Городские историки

БАМ: города дороги Один из главных юбилеев этого года – 50-летие с начала строительства Байкало-Амурской магистрали. Несмотря на то что первые работы на БАМе последовали в 1930-е гг., точкой отсчета принято считать апрель 1974 г., когда XVII съезд ВЛКСМ объявил железную дорогу Всесоюзной ударной комсомольской стройкой. По нашему мнению, сегодня главным историком БАМа является Николай Байкалов, который собирает материал не только в архивах и библиотеках, но и с 2005 г. активно проводит полевые работы в десятках городов и поселков Восточной Сибири. В 2022 г. вышла его монография Последняя стройка социализма, посвященная как этапам железнодорожного строительства, так и проектированию и формированию масштабной социальной инфраструктуры БАМа. По факту города БАМа были ведомственными поселениями: социальная сфера теснейшим образом связывалась со строительными и железнодорожными организациями, содержавшими детские сады, больницы, поликлиники, школы, клубы, библиотеки и тд. Особенно интересна статья Байкалова в журнале Новейшая история России. Историк показывает, что основная черта городского пространства БАМа – это временность. В районе стройки возникло около 300 поселений, которые можно поделить на три основных типа: 1) «времянки» – поселки временного размещения строителей; 2) «постоянки» – поселки железнодорожников и обслуживающего их населения; 3) «нахаловки» – территории самовольного строительства. В одном городе эти поселения могли смешиваться друг с другом, но визуально такие микрорайоны нередко воспринимались как отдельные населенные пункты. Так, городская жизнь выстраивалась в особой темпоральности: сначала размещение в палатке или вагончике, затем получение места в общежитии или комнаты во времянке, и только в конце – переезд в отдельную квартиру во временном или капитальном доме. Жилищные практики бамовцев обретали какое-то невероятное разнообразие – балки, «засыпухи», бараки, приспособленные под жилье нежилые помещения. И по сей день самострой и скваттерство – неотъемлемая часть бамовской повседневности.

ULY DALA: журнал городских и социальных исследований За последние месяцы одной из самых интересных новостей в сфере академической урбанистики стал выход нового журнала ULY DALA: журнал городских и социальных исследований. Учредителем журнала выступил НИИ «Алматыгенплан», а главным редактором – известная социальная антропологиня Алима Бисенова. Вообще перед нами очень интересный пример связки градостроительной науки и социальных исследований города: градостроители доверили проект не планировщику или архитектору, а антропологу. Выбор, конечно, не случайный: сегодня многочисленные проекты Алимы Бисеновой хоть и посвящены в основном постколониальным исследованиям, однако свою диссертацию PhD она защищала по теме девелоперского бума в Астане. В приветственном слове Бисенова прямо указывает, что журнал будет иметь междисциплинарный характер, а его задача – объединение академического сообщества и практиков в сфере урбанистики. Этот вектор отражен в названии ULY DALA (Улы Дала – в переводе с казахского языка значит «Великая степь»), отсылающего к межкультурной интеграции степи и города, номадизма и урбанизма. Соответственно, основатели журнала приглашают к публикации как исследователей-теоретиков, так и тех, кто погружен в реальные прикладные городские проекты. Из интересного в первом номере – интервью со Святом Муруновым об анкете горожанина; статья Дархана Медеуова о восприятии периферийности района Армана в Астане, несмотря на его центральность через транспортную доступность; а также статья Бисеновой о формировании нового среднего класса в жилых комплексах казахстанской столицы. По мнению исследовательницы, в основе этого процесса лежит мобильность горожан из других городов Казахстана в Астану. В столице они трансформируются в постсоветский средний класс, который, тем не менее, воспроизводится под воздействием дискурса интеллигенции, унаследованного от Советского Союза, с его нормами культурности, приличия и труда. Так, в новых жилых комплексах появляются «профессиональные горожане», способные к самоорганизации.

