SergeiMedvedev

https://www.youtube.com/shorts/o7Cnn7K7OYg Россиянам пора вспомнить проверенную мудрость времен позднего СССР: храните доллары в банках. Из-под огурцов

Как адвокату мне часто раньше, чем другим, становятся доступны для обозрения и понимания некоторые подводные течения русской жизни, не успевшие выйти на поверхность и стать медийным событием. Просто задолго до того, как новости о том или ином новорусском тренде доходят до СМИ через журналистов, до меня своими ногами доходят его жертвы. Года полтора назад я стал фиксировать резкий рост обращений от людей, пострадавших вследствие бытовых доносов, стилизованных под «политические сигналы». С какого-то момента эти обращения пошли сплошным потоком. Брошенные любовники и любовницы писали на обидчиков обоего пола, уволенные или боящиеся увольнения сотрудники писали на своих начальников, потребители услуг всех видов массово доносили на производителей всего подряд, а то, как доносили друг на друга соседи, невозможно описать прозой, не сбиваясь на поэтический слог. В общем, я был готов заранее, и когда СМИ запестрели сообщениями о не обязательно веселых, но почти всегда находчивых согражданах, массово решающих свои мелкие шкурно-бытовые проблемы с помощью реальных и фейковых доносов, я уже ни капли не сомневался в том, что речь идет не о случайном явлении, а о тренде, выражающем саму суть переживаемого обществом исторического момента. Суть эта очевидна, но до такой степени безобразна, что мы гоним саму мысль о ней как можно дальше, придумывая сложные объяснения очень простым и очень грубым реалиям жизни и быта современной России. В поисках тайны загадочной русской души мы ищем там, где не прятали. Нам легче и даже приятнее думать, что русские заражены каким-то страшным имперским, мессианским, то ли религиозным, то ли идеологическим вирусом, который делает их бесчувственными к своей и чужой боли как древних скандинавских берсерков и гонит на войну с соседями и даже на войну со всем человечеством в адском припадке суицидального бешенства. Боюсь, что все прозаичнее. Конечно, и такие русские тоже есть, но их явное меньшинство, какое есть почти в любом народе. В том же, что касается большинства, как мне кажется, то оно заражено исключительно вирусом мещанства в его крайней советской версии, то есть страдает синдромом полного безразличия ко всему, кроме себя любимого. Это и есть самое полное и бескомпромиссное расчеловечивание. Оно не в агрессии и зверствах, не в фанатизме «имперцев», а в бесчувствии обывателей, разрушающем все те ценности, которые только и превращают стадо диких животных в человеческое общество. Хотят ли русские войны? Ответ на этот сакраментальный вопрос сегодня пора скорректировать: им все равно. Тезис о какой-то особой воинственности русских в корне ложен. За пределами ограниченной по своим размерам секты, состоящей из реально заряженных идеологией национал-большевизма фанатиков, таких немного. Основная же часть русской массы управляется сегодня не агрессией, а эгоизмом, фатализмом, безразличием и оппортунизмом. Эта масса воспринимает войну как новые правила игры, грамотно используя которые можно улучшить свой социальный и материальный статус. Ей глубоко плевать, кого и что эта война убивает, если она не убивает конкретно их. И даже когда она убивает их, они продолжают верить в авось. Ну, а что касается украинцев, то о них речь вообще не идет – они же чужие. Массовые бытовые доносы – это мощный индикатор того, что игра зашла и ее правила все поняли правильно. Проблемы начнутся тогда, когда на массовом уровне война перестанет быть комфортным социальным лифтом, а превратится в вагонетку, летящую на дно адской шахты. В этот момент вдруг выяснится, что русские совсем-совсем не любят эту войну и что она совсем-совсем не отечественная. Так что, когда Путин тянет с мобилизацией и тотальной войной, он знает, что делает. Испуганная мещанская масса – не тот контингент, с которым побеждают.

