Vladimir Pastukhov

Интуитивно - арест Тимура Иванова (заместителя Шойгу) и обыски в «Гараже» (у Дарьи Жуковой – бывшей супруги Абрамовича) внутренне между собой связаны. Нет, не материалами уголовных дел, - это вряд ли, хотя совсем исключить нельзя, - а их философией. Вот дожили, можно новый курс в России для студентов-юристов читать: философия уголовного преследования. Связь эта в первую очередь стилистическая. На мой взгляд, этот «гаражно-строительный» дуплет является продолжением дела «голой вечеринки». В некотором смысле Тимур Иванов тоже зашел не в ту дверь. Он не почувствовал перемены направления ветра. Не в смысле «не туда занес», а в смысле - «не тот костюмчик надел». Он продолжал демонстративно носить люрекс в то время, когда всю элиту стали активно переодевать в хаки. Осмеюсь предположить, что дело сегодня не столько в том, как много ты украл, - уверяю вас, что Иванов не является первым в этом ряду (как и небезызвестный полковник Захаров со своими квартирами, забитыми кэшем),- а в том, как ты это наворованное тратишь. Украл- спрячь и сиди тихо, доедай в чулане как моль - шубу. А если ты эту шубу на себя нацепил и стал разгуливать в ней на людях, то тебя прилюдно и показательно разденут. Потому что война, и дразнить «человека с ружьем» Кремлю совсем не хочется. По этой же причине заглянули и в «Гараж» - чтоб не отрывались от земли. Разумеется, как и в любом другом резонансном уголовном деле в России, в деле Иванова переплетено несколько линий (иначе такие дела просто не могут состояться – для их раскрутки нужна мощная синергия мотивов), и в том числе есть в нем и «подкоп под Шойгу», и «борьба за потоки», и рутинная необходимость «дать по рукам» в тех случаях, когда совсем уж глубоко залезли в бюджет. Но оно не вчера стало известно. Чтобы все это сработало, его надо завернуть «в политику». Понятие «политического» сегодня у Путина простое: я выживу, если я выиграю эту войну. Чтобы выиграть войну, ему, в первую очередь, нужны не пушки и дроны, а доверие населения и его готовность умирать за него. И в этом смысле именно вызывающая модель потребительского поведения таких представителей элиты как Иванов является сегодня для власти и для Путина лично нарастающей угрозой. Думаю, что контроль за потреблением «жирных котов» (особенно публичным) в России будет расти, и дело Иванова, как и обыски в «Гараже», являются однозначным сигналом всей путинской элите именно об этом. Можно, конечно, распылить Пригожина в воздухе, но трудно вытравить из воздуха его дух, как и дух Стрелкова с Дугиным, призывающих покончить таки с этими «жирными котами» с Рублевки. В этом смысле Кремль и ФБК движутся параллельными курсами. Просто ФБК сосредоточен в основном на съехавших, а Кремль – на пока оставшихся.