Невежин В.А. Советская праздничная культура. Первомайские и Октябрьские тожества (1930-е — середина 1940-х гг.) / В. А. Невежин. — М.: Квадрига, 2024. — 424 с. – Исторические исследования). В монографии рассматривается проблема организации и проведения в Москве важных мероприятий, связанных с советскими государственными праздниками – 1 Мая и 7 Ноября, в предвоенный период. Автор также рассматривал основные события, относящиеся к празднованию годовщины Великой Октябрьской социалистической революции в Куйбышеве в 1941 г. и в столице СССР в 1943 г. Основная цель предлагаемого исследования – выявление роли и места представителей высшего и среднего звена советской партийногосударственной номенклатуры в организации Первомайских и Октябрьских торжеств. Для ее достижения привлекались многочисленные опубликованные источники и архивные документы. Использовались материалы РГАСПИ, РГАЛИ, АВП РФ. В книге рассматривается проект проведения Первомайских и Октябрьских торжеств, который осуществлялся усилиями высшего и среднего номенклатурного звена, прежде всего – Сталиным и его ближайшим окружением. Проанализированы основные составные части этого проекта – выдвижение и распространение текстов праздничных лозунгов (призывов) ЦК ВКП(б), торжественные заседания Моссовета, военные парады и демонстрации трудящихся на Красной площади, праздничные застолья (большие кремлевские приемы в честь участников парадов; обеды и ужины Сталина в узком кругу; дипломатические приемы). Где купить сам не знаю, но надеюсь появится в книжных магазинах

Основной вопрос социологии Уилльям Сьюэлл мл. – чуть ли не единственный не-социолог, который получил главный приз Американской социологической ассоциации за лучшую книгу по теории. Произошло это уже 18 лет назад, но «Логики истории» до сих пор читаются невероятно актуально. Автор, десятилетиями занимавшийся Великой Французской революцией и последующими индустриализацией и урбанизацией страны, решил собрать в кучу все свои мысли по предмету и дополнить их размышлениями Броделя, Саллинза и Бурдье. Социологам повезло, что он выбрал для этого когнитивную рамку именно их дисциплины. Я подумал, что, пожалуй, для меня это чуть ли не самая важная теоретическая книга, которую я прочел за эти годы. Да-да, в каком-то смысле важнее и самого Бурдье, и Берта, и Эбботта и всех остальных. Почему? Для начала, Сьюэлл очень лаконично и убедительно описал, чем социология отличается от истории. На его взгляд, это происходит за счет кардинально разных взглядов на темпоральность, рутинизированных в дисциплинарной доксе. Социологи думают воспроизводством, структурами, а историки – изменением, событиями. Эти на грани с чистой философией рассуждения в свое время очень помогли мне осмыслить смену специализации, а теперь отчасти помогают отмотать время назад. Второй важнейший поинт книги (их там миллион, я просто перечисляю экзистенциально важные для меня) – это постоянное противоборство ресурсно- и схемо-центричных взглядов на социальную структуру. В каком-то смысле Сьюэлл просто переформулирует классическую проблему бытия и сознания Энгельса, но: а) на современном языке социологии; б) отказывается решать ее сразу и однозначно. Согласно историку, есть мощные структуры, в которых ресурсы важнее: партии, госаппарат. Однако есть и глубокие структуры. Самый главный пример: христианство. Невероятная устойчивость капитализма состоит в том, что это и глубокая, и мощная структура одновременно. Как концептуализировать социальную структуру, чтобы не проваливаться ни в вульгарно-материалистическую, ни в наивно-идеалистическую ловушки? Это вопрос вопросов. Никакого курса по теории не хватит, чтобы на него ответить, но я невероятно рад, что нам со слушателями удалось его сформулировать. Продолжаем работать дальше.

Советский горожанин и его репрезентация В конце 2023 г. в издательстве Уральского гос. экономического ун-та вышла монография историков Марины Клиновой и Андрея Трофимова Визуальные стандарты образа жизни советского городского населения после мировых войн. Книга выложена в открытом доступе, так что смело кликайте на гиперссылку. В центре внимания работы изобразительная репрезентация городской повседневности в Советском Союзе 1920-х – нач. 1960-х гг. Исследование выполнено в рамках визуальной антропологии, в которой, как верно подметили авторы, городской образ жизни в СССР чаще показывается лишь фоном для описания других тем: телесности, эмоций, труда, потребления и тд. Клинова и Трофимов попытались преодолеть этот эффект, рассказывая об образах труда, отдыха, потребления, услуг и вещей советского горожанина как о целостной системе повседневности. Вообще монография отличается своей фундированностью – историки подробно размышляют над методами работы с визуальным материалом, который они вытащили из десяток советских центральных журналов, областных и городских газет, и даже заводской прессы. По их мнению, к 1950-м гг. репрезентация советского горожанина определялась нормами сложной интеллигентско-этатистской модерности. С одной стороны, пресса в СССР создавала рациональный общественный порядок, но с другой – ей не было чуждо изображение реальности. Авторы подчеркивают, что визуальный мир советского горожанина в основном отражал действительную материальность машин, механизмов, технологий, зданий, вещей или тех же практик, зачастую имевших натуралистический характер. Они показывали будущее, но им не были присущи симулякры или имитация. В то же время советское общество шло к поляризации на городское и сельское население, которая фиксировалась в рекламном дискурсе – для одних доступность деликатесов, а для других нередко отсутствие базовых продуктов. Так что и при социализме горожанин жил среди рекламы. Отдельное богатство книги – это ее иллюстративный ряд, с головой погружающий в визуальный мир советского города.