Михаил Гуревич: "Собственно, в этом и есть крушение надежд пионеров интернета, которые считали, что открытый доступ к информации неким образом гарантирует нас от тоталитарного продвижения информации в будущем. Оказалось, что это не работает. Это проблема человечества в целом. Люди предпочитают потреблять ту информацию, которая им комфортна. Они доверяют тому, что слышат и видят вне интернета. И если вы найдете какую-то информацию в интернете, но не получите ей подтверждения по радио или в разговорах с собеседниками, то вам кажется, что это что-то вроде слухов о крысах в московском метро. Сергей Медведев: Тогда возникает большой вопрос относительно эволюции цивилизации и антропологии человека. Если раньше был человек познающий, идущий на край, требующий нового знания, то сейчас его сменила искусство легких касаний. Человеку вместо нового знания нужно постоянное поглаживание, комфорт и уют. Фактически получается демобилизованное человечество, сидящее по ячейкам своих удовольствий. Михаил Гуревич: Постоянные социальные поглаживания и подтверждения того, что он прав. Большую часть информации, которую потребляет человек в интернете, он вечером за бутылочкой пива обсуждает со своими друзьями. И если она будет слишком отличаться от того, что считается в обществе, то, скорее всего, он лишится друзей. В этот момент человек делает выбор между некой неприятной, сложной правдой и своим социальным кругом." Обсудили с Gregory Asmolov и Михаил Гуревич, каким образом интернет из пространства свободы и познания ща четверть века превратился в инструмент порабощения, оглупления и войны. https://www.svoboda.org/a/internet-smertj-utopii-/32989301.html

https://www.svoboda.org/a/anton-shehovtsev-rossiya-ispoljzuet-v-mire-temnuyu-silu-/32983783.html "Сергей Медведев: Осталась еще очень важная власть – психологическая. Неважно с кем: с Брежневым, с Ельциным, с Путиным, с Горбачевым – Россия занимает огромное место на ментальной карте Запада. Что бы в ней ни происходило, какие бы преступные войны она ни вела, каким бы санкциям ни подвергалась, никто не подвергнет санкциям психологию. Россия – это некое темное пространство на ментальной карте Запада. Это очень многое объясняет. Всегда есть страх, что Россия – это зона угрозы, хаоса, риска и лучше ее не трогать. Антон Шеховцов: Действительно, такое есть. Все-таки Россия – самое крупное государство на планете, если не по населению, то хотя бы по территории: невозможно не принимать ее во внимание. Плюс есть история. Конечно же, история Европы не существует без истории России. Поэтому то, что Россия остается на этой ментальной карте, понятно, логично. Другое дело, что многие воспринимают сегодняшнюю Россию именно как СССР. Даже несмотря на то, что Россия сейчас является гиперкапиталистическим государством, где не нормальный западный, а жуткий капитализм, даже многие левые силы по-прежнему воспринимают Россию как некоторую контрбалансирующую силу в отношении США. Именно США называются капиталистической машиной, в то время как жуткий капитализм России ей прощается только потому, что она якобы противостоит США. Сергей Медведев: У вас в книге я нашел несколько интересных определений: например, что есть не только "мягкая сила", но и "острая сила", и "темная сила". Россия сознательно использует эти инструменты для того, чтобы вести подрывную деятельность на Западе? Антон Шеховцов: "Мягкая сила" – это сила на основе привлекательности, когда одна нация, пытаясь влиять на другую (что абсолютно нормально, все нации влияют друг на друга), говорит: у нас есть общие интересы, общие ценности, мы можем внести в наши общие ценности что-то новое, позитивное. И это привлекает. "Темная сила" – это когда Россия (или любое другое государство) говорит, опять же пытаясь повлиять на другую нацию: наши ценности несовместимы: вы либо имеете дело с нами, какие мы есть, либо мы представляем для вас угрозу. Есть еще "миметическая сила", когда пытаются навязать такую идею: смотрите, вы же бомбили Югославию, Сербию, отделили Косово от Сербии, мы тоже этим занимаемся, мы похожи на вас. "Миметическая сила" – менее агрессивная, самая агрессивная – "темная сила", которая включает в себя экономическое и военное принуждение." Разговор с Anton Shekhovtsov о его новой книге -- о "темной" и "миметической" силе России и механизмах ее гибридного влияния в современном мире.

