Игорь Дадашев

Украинская молодежь требует у Зеленского прекратить геноцид детей Украины.

Забавно. Forbes рассказывает западному читателю о российских танках-черепахах, прикрытых антидроновой защитой. В частности. упоминает «один знаменитый танк-черепаха, известный по кличке "Homosexual"». Так многомудрые западные аналитики и журналисты перевели надпись на борту танка – «Громозека» прочитался ими как «гомосека», homosexual. Ведь несчастные западные спецы по России никогда не читали книг Кира Булычева и не смотрели советские мультики с Громозекой… Словом, случайно получилось весьма наглядное свидетельство войны миров. Очень разных миров. У одних на уме – Громозека. У других – гомосеки.

Был сегодня на презентации очень важной книги. Спасибо Руслану Фирсову за нее!

Нашел стихи застрелившегося от счастья стихотворца, зацените! Стихофилия Ля Мор Прохор Лашяпин Стихиалия Любви А я в ночи совсем один И я тобою нелюбим. Я знаю, ты сейчас с другим, И оттого я нелюдим. Но верю я, что ты моей Однажды станешь все же скорей, И постучишься у дверей, И скажешь, что тебе нужней Со мною быть, а не с другим, Во всей вселенной я один Такой, кто был тобой любим, Всегда во всем непобедим. Пока же ты не ждешь меня, И позабыла жар огня – Огня любви, меня маня Я жду тебя, себя храня. Знай, темперамент у меня, Да и размер, как у коня. И бубенцами всё звеня, Не проживу один ни дня Я без тебя и без любви, Душа моя вся как в крови. В ночи меня лишь позови! Со мной одним лишь ты живи! Черемуха Вот моя черемуха зацвела в саду, Выйду я на улицу, ею подышать. Постою, понюхаю запах на виду У людей, за ними я буду наблюдать. Кто и как откликнется на мою печаль, И захочет сердце мне вдруг свое открыть. По дороге жизненной мы посмотрим вдаль, И возьмемся за руки, чтоб печаль избыть. Солнышко нам ласково будет воссиять, И намочит волосы дождик небольшой. Ветерок пух с тополя будет обвевать, Ниспадёт на сердце нам всем тогда покой. Я люблю на облачко с радостью смотреть, Лишь бы ты, черемуха, запахом маня, Мне с моей любимою помогла стареть – Радостно, с улыбкой, и любовь храня. Бывшей девушке Я знаю, меня ты бросила, Но не изменю тебе. Не брошусь утопнуть в озеро, Я не преклонен в борьбе За счастье обоих нас с тобой, За сердце в груди твоей. Готовый спорить я с судьбой, Не спать под окном твоей Квартиры с балконом Джульетты, Как верный Ромео твой. Букеты принес и конфеты, Стою здесь на мостовой. Тебе я клянусь, что исправлюсь, Не буду больше плохим. И снова тебе я понравлюсь, И буду теперь другим. Как только поймешь, что я лучше Вдруг стал, двери отопри, Промокли уж туфли в луже, Хочу оказаться внутри С тобой помирившись навеки, И вновь зажив жизнью одной. Я выучил в библиотеке, Что не постою за ценой. Чтоб всех победив, стать любимым Тобою и только тобой. Стою я с душою ранимой, Открой же дверь передо мной! 24. 05. 2024 г. https://stihi.ru/2024/05/24/2863

Алло, слушаю вас внимательно. Что? Моя дочь у вас? Сколько-сколько? Я не ослышалась? Двадцать пять лимонов? Еще и квартиру продать? Да, единственный ребенок. Давно уже взрослый. Нет. Нет. Да. Вы не ослышались. Я не буду ничего продавать, или брать ссуду в банке. Нет, не буду спасать дочь. Да, я женщина и мать. Что? Вы сейчас дадите мне послушать, как она будет кричать от боли? Станете загонять иголки под ногти? Ну что же поделать, я тут бессильна. Что? Изнасилуете ее, потом распилите на кусочки и каждый день будете присылать мне то палец, то ухо? Да делайте, что хотите. В полицию? Нет, обращаться не стану. Но и платить вам за дочь не буду. Что значит, я же мать? Да, я мать. И что с того? Нет, мне не жалко. Дочку пожалеть? Заплатить вам, и вы ее отпустите живой и невредимой? Сделаете мне скидку, и вернете дочь за двадцать миллионов? Знаете, у меня всего лишь один сын. Он сейчас рядом сидит и ржет как конь. Adios muchachos.

