обожамба

нравится смотреть на облачка-одиночки, их словно большая рука отщипнула и аккуратно в сторонку отложила, чтобы они с другими не сговаривались, а то ещё туч напридумывают; нравится подниматься на эскалаторе и думать, что эскалатор и экскаватор свободные братья, которые общий язык так и не нашли, каждый своим занимается и ругается, когда путают их имена; нравится сидеть на траве «вот так вот просто на попе» и смотреть, как по телу театр теней гастролирует; нравится делать тысячу фотографий деревьев, а потом переворачивать-разворачивать, потому что замудрённо-просто мир представляется; нравится следить за кругами на воде, грустно представляя, что образуются они от слёз птиц, сидят на ветках и плачут, бедолаги, что не получается мелодия и гармония не поддаётся, хотя в генах должно ж передаваться… большие капли падают, а люди так и продолжают не находить причинно-следственных связей; нравится доставать телефон и что-то в обычную секунду щёлкать, а потом пересматривать и думать, что секунду зря обозвала обычной – в ней что-то непременно есть особенное, например, взлетающая птица; так и живу.

выкрики-окрики в какой-то момент стали очерками жизни. сейчас же хочется какой-то юморэски и колбаски докторской на тоненьком кусочке белого хлеба. почему-то одними из главных воспоминаний детства всплывают моменты покупки хлеба с бабушкой. она покупала хлеб каждый день, и это я потом только догадалась, что «ребёнок войны» – не про статус вообще, а про состояние по жизни. каждая пенсия была событием – мы ходили в Филимошку, и вот там в магазине покупали белый хлеб с изюмом. меня его сладость в перемешку с какой-нибудь колбаской или сырком просто очаровывала. недавно нашла фотографию бабушки, стоящей в свои 17 лет на задворках, подчеркиваю, как и на обратной стороне фотографии, – разутой. мне показалось, что фотография совсем не Лиде подписана, а мне и только. эдакий привет тёплый напутственный. и велосипед в руках замечательный. бабушка, я скучаю. и ещё тут с Сашей сидели на лавочке, и из ниоткуда появился оставленный на асфальте цветочек. точно такой же я рисую в голове, когда представляю, как самой себе покупаю цветочек. мне нравится эта жизнь за чудеса и за то, что есть воспоминания о детстве, которые как карамельку можно перед сном вертеть-крутить.

обожамба. тотальная.

учусь слушать-слышать душу !

*встаёт женщина, сидящая между нами, и уходит* – а чего это она встала и пошла? долго нет автобуса, что ли? – да нет, через 2 минуты приедет… – ну вот и я говорю, куда она пошла то… *20 секунд пауза* – а вы в школе учитесь? – нет, я уже даже университет закончила – какой факультет? – филологический – ой, ну вы люди творческие, вам только туда и надо – это да – выглядите вы очень молодо, конечно… даже и хорошо, возможно, но очень молодо… вот так диалог и состоялся

20:20, кстати вы это-того-сего сбудется же, ну !

пока что я по-довлатовски пересчитываю добрые слова к себе, не доставая руки из кармана. их немного, они чуть замарались, чуть покоцались, я их пару-тройку найду. но найду ведь. наступит день, когда я вытащу свою мягкую с едва читающимися линиями ладонь, и тогда вдруг какой-нибудь ребёнок споёт про круг и небо вокруг, какая-нибудь прекрасная женщина напомнит о том, что только любовь права, а какой-нибудь молодой мужчина будет петь, как он идёт и сможет ещё пройти по Москве. вы не понимаете: все три голоса прозвучат во мне красивым трезвучием мажорным, я отвлекусь от своей мягкой ладони и посмотрю без присмотра и пересмотра – на эту безграничную жизнь. а пока что иду по Москве, держа руку в кармане, хлюпая лужами и удивляясь собственным же мыслям. какими же глупыми-страшными-кричащими они могу быть. и как это всё случилось? в какие вечера? рукам в карманах тепло, но хочется потрогать красивые большие капли, упавшие на жасмин в этот ветреный июньский день, о котором мчс успели всем москвичам растрещать.