"Россию в Нормандию не позвали, и это правильно. Путинская Россия больше не является наследником страны-победителя фашизма. Развязав преступную войну в Украине, она предала память той победы и наследует сегодня не Советскому Союзу, а гитлеровской Германии в своей символике, риторике и политике. Место России не в Нормандии – а в Гааге." https://www.youtube.com/shorts/ab2TfpjI3Zc

И пара фото:

Но главный вызов был не физический, а технический: проколы. Трасса проходит по знаменитым Flint Hills, кремниевым горам. Название обманчиво, это бескрайние высокотравные холмистые прерии до горизонта, но на деле под травой каменистая почва, и грунтовые дороги выложены не привычным гравием и булыжниками, а обломками кремния, которые режут покрышки, как бритвы. Справиться с этим сложно, иногда порезы невозможно отремонтировать, а технической поддержки на трассе нет никакой. Надо останавливаться и ремонтироваться самому, накладывать заплатки, вставлять жгуты, заливать герметик, закачивать баллоны с СО2 или по старинке вставлять камеры. Технически я, прямо скажем, не самый подкованный человек, ремонтом бескамерных шин на обочине не занимался никогда, но здесь деваться некуда, и я вез с собой целый ремкомплект в специальном отсеке внутри рамы. Элита стартовала в 6 утра, в предрассветной тьме, а мы на полчаса позже. Все началась с исполнения американского гимна в стиле госпел, когда почти все сняли шлемы, а кто-то и приложил руку к сердцу, в 6.30 прозвучал сигнал, и мы поехали. Оглядываясь сейчас на этот день, я понимаю, что в итоге получил ровно все, за чем приехал: сутки в седле от рассвета до заката, эпическую дистанцию, сказочные красоты прерий, пот, боль и отчаяние, и таки да – четыре прокола, которые отняли у меня ровно два часа времени на ремонт. Погода была на редкость благоприятная: на старте около +20, солнце пряталось за облаками, дожди накануне прибили пыль, вокруг была свежая, зеленая, цветущая прерия. Первые 100 километров пролетели на одном дыхании, в гоночном ритме – быстрые группы, плотный гравий, долгие подъемы (мысль о том, что там плоско, я отбросил сразу – это были 300 километров непрерывных подъемов, от тягунов до торчков за 25%, где многие шли пешком, и в итоге почти 4 тыс метров набора высоты). На второй сотне вышло солнце, влажная прерия превратилась в душное пекло, и меня накрыло. Возможно, я слишком быстро проехал первую часть в районе 130-150 места, возможно, тело еще не адаптировалось часовому поясу, но мощность упала и я начал отставать. Что однако не мешало мне любоваться пейзажем: в этом месте трасса проходила в самом сердце Flint Hills, и вокруг открывались вдохновляющие виды – на десятки километров, до горизонта, мягкие холмы, покрытые колышущейся травой, где ползли тени облаков, паслись тучные стада и стояли одинокие фермы. Я поймал знакомый по прежним сверхмарафонам эффект, сочетание боли и счастья – но в этом не было мазохизма, потому что радость приходила не от страдания, а от окружающей природы и была больше и сильнее твоего тела с его преходящими слабостями и болестями. Между тем, гонка брала свою плату – все чаще встречались по обочинам сошедшие гонщики, которые просто ложились в высокую траву в тени редкого дерева, некоторых тошнило. Видел я и два-три серьезных падения на быстрых каменистых спусках, были и завалы, но не критичные. Честно говоря, не знаю, как происходила эвакуация, наверное, помощь добиралась от ближайшей дороги, потому что некоторые участки были непроезжими даже для джипов. (Посмотрев протокол, увидел, что сошло более 300 участников из 1200 стартовавших на эту дистанцию).