Про мандельштампы Игорь Дадашев Кто сам себе поет дифирамбы, Всё тиражирует мандельштампы? И кто, овечкою блея, лукавит, Да под гитарку, как волк окуджавит? Рукопожатные смердяковы Ночной порой завывают снова. Своей природы рабы, как вервольфы – Да просто власовцы, слуги Адольфа. Антисоветчики и фашисты, Сплошь русофобы они, расисты. Хозяин жадный вручил им патенты, А наш Минюст званье «иноагенты». Но все они всего лишь иуды, И нам не стоит от них ждать чуда. У каинита на лбу мандельштампы, Ведь он поет сам себе дифирамбы. 22. 05. 2024 г. https://stihi.ru/2024/05/22/322

И тут вдруг послышался негромкий и такой знакомый голос: «Фома, Фома, где же ты? Я очень хочу пить! Тебя уже полчаса нету. Только за смертью посылать!». И в этот момент наваждение спало с Фомы. Он вновь оказался на берегу реки с сосудом в руках. Апостол даже не успел ни набрать воды в калаш, ни окунуться. Потным и усталым стоял он на речном песке. Оглянулся, а у старого дуба сидит Иисус Христос и ласково улыбается своему апостолу… – Слушай, Валер, а я ведь помню эти притчи. Они про Вишну и Нараду. Или как вариант, про Кришну и его спутника. – Да, конечно это переделка старых индийских легенд, – улыбнулся Валера, – но ведь они действуют на прихожан в той церкви, где служит наш землячок московский. И для меня самая главная молитва – Иисусова. Сколько раз она мне тут жизнь спасала. Да и там, где я прошел, то на перекладных, то пешком, то на верблюде, в караване, от Индии и до российской границы, только эта молитва спасала. Из самых трудных ситуаций выручала. – А когда же ты вернулся в Россию? – Да аккурат перед началом СВО. В конце января двадцать второго года. Как перешел границу с Казахстаном, поверишь ли, на колени встал, землю нашу поцеловал. – Почему же не поверю? Еще как поверю! – Да, а через короткое время Путин признал Донецкую и Луганскую народные республики, потом сразу же и СВО началась. Вот и оказался я тут. Поначалу брать не хотели. Пятьдесят восемь, как ни крути. Несколько месяцев оббивал пороги, добивался разрешения пойти добровольцем. Ну ладно, здоровье у меня не айс, но зрение-то отличное. Даже очками не пользуюсь. Короче, прошел подготовку, взяли в разведчики. Глазомер профессиональный, стал снайпером. А здесь уже полтора года работаю. – Тебе же скоро шестьдесят, на устал еще воевать-то? – Есть немножко. Но как же я своих пацанов брошу? Нехорошо это. Только когда победим, вот тогда все вместе и вернемся домой. Не иначе. – Но ты, наверное, не просто так рассказал мне эти две притчи? – Догадливый! – Валерка загоготал довольно, – знаешь, самое главное, не попасться под этот морок иллюзии. Ведь целый народ украинский оказался у него в плену. Сколько их там было, сорок пять миллионов? Сейчас-то уже меньше, миллионов двадцать, говорят, осталось. Часть вместе с Новороссией к нам вернулись, часть украинцев и так жили-работали в России, а часть на Запад рванули. Но в целом, ты прикинь, это как надо было обработать за тридцать лет столько миллионов, чтобы они сами себя забыли. Превратились невесть во что, вернее, в кого – в бесноватых безумцев. Так что эти переделанные притчи, они про нас всех, и для нас, воюющих по обе стороны фронта. Потому что мы остались русскими, православными, а они убили в самих себе собственную природу, русскость свою и веру нашу. И никакая тут Майя-иллюзия не виновата. Они сами так захотели. И сделали. – Верно говоришь. Сами захотели, сами предали. Не столько нас, сколько самих себя. – И еще, дружище, не забывай Иисусову молитву! Она мне столько раз жизнь спасала. Крайний раз выходил с той стороны, пять часов под обстрелом пробирался. Уже ранило, легко, правда, потом как на собаке быстро зажило, но выходил, не думая уже, что живым выберусь. На каждом шагу, то ползком, то бегом, то по горло в болоте, шептал молитву. А «птички» надо мной кружили, и «подарки» сбрасывали, но мне хоть бы что. Нырнул поглубже, воздух задержал в легких. Хохол с той стороны смотрит через «птичку», нет меня. Ну, думает, значит, утоп. А я проплыву метров сто, вынырну, отдышусь и дальше двигаюсь к своим. Вышел уже ночью. Небо еще ясное было. До своих по полю идти километра полтора. Помолился. И тут туман наполз. Ничего не видно. И «птички» больше не летали. Так ползком, бегом, в припрыжку и пересек поле. А оно оказалось заминированным. Как к своим вышел, часовые сначала не поверили, что свой. Но потом разобрались, доставили в медсанбат, перевязали. Оклемался пару недель на третьей линии. И обратно. Вот так-то, брат. 19.05.2024 г. https://stihi.ru/2024/05/19/1539

