Old Russia With Masha

Русские тети Йоко Оно И это не шутка, у жены Джона Леннона действительно были две русские тетушки, и не простые, а золотые. Варвара Бубнова – знаменитая художница-авангардистка и Анна Бубнова  - скрипачка. В 1918 году Анна выйдет замуж за сына японского банкира и потомка древнего императорского рода– студента-зоолога по имени Шуничи Оно (дяди Йоко), который в то время учился в Петербурге. И молодые люди почти сразу уедут на родину мужа. А через четыре года к ним приедет сестра-художница, сперва казалось, ненадолго, но в итоге она останется там на тридцать шесть лет. И вот в Японии преданные искусству люди занимались тем, что умели лучше всего – обучали скрипке, русской словесности, творили. Анна основала музыкальную школу для детей, и стала «матерью» многих известных впоследствии японских скрипачей, выпустив в общей сложности свыше .двух тысяч музыкантов. Варвара же занималась живописью, вдохновляясь в том числе традициями Японии: «Я сохранила в своем творчестве принципы русского искусства, но японское искусство научило меня многому, расширив изобразительные рамки моего художественного языка». Помимо живописи Варвара преподавала русский язык в Токийском университете, а также иллюстрировала русские произведения, которые выходили в Японии. Позже в знак признания ее вклада в распространении русского языка и культуры ее наградят Японским орденом Священного сокровища 4-й степени. С семьей Оно сестры поддерживали связь даже после развода Анны с Шуничи (умер единственный сын пары, а семье нужен был наследник...). Тем не менее, Анна стала чем-то вроде наставника для сына своего бывшего мужа (мальчик потом вырастет и напишет про это целую книгу воспоминаний), и особые отношения у нее будут с племянницей – Йоко. До того, как девочку родители отправят учиться в Америку, она много времени будет проводить с Анной и Варварой, обучаясь музыке и живописи. Ну и между делом, тетушки будут рассказывать ей про свою жизнь в России, о которой они помнили всегда. И вот, после смерти Сталина, сестры Бубновы вернуться в тогда уже СССР. Они поселятся в Абхазии, где продолжат заниматься искусством. Анна умрет в 1978 года, а Варвара в 1983, оставив после себя в Сухуми обширную коллекцию работ. Когда уже в двухтысячных Йоко приедет в Россию, он навестит бывшее имение семьи Бубновых  в тверском селе Берново (где нынче расположен музей Пушкина) и даже сыграет там на фортепиано. Такие дела!