Джентрификация деревянной застройки Резонансной новостью прошлой недели стала государственная историко-культурная экспертиза квартала «Красный просвещенец» в Нижнем Новгороде, которая отказала в исторической ценности этой советской застройке. Подробнее в Городских экспедициях и Городе для людей. «Красный просвещенец» – это прекрасный образец деревянной архитектуры 1920-х гг. Его градозащитники сделали великолепный сайт, в котором описали историю домов и проживающих в них семей, а также рассказы о традициях, практиках и легендах, рожденных этой застройкой. «Красный просвещенец» выступает выразительным примером деревянного конструктивизма, воплощенным по проекту архитектора Леонида Агафонова, который сам вместе с семьей поселился в одном из домов квартала. Городским историкам этот квартал сильно напоминает главный шедевр деревянного конструктивизма – г. Игарка, к созданию которого приложил руку известный архитектор-авангардист Иван Леонидов. Однако деревянное наследие Игарки 1930-х гг. сегодня полностью утрачено. Несмотря на то что городские власти, как правило, не признают ценности в деревянной советской архитектуре, в реальности же подобные двухэтажные деревянные кварталы невероятно ярко отражают локальную культуру и делают наши города уникальными. Более того, именно эта деревянная застройка, хоть и является советской, создает историческую городскую ткань, разнообразие и цельность городской среды, обладающей историей места. Помним, как в 2017 г. мы вместе с архитекторами Мэттью Джулл и Линой Чо из Университета Вирджинии гуляли по одному из деревянных кварталов 1960-х гг. – поселку нефтяников в г. Сургуте. Они были в восторге от покосившихся брусчатых домов, погружавших в атмосферу нефтегазового освоения Сибири. Тогда они указывали на необходимость сохранения этого деревянного квартала путем джентрификации, превращения его в хипстерское пространство, в ином случае город потеряет часть своей истории. Но чуда не произошло – в Сургуте он почти снесен. Власти не желают видеть в такой застройке историю. А вы?

#ясходилазавас На презентацию книги от автора - Наталии Лебиной.

Книга - Хрущевка Советское и несоветское в пространстве повседневности

Шикарная презентация, автор с живым умом и юмором. Естественно, книга была куплена мною в тот же день. И прочитана на половину. Книга шикарна. Хрущевку, как мем, рассматривает не архитектор, а историк. При том историк быта. Там нет душноты СНиПов и норм, если только чуть-чуть. Зато шикарно передан дух в первых и очередных хрущевках. Реально погружаешься в атмосферу того времени. Куча отсылок на произведения 60-х от кино до анекдотов. Карикатуры из крокодила щелкают по носу тех, кто считает, что в СССР не было критики власти. Максимально комфортное чтение и абсолютно гениальный автор. И пусть дорогая Наталья не даёт интерьвю, общаться с ней - великая ценность. 🟧 Ваша ЛП

Фрагментарность исторической урбанистики в ДФО На днях завершил работу по историографическому анализу литературы об истории чуть более 100 (с учетом утративших этот статус) городов и нескольких сотен пгт Забайкалья и Дальнего Востока. В моем распоряжении были статьи, брошюры, очерки, научные монографии, публицистические краеведческие издания со всех 11 регионов ДФО - все, что собрал по региональным библиотекам в рамках прошлогодней 80-дневной экспедиции. Многое обращает на себя внимание. Отмечу обобщено пока лишь 2 позиции: 1. Если по дореволюционному периоду в истории забайкальских и дальневосточных городов (с сер. XVII в.) есть пара обобщающих изданий в ограниченных хронологических рамках, то советский и постсоветский период в истории урбанизационного процесса в сравнительно-историческом плане в масштабе всего региона все еще фактически не осмыслен. По сути нет обобщающих академических работ в этом поле, в тч и в разрезе проблематики городского расселения, которая меня интересует. Даже по отдельным периодам истории XX-начала XXI вв. Можно смело браться, если не страшно 😉 2. Охват научными исследованиями историй конкретных городов в регионах ДФО остается более чем скромным. Заметно впереди в этом поле в моменте оказались - Бурятия, Якутия и в какой то мере успел мобилизовать свои силы Забайкальский край с их развитыми академическими традициями исторических исследований, в то время как в большей части регионов ДФО истории даже региональных центров остаются на уровне краеведческих работ и публицистических очерков местных писателей, журналистов и т.д. Им, кстати, отдельный респект, что недождавшись внимания академических историков, решают эту задачу с опорой на архивы и пр. Другое дело, что после недавней смерти отдельных таких краеведов, историями городов там сейчас попросту некому заниматься. Это удручает. Важно осознавать, что научные институты исторического профиля в структуре Российской академии наук есть только в Бурятии, Якутии и Приморском крае. В других регионах городской историей остается заниматься только преподвателям ВУЗОВ, ну и краеведам. Историей начинают заниматься местные географы и экономисты.В этом смысле интервенции историков из других регионов в регионы ДФО кажутся более чем оправданными. Это я, видимо, о себе)