Здесь в Телеграме я публикую результаты своей профессиональной деятельности -- эфиры, видео, колонки, иногда репощу комментарии... Все остальное у меня в Фейсбуке, включая события из моей жизни, на что пожаловались подписчики, читающие меня тут: почему Фейсбуку все, а тут лишь по делу? Отвечая на эту критику, публикую тут отчет о велосипедной гонке на 325км в Америке, откуда только что вернулся: Я мечтал об этой гонке с того дня, как занялся гравелом, велогонками по гравию – молодая дисциплина велоспорта, нечто среднее между шоссе и кросс-кантри, что стремительно набирает популярность в мире и особенно в Америке, с ее тысячами миль грунтовых дорог на бескрайних просторах. Идея бескрайности, безграничности заложена и в этой гонке – отсюда и название Unbound Gravel. Каждый год, в следующий уикенд после Дня поминовения, она проходит в настоящем middle of nowhere, в городе Эмпория, штат Канзас, который на три дня становится «гравийной столицей мира». Начав с 36 участников в 2006 году, Unbound вырос до самой культовой, самой массовой (4 тысячи гонщиков из всех 50 штатов и 40 стран мира) и самой длинной однодневной гонки мира – основные дистанции включают в себя 100, 200 и XL, 350 миль. Я нацелился на самую популярную – 200 миль, 325 километров по каменистым дорогам, холмам и оврагам в американской прерии. Впрочем, одного моего желания было недостаточно, популярность гонки такова, что попасть туда можно через отборочные гонки, через лотерею или по особому приглашению организаторов, которое я и получил, сообщив им, что пишу эссе и книги о спорте. Помимо элиты гравела на гонку заявились и топовые велогонщики мира: Грег ван Авермат (олимпийский чемпион и победитель Париж-Рубэ), Данни Осс, Ян Бакелантс, Ники Терпстра, Матей Мохорич и другие представителей команд Про-Тура – все на ту же дистанцию 200 миль. Эмпория – действительно серединка Америки, самая ее глубинка, Канзас. Те самые flyover states, которые мы пролетаем по пути с Восточного побережья на Западное, читая в пути New York Times. Штат «красного пояса», вотчина Трампа, где на каждом доме висит американский флаг и единственным видом транспорта является исполинский пикап, Dodge Ram или Ford F-150, (в какой-то момент я осознал, что за 4 дня не видел ни одной, буквально ни одной европейской машины, не говоря уже о хипстерской Тесле). Когда я планировал поездку, то выходил, что ехать туда в любом случае около 1000 километров от любого из аэропортов, куда летает вездесущая Lufthansa – что с севера из Чикаго, что с юга из Далласа, что с запада из Боулдера. Я не раз был в Чикаго и в Колорадо и выбрал Техас, о чем не пожалел – по пути посмотрел красивейшую Оклахому. На первый взгляд дистанция казалась непосильной – я в жизни на проезжал на гравеле больше 120км, это вам не шоссе, где можно часами медитативно крутить педали по гладкому асфальту, а непрерывное преодоление бездорожья -- грунта, грязи, камней и водных преград. Все осложнялось погодными условиями прерий – жарой, ветром или дождями, которые могли превратить трассу в непролазную грязь, как в прошлом году, когда участники многие километры несли велосипеды на себе и отмывали их от липкой грязи в реках. Но я убедил себя тем, что уже не раз преодолевал схожие дистанции в районе 13-15 часов: экстремальные айронмены с финишами на горных вершинах или 220-километровую лыжную гонку в Лапландии. Помогла и пара выездов на шоссе этой весной на 200-300 километров с моим пражским велоклубом – одна до Вены, вторая до Дрездена, так что я положился на фарт новичка и на свое тело, видавшее виды и привыкшее к такого рода испытаниям.