ФБК – это санитары либерального леса, подъедающие ослабленную, декадентскую либеральную тусовку, не способную оказать им никакого серьезного сопротивления. По моим сугубо личным впечатлениям, сериал «Предатели» заходит публике очень хорошо, находя во многих сердцах поддержку – не в последнюю очередь потому, что люди чувствуют себя по-прежнему преданными. Нельзя ругать создателей фильма за вкусы зрителей, в конце концов, они и не претендовали на авторское кино, а продавали блокбастер про Рэмбо и плохих парней. Блокбастер получился качественный, кассовые сборы не рекордные, но по нынешним военным временам солидные. А если кому-то не нравятся лейтмотивы, то он может и не покупать билеты в кино. На решение политического оскаровского комитета его неприход никак уже не скажется. Комитет будет учитывать именно зрительские симпатии, а не глубину погружения в историческую действительность. Так что нечего на зеркало пенять, если собственное видение своей истории криво. В конечном счете, деятельность ФБК – это не что иное как треснувшее зеркало русской революции, пролежавшее сто лет в темном чулане. Живая история оказалась зажата в сендвич между нарративом вчерашнего дня, который борется с нарративом позавчерашнего дня. Люди, которые спорят с ФБК с позавчерашних позиций, в лучшем случае смешны, в худшем – заставляют полюбить ФБК несмотря и вопреки. Их возражения прекрасны в своей пошлости: 90-е – время расцвета русской демократии и русского капитализма, время творчества и свободы, когда страна семимильными шагами шла нога в ногу с Европой, но поскользнулась на арбузном Путине. Путин всех их (нас) предал, обманул их (наши) ожидания, узурпировал их (нашу) власть, уничтожил их (нашу) собственность и ввел опричнину. И вывод был такой – назад, в светлые 90-е! Стоит ли удивляться, что на такой щедрой почве вырос альтернативный нарратив-сорняк, который в считанные дни заполонил собою всю политическую поляну: 90-е – это годы несостоявшегося царства свободы, цивилизованного рынка, этичного бизнеса, европейской демократии и чего там еще? А, ну да, - правового государства, которые нам, только родившимся тогда, кто-то (мы не знаем точно, кто – наверное, Бог) подарил, потому что мы этого достойны. Вы, либералы и олигархи 90-х, пока мы ходили в школу и не могли поучаствовать в приватизации, украли у нас наше несостоявшееся счастье, нашу несбывшуюся свободу и наш замечательный этичный бизнес, обогатились за наш счет и привели к власти ужасного Путина, который, в свою очередь, все украл у вас. На мой взгляд, пока все логично. В общем, старшему поколению не на кого пенять, кроме как на самих себя. Вы не хотели поднимать самые острые вопросы бытия 90-х, вы замылили тему приватизации вообще и залоговых аукционов в частности, вы как-то невнятно и двусмысленно выражались по поводу расстрела парламента и подлога на выборах 96-го года? Ну так получите гранату от следующего поколения, у которого перед вами есть одна существенная фора: они были слишком маленькими тогда, чтобы взять эти грехи на себя. Они всегда могут сказать, что уж они-то точно все сделали бы совершенно иначе, и вам нечем будет крыть, потому что вы никогда толком не осмыслили это время и никогда толком не раскаялись. Есть один большой плюс во всей этой истории с сериальным убийцей русской либеральной оппозиции – та дискуссия, которая должна была начаться ровно двадцать лет назад, пусть и с очень странного и опасного конца, началась, и теперь от нее не отвертеться.

Я от кого-то слышал и такую теорию, что вспышки тоталитаризма привязаны каким-то образом к скачкам в средствах коммуникации. Мол, ни германский фашизм, ни русский коммунизм невозможно представить без радио, которое позднее эволюционировало в телевидение. Но и там, и там главная добавленная стоимость была в новой, беспрецедентной для более ранних этапов истории человечества, возможности сформировать массовый сигнал, дать мощнейший психологический импульс, с помощью которого концентрированные дозы специально подобранной информации одномоментно доставляются десяткам миллионов людей, которые, в свою очередь, оказываются не в состоянии критически осмыслить и переварить эту информацию. Со временем общества не без потерь и тяжких испытаний адаптировались к новой ситуации и научились как-то «фильтровать базар», то есть контролировать то, что раньше было «прессой и журналистикой», а стало всего лишь «средствами массовой информации». Прорыв человечества в социальные сети вернул общество в «дикое информационное поле». Колоссальный потенциал новых