Городской парк: между дисциплиной и природой Похоже, что раньше времени стучится лето. В такие дни хочется отложить все заботы и просто погулять по ближайшему парку. Вообще любой городской парк – это место особого притяжения, которое наполняется как всевозможными неорганизованными практиками, так и дисциплинирующими фреймами. В последнем номере Уральского исторического вестника историки Алексей Попов, Нелли Агуникян и Дарья Бочкова задаются вопросом об этой двойственности городских парков, которая сформировалась еще в советскую эпоху. Авторы акцентируют внимание на том, что городской парк в СССР был скорее пространством дисциплины. То есть городские власти наполняли его «правильными» досуговыми и волонтерскими практиками, которые организовывали повседневность граждан, но, правда, параллельно формировали и их экологическое сознание. Как это происходило? На примере истории граничащих друг с другом лесопарка Челябинский бор и Челябинского парка культуры и отдыха, исследователи показывают, что разница между двумя рекреационными зонами была в степени регламентации поведения. Бор воспринимался как пространство для более индивидуального взаимодействия с природой – прогулки парами, с детьми и собаками, спорт или просто дышать свежим воздухом. ПКиО, наоборот, был местом идеологического воспитания с массовыми мероприятиями, стендами, сценой, павильонами и аттракционами. Понятно, что в условиях нажима идеологии жители выбирали бор. В то же время лесной массив превращался в место для пьянок, локальных свалок и другого девиантного поведения. Получалась амбивалентная ситуация: с одной стороны, бор – это природная ценность для горожан, а с другой – горожане сами делали из него пространство деструктивного отношения к природе. Поэтому с 1960-х гг. городские власти начали осознанную политику экологического просвещения на базе ПКиО, которая в итоге завершилась успехом. ПКиО стал переходным пространством между городом и природой, а бор приобрел образ «первозданной природы». P.S. Челябинск и его бор. Фото Михаила Смирнова.

Городские исследования и академические гранты Вчера главный «спонсор» большой отечественной науки Российский научный фонд (РНФ) объявил результаты всех своих основных конкурсов, а месяц назад подвел итоги регионального конкурса. Что ж, хороший повод подумать над вопросом: что такое урбанистика для наших ученых? Первое, что бросается в глаза – это достаточно скромное количество победителей с городскими темами. Однако даже среди них, есть одна отчетливая закономерность – интерес к исследованию малых поселений. Тут можно выделить проекты социолога Никиты Покровского о сельских сообществах в условиях постаграрных трансформаций, географа Александра Алексеева о малых городах и селах в системе расселения России, а также прям серия региональных проектов о селах и рурализации в Краснодарском крае. Не исключено, что поворот к малым поселениям обусловлен тем громким резонансом, который случился благодаря Конкурсу по созданию комфортной городской среды в малых городах и исторических поселениях. А возможно никакой связи нет, и постепенное снижение интереса к крупным городам и взгляд на периферию весьма логичный тренд для социальных наук. Вообще, из всех направлений Urban Studies неплохо выделяется именно историческая урбанистика. Поддержаны проекты у Ильи Антипова о новгородской архитектуре XI–XV вв., Сергея Аванесова о культурном коде города, Тамары Булыгиной о городской повседневности Ставрополья, Зои Доржу об урбанизации Тувы. В то же время антропология и социология города почти не представлены среди победителей грантов РНФ. Исключение, похоже, одно – грант Анастасии Филипповой о маргинализации городских пространств в Хабаровском крае. В целом, остается какое-то горькое послевкусие: городских исследований немного, а те, которые есть, по крайней мере по названиям, не отличаются какими-то оригинальными концептами или проблематиками. Правда отдельно хочется отметить проект Дмитрия Редина об исторической антропологии Екатеринбурга XVIII в., который явно будет реализован через призму увлекательного подхода город как племя.