Post Librum

Блокадные дневники Таня Савичева, 11 лет

«Женя умерла 28 дек в 12.00 час утра 1941 г.»

Старшая дочь Савичевых, несмотря на голод и сильное истощение, до последнего дня продолжала трудиться на заводе и сдавать кровь для раненых. Вскоре после нее с работы не вернулась Нина, но в этот раз Таня не стала ничего записывать в дневнике – она верила, что сестра жива. Нина действительно выжила: ее с другими работниками завода в спешке эвакуировали из города прямо с работы. Но Таня этого уже не узнала. Страшные записи продолжали появляться одна за другой«Б»:

Бабушка умерла 25 янв. 3 ч. дня 1942 г. «Л»: Лека умер 17 марта в 5 час утра в 1942 г. Дядя Леша 10 мая в 4 ч дня 1942 г. «М»: Мама в 13 мая в 7.30 час утра 1942 г.

Судя по всему, после смерти мамы Таня потеряла надежду на то, что Нина и ее брат Михаил, пропавший без вести, когда-нибудь вернутся живыми. Последние записи в ее дневнике располагались под буквами «С», «У» и «О». Таня написала:

«Савичевы умерли». «Умерли все». «Осталась одна Таня».

Через пару лет не осталось и самой Тани. Измученная дистрофией, цингой и туберкулезом, 1 июля 1944 года девочка тихо умерла в доме инвалидов в Горьковской области, уже будучи в эвакуации. Дневник Тани Савичевой после ее смерти нашла вернувшаяся в Ленинград Нина. Юра Рябинкин, 16 лет

«Сегодня придет мама, отнимет у меня хлебную Ирину карточку – ну ладно, пожертвую ее для Иры, пусть хоть она останется жива из всей этой адской (неразборчиво), а я уж как-нибудь… Лишь бы вырваться отсюда… Лишь бы вырваться… Какой я эгоист! Я очерствел, я… Кем я стал! Разве я похож на того, каким был 3 месяца назад?..», – писал Юра 28 ноября 1941 года.

8 января 1942 года Антонина Рябинкина с дочерью отправились в эвакуацию. Юре пришлось остаться: от голода и слабости он уже не мог ходить. Антонина и Ирина прибыли в Вологду 26 января, в тот же день мать Юры умерла прямо на вокзале от истощения. Ирину отправили в детприемник, позднее – в детский дом в деревне Никитская, откуда после победы ее забрала тетя. Судьба Юры так и осталась неизвестной. Последняя запись в его дневнике появилась 6 января 1942 года – за два дня до отъезда матери и сестры:

«Я совсем почти не могу ни ходить, ни работать. Почти полное отсутствие сил. Мама еле тоже ходит – я уж себе даже представить этого не могу, как она хо­дит. Теперь она часто меня бьет, ругает, кричит, с ней происходят бурные нерв­ные припадки, она не может вынести моего никудышного вида – вида сла­бого от недостатка сил, голодающего, измученного человека, который еле пере­двигается с места на место, мешает и «притворяется» больным и бессиль­ным. Но я ведь не симулирую свое бессилие. Нет! Это не притворство, силы… из меня уходят, уходят, плывут… А время тянется, тянется, и длинно, долго!.. О господи, что со мной происходит? И сейчас я, я, я…».

Майя Бубнова, 13 лет

Как ни старается Ленинград скрывать свои раны, подчас приходится признавать неумолимую силу голода. Люди борются с ним настойчиво, со слезами горькой обиды, со злобой и упорством, стараясь заглушить его, мешающего жить, работать, бороться. И жутко то, что нечем помочь друг другу. Слабые гибнут, гибнут и гибнут, а остающие[ся] в живых отчаянно хватаются за малейшую возможность выдержать борьбу и не превратиться в жертву, напрягают последние усилия. Дайте нам немножко жизни и мы выдержим, победим, победим и отомстим за наших погибших товарищей, отомстим за все страдания и мучения, уничтожим тех, кто принес с собой этот ужас и страдания, а уничтожив их, мы построим то, что они разрушили, построим больше, лучше, прекраснее.

Лера Игошева, 14 лет

29 ноября: Папа принес кошку – да, живую кошку принес в портфеле домой. Раньше у него был разговор, обычно полушутливый, что, возможно, придется есть кошек, но дальше шутки не шло. Я обмерла. Папа сказал, что очень хочет есть, а потому принес для себя, и чтоб я не волновалась. Я не могла выдержать непреодолимое чувство отвращения, гадливость наполняла меня, я расплакалась и уехала к Маме. Вернулись мы вдвоем. Понемногу я успокоилась. Действительно, ведь все это лишь предрассудки.