Посмотрел на убожество внутри, спросил, как этот мужик почитает Бога? А тот ответил, что утром, проснувшись с рассветом, молится так: «Господи, Иисусе Христе, помилуй мя, грешного!». Потом идет на поле, где пашет допоздна, чтобы прокормить свою жену и пятерых детей. Вечером приходит домой, поужинает, перед сном один раз прочитает эту же молитву и ложится спать. Вернулся Фома к Господу и сказал, так, мол, и так. Какой же это святой, когда он обыкновенный бедняк, из самой низшей касты. Ниже его только неприкасаемые. На что Иисус сказал ему: «Раз мы в священном городе Варанаси с тобой оказались, сделай для меня вот что – набери воды из священного Ганга в сосуд – калаш, поставь его на голову и обойди весь город, не пролив ни капли, а после возвращайся ко мне». Сделал так Фома. Набрал воды из святой реки в калаш, обошел весь город и вернулся к Господу Иисусу Христу. Спроси его Христос: «Часто ли ты вспоминал меня? Молился ли Отцу нашему Небесному?». На что усталый Фома раздраженно ответил: «Господи, ты задал мне такую непосильную задачу! Я шел и думал только о том, как бы не пролить ни капли из сосуда, какие уж там молитвы?». Засмеялся Христос: «Вот видишь, твоя задача была не такой уж и трудной. Всего лишь обойти Варанаси с горшком на голове. У тебя на это ушло часа два. И ты ни разу не взмолился ни мне, ни Отцу Небесному, ни Духу Святому. А тот крестьянин, шудра, он каждый день занимается тяжелой работой в поле, и тем не менее, находит в себе силы и время хотя бы дважды в день помолиться. И после этого ты скажешь, что он не святее тебя?». Понял тогда Фома, насколько гордыня овладела им. Пал он в ноги Господу и попросил прощения за свою глупость. Вот такой была первая притча, рассказанная мне дьяконом-земляком в Индии. – А что за вторая притча была? – Погоди, – сказал Валера, – сейчас мы с тобой сухпай разогреем. Сегодня не готовили ничего, потом продолжу. И мы разогрели на примусе сухпай, Валера сунул мне алюминиевую ложку, долил в кружку кипятку и продолжил свой рассказ, пока я усердно пережевывал пищу, как своего рода, окопное причастие. – Вторая притча следовала из первой. Отправились дальше Иисус Христос и его верный апостол Фома вкруг земли по святым местам. Фома, устыженный тем, что возгордился, попросил у Бога благословение, чтобы никогда и ни при каких обстоятельствах не впасть в иллюзию, и не забыть о Христе и его безграничной милости. Подошли тут они к старому, древнему дубу. Под ним еще сам Кришна сидел в старости, когда в него охотник стрелой попал, а потом Будда на этом же месте медитировал. Присел Христос под деревом и взалкал. Попросил он своего верного апостола сходить за водой. Пошел Фома с калашом к реке. День был жаркий, душный. Подумал он, окунусь-ка я в речку. Плохого ничего нет в том, чтобы постоянно совершать омовение и быть чистым, особенно, когда путешествуешь с самим Богом. Только вошел Фома в воду, нырнул, а вынырнул уже не мужчиной, и не апостолом, а девицей-красавицей. Так преобразила его волшебная река. На самом деле это богиня иллюзии Майя его заколдовала. И все забыл Фома, став девушкой. Тут мимо проезжал царь этого места. Увидел махараджа красавицу, загорелось любовью его сердце. Забрал он ее с собой, предложил выйти за него замуж. Провели обряд бракосочетания. Стали жить да поживать. Родила царица пятерых сыновей своему мужу. Выросли царевичи богатырями. А тут напал на их царство соседний раджа. Вышли ее муж и сыновья на бой вместе с армией. Но соседний царь оказался сильнее. Пали в битве неравной и муж, и сыновья. Разорил царство сосед, увел в плен людей, разграбил столицу царства. А несчастная царица сложила дрова для погребального костра, одна, без посторонней помощи, старая и немощная женщина вознесла на костер и мужа, и сыновей. Подожгла факелом, и уже сама хотела броситься в костер, как вдруг налетели ветры злые, небо потемнело, начался страшный ливень. Ганг вышел из берегов, целый потоп разлился повсюду, плывет несчастная старуха, уцепившись за бревно и молит: «Господи, за что мне все это?».

