять визуальные образы перед мысленным взором, афантазия. Я вижу визуальные образы во сне, но когда пытаюсь представить что-то сознательно, перед глазами появляются только размытые очертания.

Аутичных взрослых, особенно женщин, обвиняют в том, что мы хотим выделиться и обратить на себя внимание. Но мне никогда не хотелось лишнего внимания: я и так всю жизнь чувствовала себя белой вороной. Когда я встретила других аутичных людей, я впервые в жизни почувствовала, что я обычный человек, часть группы — и что мне есть место на этой планете. 

Когда кто-то объясняет мне, как куда-то пройти, я не могу воспроизвести перед глазами пересечение улиц или здания, и мне тяжело даются научные дисциплины, где нужно рисовать или визуализировать абстрактную информацию – например, география.  ⁃ Еще я плохо различаю лица (прозопагнозия). Я часто путаю соседей, знаменитостей и даже родственников. Когда я была маленькой, моя Әже жила в другом городе, и я несколько лет не могла запомнить, как она выглядит. Даже когда кто-то из близких людей меняет форму бровей или цвет волос, мне сложно «собрать» черты их лица в один образ. ⁃ Как у многих аутичных людей, у меня «несимметричные» способности: что-то получается очень хорошо, а что-то — ужасно плохо. И если визуальное мышление дается мне сложно, то языки — моя сильная сторона. Я рано начала говорить, писать и читать. Многие ошибочно считают, что все аутичные люди невербальны, но среди нас также встречается гипервербальность — высокая способность ко всему, что связано с языками, коммуникацией. В школе мне легко давались языки и литература, учителя говорили, что я «впитываю» информацию, как губка. Я много читала и писала, у меня всегда был личный дневник с заметками и стихотворениями. Но при этом мне было очень сложно пересказывать информацию или как-то ее «переваривать» — я запоминала тексты, не всегда вникая в их суть. Позже я поняла, что это связано с буквальным мышлением и с тем, что я смотрю на мир «снизу вверх»: сначала обращаю внимание на детали, а потом систематизирую их в общую картину.  ⁃ Еще один классический признак — проблемы с социализацией. В дошкольном возрасте я не любила проводить время с другими детьми, мне нравилось играть одной. Мою маму это беспокоило, поэтому она приглашала домой соседских детей или знакомила меня с детьми на улице. Но я не понимала негласные правила, поэтому в группах сверстников почти всегда оставалась “за бортом”. Мне тяжело было распознать, когда кто-то высмеивал меня или подвергал буллингу, и тем более как-то на это ответить. Иногда я сама задирала своих сверстников, потому что не понимала, как общаться на равных. Мне было интереснее проводить время с людьми старше (они терпеливо слушали мои лекции о специальных интересах) или заботиться о младших (они не осуждали меня за «странности»), но отношения со сверстниками оставались для меня большой загадкой. ⁃ Мне до сих пор сложно считывать намерения других людей. В студенческие годы моя наивность часто приводила к тому, что я оказывалась в опасных, абьюзивных отношениях, и даже во взрослом возрасте на работе я столкнулась с буллингом и изоляцией. Несмотря на сложности, большую часть сознательной жизни я старалась быть как все: общаться с друзьями, учиться, заниматься спортом. Но я постоянно выгорала, и годы активности сменялись месяцами полного бездействия, когда я лежала дома без сил, ни с кем не виделась и почти не разговаривала (это называется аутистическим выгоранием, и оно часто сопровождается потерей навыков—регрессией). ⁃ Но, наверное, самым важным и ярким признаком моей аутичности было то, что я всегда чувствовала себя другой. Мне было неуютно в группах. Я не успевала за трендами и поп-культурой, потому что мое внимание поглощали специальные интересы. Мне не было интересно то, что делают мои сверстники, я не понимала гендерные нормы, и мой ритм жизни как будто никогда не совпадал с тем, как развивались другие люди. Я чувствовала себя инопланетянином — бесполым, бестелесным и одиноким. На сайте Autistic Minority International — организации при ООН, которая защищает права аутичных людей — есть прекрасный текст об аутизме. Там написано: «Быть аутичным — это как быть иностранцем в собственной стране, как быть иностранцем всю жизнь. Мы живем в непрерывном состоянии культурного шока». Это очень точное описание. ⁃ ⁃ До того, как я осознала свою аутичность, другие люди казались мне непредсказуемыми, и я не понимала, что меня с ними связывает и почему мы как будто говорим на разных языках. Многие люди думают, что самодиагностика — это модное веяние, тренд из Тик-Тока.