На третьей сотне километров начались проколы. Думаю, что пробился при пересечении одной из речушек, где ты не видишь камни под водой. Герметик не работал, его весь выплескивало на раму, где он застывал липкой массой вперемешку с пылью. Я снимал колесо, искал порезы, закачивал воздух баллончиками и ручным микро-насосом, но оно все равно спускало. Тогда я вставлял камеры (размонтировать и смонтировать тугую бескамерную резину на карбоновое колесо – отдельная песня), но их тоже зажевывало. Все это происходило под палящим солнцем на каменистой обочине, пока мимо меня проезжали сотни людей – но сойти с гонки не представлялось возможным, я должен был финишировать любой ценой. Только третья камера позволила мне дотянуть до чекпойнта, где была разрешена внешняя помощь (их было два на трассе, на 70й и 150й миле) и куда я забросил два мешка с едой и запчастями, -- там я поставил новую покрышку, залив туда герметик, но через 5 минут начала спускать и она! Я останавливался еще дважды и подкачивал ее вручную (400-500 качков насоса), так что в итоге проехал последнюю сотню км на полуспущенном колесе. Все эти манипуляции стоили мне 2ч.10 мин (разница между временем движения и временем в протоколе), и задачей теперь стало просто финишировать и уложиться до заката, чтобы попасть в клуб финишеров Race the Sun и получить особую медаль. Началась последняя часть гонки. Основные испытания были позади, жара спадала, тени удлинялись, тело смирилось и превратилось в машину по перемалыванию гравия и километров, по превращению запасов калорий в ватты мощности. Потеряв массу времени, я догонял гонщиков из задних групп, которые пытались за мной держаться, но рано или поздно слетали с колеса. Все чаще попадались на пути дома и зрители, люди стояли на трассе часами, держали плакаты, выносили ящики со льдом и напитками, на перекрестках стояли полицейские машины с хрестоматийными шерифами с усами, в темных очках и стетсоновских шляпах. Картина американской жизни, открывшейся за эти двести миль пути, была словно из романа или голливудского фильма – огромные ранчо с воротами, на которых прибит череп буйвола, гигантские стада и табуны породистых лошадей (в одном месте со мной взапуски за оградой припустили несколько бычков и бежали долго, почти милю), опрятные дома с раскидистым деревом, баскетбольным кольцом и непременной террасой с качалками, ветряки и цистерны, водокачки, похожие на марсианские треноги из «Войны миров», мощные пикапы с женщиной за рулем и парой собак в кузове и повсюду десятки, сотни американских флагов – я не знаю ни одной другой нации, которая так полно и счастливо соответствовала бы своим медийным образам, жила бы в мифе о себе самой. Гонку с солнцем я проиграл и финишировал через 15 минут после заката, слишком много времени было потеряно на ремонт. (Себе в утешение скажу, что чемпион мира по гравелу Матей Мохорич пробился дважды, сломал обод колеса и сошел месте со своей командой). Но я выиграл гонку с самим собой, со своей слабостью и кризисами, с проколами и неумением чиниться, с дистанцией, жарой и камнями, доказал себе, что я еще живой. Кругом были счастливые финишеры, еще не осознавшие, что произошло, покрытые пылью, в объятиях друзей и родных, гремела музыка, хлопали фейерверки, скакали девушки-чирлидеры из местного колледжа. Праздник продолжался до последнего финишера в 3 утра, которого встречали особой овацией (традиция, идущая с айронменов), после чего трассу закрыли. Приехав в Эмпорию на следующее утро, я увидел пустой, обезлюдевший городок с обшарпанными домами, магазины на Commercial Street, где был старт и финиш, по случаю воскресенья все были закрыты, ветер нес пыль и надсадно гудели на переезде поезда – через город проходят мощные товарняки в сотню и более вагонов, которые тащат сцепки из трех локомотивов. Волшебство растворилось, чудо закончилось, но теперь я знаю, что через год оно повторится, и если все снова сложится, и будут силы и здоровье и мир не рухнет в ядерной войне, то я постараюсь снова быть на старте, чтобы теперь уже точно доехать до заката солнца.

Подписчики в ФБ