Прибыл месяцев за девять до начала ковида. Поначалу ездил всюду туристом. Фотографировал. Делал наброски карандашом, этюды. А тут ковид пришел. Всюду карантин, не выбраться. Поселился на чердаке у одного торговца уличной едой. Стал на него работать. Я же и так неплохо готовлю, а тут освоил настоящую индийскую кухню. В общем, трудился за ночлег и еду. Тяжелое время было. Виза просрочена. Сбережений ни копья. Но даже в самые строгие месяцы карантина удавалось выскальзывать на прогулки. Хозяин одолжил свой старенький велик, я на нем гонял везде, где мог. Порой накручивал километров по пятьдесят в день. Так прошел год. В начале двадцать первого затосковал по снегу, морозам, по русской еде и русской речи. По Родине, короче говоря. Да и надоело уже рисовать синерожих, многоруких Шиву с Кришной, богов и демонов. Я же в двухтысячных утвердился в вере православной. Бросил йогу, всякую восточную мистику. Сходил в церковь к батюшке, исповедался, причастился. Отпустил мне святой отец грехи молодости и блуждания по чужим верованиям. – Так чего же тебя в Индию-то понесло, бродяга? – Да, понимаешь, ведь апостол Фома принес туда свет веры. Да и потом давно у меня мечта была пройти дорогами Верещагина. На Тадж-Махал посмотреть, пофотать, написать его углем, красками. И вот как-то раз совершал очередную вылазку из своего убежища на чердаке, дня на два уехал из города, предупредив хозяина, чтобы не беспокоился, вдруг встречаю нашего. Своего. – Какого это еще, своего? – Да, православного. Причем из России. В девяностых он тоже, как и мы с тобой, баловался индийской тематикой. Кришнаитом был. Сам москвич. Инициированный, даже брахманом стал, вторую инициацию получил. А как съездил в Индию, повидал настоящую жизнь местных, их порядки, повадки, грязь, антисанитарию, нищету, кастовую систему, понял, что никогда своим тут не станет. Ему будут улыбаться, но в настоящий индуистский храм не пустят. Варвар же, млеччха. Мясоед с рождения. Хуже, чем местные неприкасаемые. Какой уж тут брахман к чертям собачьим. Вот и вернулся в свою Москву. Тоже покаялся, епитимью получил. А потом и вовсе в монастырь ушел, послушником. Короче, лет десять исправлялся. А потом каким-то образом получил благословение своего архиерея на служение в Индии. Местные реалии знает, язык худо-бедно тоже. Вот и служит теперь там, куда его душа так рвалась. – Ничего себе духовный кульбит! – А то! В общем, я уже давно бы слинял из Индии, но ради земляка и единоверца, брата во Христе, задержался там еще месяца на два, на три. Мы как-то с диаконом Фомой, его рукоположили в честь крестителя Индии, сидели у него в приходской церкви после службы, трапезничали. А там даже в христианской общине остаются в силе кастовые предрассудки. И выходцы из брахманов или кшатриев, не говоря уже про буржуев – вайшьев, сторонятся бывших неприкасаемых. – Сила привычки. – Скорее, сила традиции пяти тысячелетней. Вот и сидим мы с отцом Фомой, вкушаем, что Бог послал. А он забавный такой, кстати, тезка твой до рукоположения, и все время притчи, как анекдоты травит. Вот и в тот раз сразу две рассказал. Я, конечно, так же как он, витиевато и красиво не перескажу, но смысл хотя бы передам. Он, знаешь, старые индийские байки на наш христианский лад переиначивал. – Да ладно! – Не ладно, а ты слушай! Спустился как-то давным-давно аватара Всевышнего, Сын Божий Иисус Христос на землю. Стал ее кругом обходить. А в спутниках у него апостол Фома постоянно был. Вместе они шли по Индийской земле. Задал однажды вопрос Фома Иисусу, кто больше предан Господу? Неужели же есть кто-то, сильнее, чем он, Фома, любящий Бога? На что Христос улыбнулся и ответил: «Ступай-ка в священный город Варанаси, там, на окраине, за пределами городских стен, живет один бедный шудра. Вот этот простой человек на самом деле – святой». Обидно стало Фоме, как так? Он – апостол из первых учеников Христа, а тут какой-то бедняк, шудра святее его, да как может быть такое?! Отправился в Варанаси Фома, долго искал и нашел этого бедняка. Зашел к нему в хижину с дырявой крышей.