Maria Kravchenko, [09.06.2024 17:15] Петр Аркадьевич Столыпин. Воспоминания о моем отце. 1884—1911 Давненько не делилась книгами, возможно, многие из вас уже читали эти мемуары старшей дочери Столыпина Марии Бок https://www.e-reading.mobi/book.php?book=1034747, я вот на днях проглотила. Интересный взгляд на большого политика со стороны родного человека. Тут мы видим Петра Аркадьевича в разных ролях: от любящего отца до прогрессивного хозяина и человека, который по-настоящему хотел сделать хорошо своей стране (звучит пафосно, но ощущается так). Очень интересно читать, каким его дочь видела на выступлениях в Думе, в противостоянии с эсерами, как семья и он сам переживали одно покушение за другим. Читается на одном дыхании! Ну и пара цитат про Столыпина-человека: “Моему отцу тогда не было еще двадцати двух лет, и он окончил университет уже после свадьбы, даже уже когда я была на свете…Когда сдавались последние экзамены, мама, волнуясь больше папа, сидела в день экзаменов у окна, ожидая его возвращения. Подходя к дому, мой отец издали поднимал руку с открытыми пятью пальцами – значит, опять пять”. “Окончил он естественный факультет Петербургского университета, и экзаменовал его, наряду с другими, сам Менделеев. На одном из экзаменов великий ученый так увлекся…, что стал ему задавать вопросы все дальше и дальше; вопросы, о которых не читали в университете, а над решением которых работали ученые. Мой отец, учившийся и читавший по естественным предметам со страстью, отвечал на все так, что экзамен стал переходить в нечто похожее на ученый диспут, когда профессор вдруг остановился, схватился за голову и сказал: «Боже мой, что же это я? Ну, довольно, пять, пять, великолепно»”. “Когда мама кто-нибудь дарил конфекты, они хранились у папа в письменном столе, и мы получали после обеда по одной конфекте. – Ну, дети, бегите в кабинет за конфектами, – говорит мой отец, а моя маленькая сестра Олёчек вдруг громко с чувством восклицает: – Папа, как я вас люблю! – Только за конфекты и любишь? – говорит, смеясь, папа. – Нет, тоже и за подарки, – говорит Олёчек, глядя своими честными детскими глазами прямо в лицо отца”. “Промучившись целый час над бассейном, наполняющимся через две трубы, одну широкую, другую узкую, или над тем, сколько сделает в данное время поворотов большое колесо и сколько маленькое, идешь с тетрадкой и задачником Малинина и Буренина к папа, зная, что если только он не занят экстренной работой, то отложит в сторону бумаги или книгу, возьмет твою тетрадь, испачканную десятком неправильных решений, и ласково скажет: – А ну-ка, давай подумаем вместе. Иногда сразу же удавалось решить задачу, но бывало и так, что папа решит ее тотчас же в уме, посмотрит ответ – верно, а объяснить мне никак не может. – Алгебраически я тебе сразу объясню, – говорит папа, – а как это делается арифметически, надо подумать. Я шла готовить другие уроки, а папа, найдя ясное и точное объяснение, звал меня” “Когда же маленькая плачет и не хочет заснуть, никто не справляется с ней так скоро, как папа. Он бережными, нежными, хотя и по-мужски неловкими движениями берет на руки кричащий и дрыгающий ножками и ручками пакетик, удобно устраивает его на своих сильных руках и начинает мерными, ровными шагами ходить взад и вперед по комнате. Крик понемногу переходит в тихое всхлипывание, а скоро уже и ничего не слышно, кроме еле уловимого, спокойного дыхания. И мама, и няня, и кормилица – все удивлялись, почему это ребенок ни у кого так скоро, как у папа, не успокаивается”. “Подарок для папа всегда огромное затруднение, и наша творческая фантазия не идет дальше вышитых или разрисованных закладок в книгу. Когда у папа собралось около дюжины таких закладок, мы стали дарить рисунки. Папа их трогательно берег, и они впоследствии, вставленные в рамки работы домашнего столяра, украшали стены комнат папа”.

Maria Kravchenko, [09.06.2024 17:15] “Один раз папа увидел, как стоящий перед ним человек вдруг вынул из кармана револьвер и направил на него. Папа, глядя на него в упор, распахнул пальто и перед взбунтовавшейся толпой сказал: – Стреляй! Революционер опустил руку, и револьвер вывалился у него из рук. В другой раз, садясь в коляску, после того как он произнес в большом революционном сборище речь, мой отец заметил на себе взгляд какого-то парня, стоящего близко к нему. Парень имел вид самый наглый и задорный, а взгляд был полон тупой, непримиримой ненависти. Папа, посмотрев на него, коротко и властно сказал: – Подай мне пальто! И этот человек, только что мечтавший о том, как бы побольше зла нанести ненавистному губернатору, послушно взял пальто из рук курьера и подал его папа”. “ – Папа, отчего наш сад окружен колючей проволокой? – Чтобы злые люди к нам не влезли бы, детка. – А как же я прошла и даже платье не разорвала? – Ты прошла через проволочное заграждение? – Хотите я вам покажу? После завтрака папа, крайне заинтересованный, пошел в сад... Вмиг подобрала она ловко платье и на глазах изумленной охраны, змейкой скользнув между колючими проволоками, через минуты две очутилась, красная и сияющая, по ту сторону заграждения. После этого начальник охраны, сконфуженно качая головой, пошел дать распоряжение сделать сеть более густой”. “5 сентября утром папа был опять в полном сознании и, подозвав дежурившего при нем профессора, спросил его: – Выживу ли я? Профессор, в душе считавший положение безнадежным, стал все же уверять папа, что опасности нет. Неискренность его ответа не ускользнула от моего отца, и он, взяв руку профессора, положил ее на свое сердце и сказал: – Я смерти не боюсь, скажите мне сущую правду! Профессор все же повторил свои слова. Тогда папа откинул его руку и, возвысив голос, сказал: – Как вам не грех: в последний день моей жизни говорить мне неправду?!”

