поблекшие гиацинты

что читаете?

'зачастую я отправлялся не далее огромной равнины, расположенной над гурвилем, и, так как она немного напоминала долину, поднимавшуюся от комбре по направлению к мезеглизу, то и на большом расстоянии от альбертины мне было отрадно думать, что если мои взоры не достигали до нее, то могучий и легкий морской ветер, распространяясь дальше них, пролетая мимо меня, должен был домчаться, ничем не преграждаемый, до самого кеттольма, прошелестеть в ветвях деревьев, покрывающих своей листвой сен-жан-де-ла-эз, овевая лицо моей подруги, и таким образом установить двойную связь между мной и ею в этом уединенном уголке, бесконечно расширенном, безо всякого риска, как в тех играх, где двое детей заходят порой так далеко, что перестают слышать и видеть друг друга, и все-таки, несмотря на свою разобщенность, продолжают быть вместе. я возвращался по тропинкам, откуда видно было море и где, бывало, прежде чем оно открывалось мне между ветвей, я спешил закрыть глаза, дабы хорошенько представить себе, что я должен был увидеть все ту же стонущую прародительницу земли, пребывавшую, как в те времена, когда не было еще живых существ, в безумном и незапамятном волнении. теперь тропинки были для меня лишь способом добраться до альбертины, поскольку я видел их единообразие, знал, до какого места они идут прямо, где свернут, вспоминал, что проходил по ним, думая о мадмуазель де стермарьа, и что такое же нетерпеливое желание очутиться возле альбертины бывало у меня и в париже, когда я шел вниз по улицам, где проезжала г-жа де германт; они являли в моих глазах сугубую однородность, моральное значение какой-то линии, по которой развивался мой характер. это было естественным и не могло быть безразличным; они напоминали мне, что моей судьбой было стремиться в погоню за призраками, за существами, добрая доля которых существовала лишь в моем воображении; в самом деле, бывают люди, и это с юных лет было моим уделом, у которых все, что имеет твердую ценность, осязательную для всех остальных, — богатство, успех, высокое положение, — не принимается в расчет: им нужны призраки. они жертвуют для них всем остальным, приводят в действие все, заставляя все служить их стремлению к встрече с этим призраком. но последний вскоре исчезает; тогда они начинают гоняться за другими, чтобы снова вернуться к первому. не раз возвращался я к альбертине, к той девушке, которую в первый год я встретил у моря. другие женщины, правда, вклинились между мной и той альбертиной, которую я полюбил впервые, и той, с которой я не мог расстаться теперь; другие женщины, и в частности герцогиня германтская. однако, скажут мне, зачем было создавать столько беспокойств в отношении жильберты, так мучиться из-за г-жи де германт, — ведь я становился их другом с единственной лишь целью думать не о них, а только об альбертине. сван, перед своей смертью, мог бы ответить на это, будучи любителем призраков. тропинки в бальбеке были полны этими преследуемыми, забытыми призраками, иногда обретенными вновь на единственную встречу, чтобы коснуться призрачной жизни, тотчас улетучивающейся. думая, что их деревья, груши, яблони, тамариски переживут меня, я воображал, что слышу их совет наконец-то приниматься за дело, пока не пробил еще час вечного покоя'. - 'содом и гоморра', м. пруст #proust

'лик этой местности показался нам сильно изменившимся, ибо в топографическом представлении, составляемом нами о любой из них, понятие пространства далеко не играет наибольшей роли. мы уже сказали, что понятие времени разграничивает их гораздо больше. и оно не является единственным. некоторые места, которые мы всегда видим отдельно от других, перестают иметь для нас общее мерило со всеми остальными, находятся как бы за пределами нашего мира, подобно тем людям, которых мы знавали в периоды, особо стоящие в нашей жизни, как время пребывания в полку, наше детство, и которые мы ни с чем не можем связать' - 'содом и гоморра', м. пруст #proust

видно, что текст пруст не до конца отредактировал (по понятным причинам). схожие с бергсоном рассуждения встречаются и во втором томе, в эпизоде, когда бабушка рассказчика хочет сфотографироваться. рассказчик (или сам пруст) рассуждает на тему фотографий, что они, выражаясь языком бергсона, являют суть интеллекта - они схватывают мгновение нашей жизни, но не весь ее поток. этот пассаж у пруста не звучит так философски, как выше приведенный. пруст не считал себя философом, потому свои идеи и мысли касаемо философии выражал творческим способом, не строго научным #proust

'мы не можем оживить в памяти свои воспоминания за последние тридцать лет, но они омывают нас вокруг; тогда зачем останавливаться на тридцати годах, почему не продолжить эту предыдущую жизнь еще далеко за пределы нашего рождения? поскольку мне уже незнаком ряд воспоминаний, оставшихся позади меня, поскольку они скрыты от меня и я не обладаю способностью призвать их к себе, кто может мне сказать, что в этой «массе», неведомой для меня, не будет и таких воспоминаний, которые выходят далеко за пределы моей человеческой жизни? если внутри меня и вокруг меня может быть столько воспоминаний, о которых я не помню, то эта забывчивость (по крайней мере, забвение фактов, потому что я не обладаю способностью что-либо различить) может относиться к жизни, которую я прожил в теле другого человека, даже на другой планете. одинаковое забвение стирает все'. - 'содом и гоморра', м. пруст #proust

пруст под сенью пионов и беатриче. часть четвертая

«Я почти боюсь прикоснуться к «Одиссее», настолько невыносима красота её»

comme une histoire qu’on aurait inventée pour ne jamais se dévoiler https://youtu.be/PvzQspdwWHM?si=seOwHUFaSq2O6ubY