ИИСУСОВА МОЛИТВА Игорь Дадашев Сидим в землянке под Гуляйполем. Довольно чистая и сухая землянка на склоне холмика в лесополосе. С грамотным дренажем, утепленная старыми коврами, и даже пол выстлан протертыми, но еще крепкими циновками. Суровый мужской комфорт и солдатский уют. Даже крыс с мышами нет. А в прихожей надо разуться, снять резиновые сапоги и берцы, предварительно сбив с них несколько килограммов налипшей глины. И уже в тапочках, которых хватает не только для обитателей землянки, но и для гостей, можно проходить внутрь. Сейчас здесь пусто, только мы с Валерой вдвоем чаи гоняем. В окопах категорический сухой закон. Печка с трубой, вентиляция, все сделано по уму, не душно, и не угоришь. Пока чаевничаем сушится верхняя одежда – бушлаты и ватные штаны. Валера дал мне свою сменку – летнюю форму моей любимой расцветки – «Мох», сам тоже переоделся в сухое – чистые, но сильно драные треники и олимпийку. – Господи, - говорю, сколько же мы с тобой не виделись, Валер? Он почесал грудь, потом правое ухо. – Помыться бы не мешало, а? Как ты смотришь на баньку? – вместо ответа сказал он. – Попариться – это дело! А все же сто лет ведь не виделись, братишка! Рассказал бы, где тебя носило все эти годы. – Знаешь, много где. Да и ты ведь шлёндрал не меньше моего. – Не скажи! Я вот до Индии так и не добрался, а ты – ну чистый Афанасий Никитин, прямо вылитый Садко! – Индия, – Валерка даже зажмурился, как кот, – да уж! Оказаться бы сейчас в Мумбаи, или Коттаяме с Чандрапуром. Да и в Агре с Дели тоже по-своему прикольно было. – А как же тебя занесло в Индию? Помнишь, как в девяностых мы искали «Свет на востоке»? Книжки разные читали, йогой баловались. – Ну, кто баловался, а кто и всерьез практиковал, – усмехнулся Валера, – да все это дело прошлое. Короче, в 2019 году стукнуло мне пятьдесят пять, решил себе подарок сделать. Дай, думаю, поеду в Индию, поживу там годик-другой. – Ага, на манер Рериха! – А ты не смейся. Я ведь в Индии много картинок намалевал. Правда, большую часть продал там же, туристам. Ну и когда эвакуировался на Родину, тоже много чего оставил. Просто все взять нельзя было. Я же возвращался через Бангладеш, Мьянму, Таиланд, Лаос, Вьетнам, Китай, потом понял, что не хочу выходить через наш Дальний Восток, а лучше пройти по Средней Азии, поэтому и вернулся опять в Индию, оттуда через Пакистан добрался до Ирана. Там потусил и дальше отправился в Туркмению, Узбекистан, Киргизию, Казахстан, так и до России добрался. Где пешком, где автостопом. По Индии, в основном, на поездах передвигался. Они там, знаешь, практически бесплатные. Ну, формально, билеты продают, а по факту можно зайцем везде проехать. А если контролеры там, или полицейские будут билеты проверять, главное, с умным видом пошарить по карманам, в рюкзаке, за пазухой, потом сказать, улыбаясь: «Потерял». И все. Никто тебя не ссадит с поезда, наоборот, добрые индийцы даже денег насобирают по всему вагону. Причем хорошими купюрами. И вот у тебя уже несколько тысяч рупий в кармане, и ты едешь на поезде куда тебе надо. Так что через двенадцать стран добирался я до дому. – А где ты дольше всего жил? – В Индии, конечно же. Где же еще! Земля обетованная! Помнишь, как в Хабаровске мы дружили с православными шиваитами? – Еще бы, как не помнить! Святые, в хорошем смысле слова, не как у вдовы Ельцина, девяностые. И эта маленькая община простых русских искателей истины. Читали вслух «Диагностику кармы» Лазарева, книжки бахаи, Блаватскую, Рерихов, Махариши, Бхактиведанту, Бабаджи, а поверх этого «Деяния апостолов». Вот ведь дикие мы все тогда были! Как после перестройки, голодными и жаждущими, накинулись на все это разномастное чтиво. – Да, а еще наше посконное неоязычество, помнишь? Еще слово «родноверие» в широкий оборот не пустили, но «Велесовой книгой», как и «Розой Мира» Андреева зачитывался всякий уважающий себя искатель духовных истин и просветления. – Валера засмеялся с заметной ехидцей. – И вот попал я в Индию. Туда добрался, как все белые люди. Сделал визу в посольстве, купил билет на самолет. Полетел.