Книги о Великой Отечественной Войне 🕶«Блокадная книга». Даниил Гранин 🔴«Живые и мертвые». Константин Симонов 🕶«В списках не значился». Виктор Астафьев 🔴«Повесть о настоящем человеке». Борис Полевой 🕶«Дожить до рассвета». Василь Быков 🔴«Сын полка». Валентин Катаев 🕶«В августе сорок четвертного». Владимир Богомолов 🔴«Мой лейтенант». Даниил Гранин 🕶«Батальоны просят огня». Юрий Бондарев 🔴«А зори здесь тихие». Борис Васильев 🕶«Спутники». Вера Панова 🔴«Горячий снег». Юрий Бондарев 🕶«Каратели». Алесь Адамович 🔴«Они сражались за Родину». Михаил Шолохов 🕶«Василий Тёркин». Александр Твардовский 🔴«Зоя». Маргарита Алигер 🕶«Семнадцать мгновений весны». Юлиан Семёнов

К счастью в любой непонятной ситуации есть издательство TUTTLE. 🎎🗾

«Шестой сон». Бернар Вербер

Представьте, что вы можете вернуться на двадцать лет назад и во сне встретиться с самим собой молодым. Представьте, что у вас есть возможность поговорить с этим человеком. Что бы вы ему сказали? В самом глубоком из всех сновидений двадцативосьмилетний Жак Кляйн встречает удивительно похожего на себя мужчину, который утверждает, что он — Жак Кляйн в сорок восемь лет. Оказывается, он открыл способность перемещаться во времени и посещать сны самого себя. Молодой Кляйн не хочет отпускать будущего себя, ведь у него столько вопросов, и есть вещи, которые он бы не прочь изменить...

Все бы хорошо, если бы французский писатель Вербер, не пытался впихнуть в книгу не то чтобы невпихуемое, но скорее ненужное, избыточное, чрезмерное. Я уже не говорю о том, что в книге нет ни одного сюжетного поворота, который бы читатель не самой сильной подготовки, не считал бы примерно страниц за восемь до события. Дело тут в другом. Коммерческая литература, к сожалению, нивелирует гуманистический пафос. Мне могут возразить: а какая, простите, литература не коммерческая? От Диккенса до Голсуорси, от Достоевского до Булгакова, да что там, Шекспир, в конце концов, Бокаччо. Верно, но здесь как с биографией. От человека остается главное, забывается не плохое, а второстепенное. В случае с гениальными писателями - это книги. Не биографии. Ну, может быть, Байрон или Лопе де Вега - счастливые исключения. Ну, еще человек 10 наскребем, и все. В общем большое видится на расстоянии, реже - под лупой, но никогда не на уровне стандартной читательской дистанции, особенно - с современниками. Вербер кидается то в экологическую проповедь, то в истории детства, то в антиколониализм, то в нейробиологию, то в лиризм, то в ситком, то в панк-культуру, то в буржуазность. Это - признак не плохой литературы самой по себе, а именно литературы коммерческой, фрагментарной, клиповой. Где на каких-то пятистах страницах нужно развернуть все мыслимые теории и догадки, да еще и сюжет устроить сразу по двум континентам, трем поколениям и шести сновидческим фазам. Я бы очень хотел поговорить о снах шире, чем в контексте Обломова и Веры Павловны, но не в коем случае не до такой степени, которую предлагает Вербер. Книга читается легко, но на этом ее художественные и идейные достоинства заканчиваются. И да, чуть не забыл. Как вам идея в художественном тексте в послесловии предложить читателю сходить на сайт автора, скачать там бланк для фиксации снов и отправить получившееся господину Верберу для анализа. Я не шучу. И это уже действительно не смешно, потому что ничего смешного в инфоцыганах от художки быть не может.

Сегодня день независимых книжных магазинов. Праздник придумали в США, но и у нас тоже по-своему как-то живет и отмечается. Один из таких магазинов - питерский «Все свободны» сам по себе магазин очень сумбурный, но с милыми сотрудниками, которые рады помочь. Зайти туда приятно. С 2019 года ребята ведут интерактивную карту независимых книжных России и регулярно обновляют ее. Поделюсь и я, ловите. Карта независимых книжных.