Обычная жизнь Петербурга. Обещала а посте про речных пиратов поделиться другими фото автора, который поймал корсаров на плёнку. На удивление мало сведений о вполне себе даже хорошем фото-бытописце Алексее Поповском. Кроме того, что он работал в "Огоньке" и фиксировал жизнь столицы в Первую мировую и позже в двадцатые годы, больше ничего не известно. А эти фото вообще хранятся на американском ресурсе, у нас их нет. Так что вот вам немного привета из 1914 года, видимо сразу после начала войны. Любопытные подписи к фотографиям, явно творчество автора: В кабаке. Странствующий книготорговец. Азартная игра «Три карты». Очередь за хлебом рано утром. Нищенка на церковном дворе кормит голубей.Тряпичник, который всегда готов к другой работе. «Вороны» и собаки ищут сокровища на свалке. За Сампсониевским проспектом игра становится все более смелой. Рассказы о славных приключениях: юный герой приводит в восторг своих товарищей. Воскресное утро на берегу Обводного канала.

Невские речные пираты Тысяча чертей, друзья. Сижу я тут листаю фотоархивы getty и вижу фотоподборку А.Ф. Попова (его работы отдельно выложу завтра) с парой кадров из Санкт-Петербурга, на которых значатся слова «river pirates». Но сделаны-то они в 1914 году. Что за пираты такие? А вот оказывается это речные пираты, которые пару сотен лет орудовали в Северной Столице и пригородах: «Есть в Петербурге, по берегам взморья, целые поселки и деревни, промышляющие пиратством». В заметках про 1913 год пишут, что они совершали набеги на лодки с отдыхающими дачниками, прогулочные катера, буксиры, лодки с товарами, лесом. Вот например, «6 июля 1913-го, года «Петербургская газета» сообщала о налете речных пиратов на буксир «Анна» в районе деревни Пески на правобережье Невы. «Войдя в каюту, грабители похитили из нее одежду, паспорта рабочих и 35 руб. денег, принадлежавших шкиперу Константину Гусеву, который намеревался оказать сопротивление, но разбойники для устрашения произвели выстрелы из револьверов, а затем спустились с судна в свою лодку и скрылись». Кроме того, пираты занимались угоном лодок и судов, доставляя большое беспокойство речной полиции и судовладельцам. Судя по всему, ребята особо никого не боялись, а будучи пойманными, покрывали друг-друга. Чисто водный форсаж! Пираты продолжали существовать вплоть до 1930-х годов, о том какими они были в это время написано у прозаика Вадима Шефнера «…Невские речные пираты в те времена еще существовали и гнездились главным образом на Охте и выше по правому берегу матушки-Невы. Это были люмпены, которые имели лодки, – большею частью краденые… Речные пираты промышляли тем, что продавали налево бревна, оторвавшиеся от сплавных плотов, брали то, что плохо лежит, с береговых пристаней и складов. Они же охотно перевозили пассажиров с одного берега на другой, заламывая за это пиратскую цену. Действовали они главным образом по ночам…». Подписи к фото «Пираты за работой», «Люди на лодках проснулись и защищаются от пиратов».

Рабочий поселок 1909 год. Обожаю это фото Прокудина-Горского. Перед вами с пылу с жару новенький такой вот поселок для рабочих Ковжинского лесопильного завода Вологодского уезда. Как будто на нас смотрит картинка из журнала про счастливый советский быт, но и у рабочих до революции кое-где жизнь была вполне себе на уровне. Все надеюсь, дойдут руки собрать тему про образцовые предприятия и социальный быт рабочих того времени. К слову, пишут, что эту территорию затопило при строительстве Волго-Балта, и все это исчезло с лица земли.