«Маленькая жизнь» и «Дом на краю света» родного интеллигента Раз в квартал мониторю на досуге канал Галины Юзефович. Сегодня моим вниманием завладел пост, в котором Галина предлагает коллегам-блогерам и книжным обозревателям не писать публично об авторах и книгах, которые, нет, не в прекрасной России будущего, кончено, а в кровавой России настоящего, сплошь взялись запрещать. Это как же, целого Майкла Каннингем сняли с печати, и, о боже, Ханью Янагихару тоже. Писать о книгах «под риском» не следует, рассуждает автор, ведь эти сигналы, лишь помогают всяким упырям быстрее добраться до хорошей литературы, изъять, запретить, сжечь, предать забвению. Имею сказать следующее: 1. То, что рукописи не горят, сформулировал, кончено, не я. И даже не Галина Юзефович. Это сформулировал Иисус Христос, когда сама его Миссия и Жизнь стала самой главной рукописью человечества, и никакие репрессии, запреты и казни, не смогли ничего поделать с Писанием, которое было, есть и будет. Это прекрасно понимал Булгаков и не забыл упомянуть. Так что за рукописи кого бы то ни было боятся не стоит. Если это не мускулатура, она будет прочитана при любых раскладах. 2. Но где Христос, а где Каннингем. Хороший и не такой простой вопрос. Не то чтобы Каннингем плох как писатель (это как посмотреть, есть и похуже, есть и получше). Но ведь никто не Христос. Что же теперь получается, каждая власть будет по своему почину разрешать или запрещать что-то? Да, Галина Леонидовна, именно так, открою вам секрет, и устроен мир. Книг и всего остального. Пример? Пожалуйста. Давайте представим себе «Книгу Z» где-нибудь на франкфуртской книжной ярмарке. Нет, не эксцентрика Лимонова, не безобидного Проханова, не даже спорного Прилепина, а вот именно «Книгу Z». Анна Долгареву, например. Трудно представить, точнее невозможно, потому что это… пропаганда… неважно чего, чего-то ужасного в общем, но это, я понимаю заранее, разумеется, другое. Это не цензура, а здравый смысл. Хотя я могу лично назвать немало людей в Европе, например, кто эту книгу с удовольствием прочитает. Но не прочитает. 3. Галина Юзефович хочет помочь тем авторам и издателям, которые могут попасть под гласные и негласные запреты. Понимаю, да. Среди уважаемых Галиной людей не только Ханья Янагихара (там надо видеть отдельную реплику про роман «Маленькая жизнь»), но и, например, Дмитрий Быков*, который был бы «не против», если бы дроны летели в сторону России, Борис Акунин*, который вообще занимается системно сбором денег на снаряды (с издательства АСТ себе лично он собрал вполне достаточно, чтобы позволить себе сейчас в расслабленной лондонской обстановке собирать на всякие благородные инициативы, которые полетят в том числе на головы его же читателей, причем, вероятно, даже нынешних), Веру Полозкову* - человека не без таланта, но очевидно (лично для меня) с менталитетом уголовника (сами, наверное, слышали про шампанское и проч.). Так вот я хочу спросить: сегодня, когда твоя страна в сложном положении, причем все страна, и согласные и не очень, студенты ваши, например, в Вышке, коллеги, родственники, вы, Галина Леонидовна, действительно считаете правильным защищать интересы Каннингема и Янагихары, Быкова и Полозковой? Или я все путаю, и вы защищаете наши интересы, интересы читателей, которых лишают глотка воздуха выдающейся литературы. Простите, но это не защита, ибо вы и себя-то защитить не смогли, нет, не от снарядов-дронов, от собственной бесконечной себе же лжи, нравственного бессилия и непрекращающейся спирали нонконформизма, которым вы питаете ладно бы только себя, но и несчастных своих юных почитателей, не предлагая ничего кроме печали и тревог, нонконформизма и презрения к государству и народу, с рук которых вы до сих пор кормитесь, фронды, которую каждый уважающий себя русский интеллигент несет как знамя, надев белоснежное привилегированное пацифистское пальто и отъехав от шухера на безопасное расстояние? Рукописи, Галина, не горят. Не надо переживать за Янагихару. Переживать следует за совсем другое.

Друзья, сегодня Всемирный День Книги. Давайте просто как в старые-добрые: Ваша любимая книга? Или книга, которую вы бы хотели, чтобы прочел каждый. Ну, или две. Или три) У меня на фото японское издание одной из самых важных для меня книг «Моби Дик, или Белый кит» Германа Мелвилла. Однажды я напишу о ней подробно. 🐳🐋🐳

Друзья, сегодня Всемирный День Книги. Давайте просто как в старые-добрые: Ваша любимая книга? Или книга, которую вы бы хотели, чтобы прочел каждый. Ну, или две. Или три) У меня на фото японское издание одной из самых важных для меня книг «Моби Дик, или Белый кит» Германа Мелвилла. Однажды я напишу о ней подробно.

Наткнулся на подборку лучших обложек, и прям ностальжи. Некоторые показываю вам тут, остальные на PAPER TRUE. 📘📖📚📖📚📔📚📖📖📚