методов коммуникации и организованной передачи информации пока никак не уравновешен адекватной способностью и готовностью общества осмыслять и переваривать эту информацию. Причем механизмы фактчекинга не спасают, так как психологическая манипуляция производится зачастую не путем распространения недостоверной фактической информации (хотя и это бывает у особо одаренных, чаще аффилированных с государством ресурсов), а за счет нарушения чистоты логических цепочек, когда конечные выводы внутри ложного нарратива оказываются не соответствующими исходным посылкам. Этот сбой обеспечивается не столько благодаря распространению ложных сведений о фактах, сколько благодаря продвижению неполной, или односторонне интерпретированной информации. Вообще спин, интерпретация, коннотация, акцент, психологическое ударение в новых условиях «квантового информационного поля» оказываются намного важнее простого утверждения о фактах. Этот технологический информационный разрыв, который пока неизвестно чем закрывать, создает условия для возникновения и развития новых неожиданных форм тоталитаризма. Особенностью этого этапа борьбы свободы и несвободы является то, что государство с его безлимитным ресурсным тарифом не является больше монопольным игроком на рынке нарративов. Группы с ограниченной ресурсной базой могут составлять ему (государству) серьезную конкуренцию. Нечто подобное происходило в России в начале XX века, когда оппозиция самодержавию освоила печатный станок и смогла разогнать тиражи оппозиционной печати до миллионов экземпляров. Невозможно представить себе будущую победу большевиков без успеха «Правды» - тогдашней большевистской машины добра. Интересно, что, зная о секрете своего успеха, большевики после прихода к власти в качестве одной из приоритетных политических целей поставили и реализовали в полном объеме тотальное уничтожение всякой свободы печати. В целом можно предположить, что политическая борьба за наследие Путина завершится не начавшись битвой нарративов, которая разворачивается здесь и сейчас. К тому моменту, когда вопрос о власти станет политически актуальным, выяснится, что есть один-единственный альтернативный путинскому нарратив, который овладел массами, и та политическая сила, которая управляет этим нарративом, автоматически получит в свое неограниченное управление всю Россию.

Сегодня Запад, ведомый США, - действуя в своих собственных интересах, - хочет прекратить войну в Украине вопреки желанию обеих сторон конфликта продолжить ее до победы, под которой Россия подразумевает смену правительства в Киеве на пророссийское, а Украина - деоккупацию всех аннексированных территорий, включая Крым. Ни Путин, ни Зеленский не заинтересованы в перемирии, причем по совпадающим причинам. Во-первых, общественное мнение в целом и в России, и в Украине не готово принять компромисс, хотя доля тех, кто разочаровался в войне, медленно растет и там, и там. Во-вторых, и для Путина, и для Зеленского переход к мирной повестке – это вызов, который создает дополнительные политические риски. Зеленский должен будет назначить выборы, шансы победить на которых у него не бесспорны, а Путину предстоит доказать, что он способен стабилизировать режим при отсутствии милитаристского психоза, что тоже не бесспорно: дух Пригожина неприкаянно бродит по России. Короче, больше всего от войны, похоже, устали в Европе и США, а в России и Украине ничего так, держатся. Обе «неуставшие» стороны военного противостояния наблюдают за усилиями Запада с напряжением и подозрением. Но тактически ситуация более выгодна России, чем Украине. Пока Запад мечтает о перемирии и смотрит розовые гуманистические сны, он тормозит с военной помощью Украине – уже этого одного достаточно, чтобы Москва захотела поиграть в миролюбие. Кроме того, своим упорством в отрицании любой возможности разговаривать с Путиным (да и вообще с русскими) Зеленский помогает Кремлю заигрывать с правыми и левыми радикалами на Западе, продавая ложный образ «рационального людоеда». Поэтому Москва по всем доступным каналам шлет сегодня США и Европе сигналы о своей готовности закончить войну территориальным компромиссом, а Украина на каждый такой сигнал откликается вспышкой яростного гнева. Так или иначе, но пока Москва делает вид, что готова закончить войну на условиях признания ее территориальных завоеваний, а Запад делает вид, что верит ее «миролюбивым» сигналам. В результате на третьем году войны неожиданно возник устойчивый консенсус между частью западных элит и Москвой в том, что мир в обмен на территориальные уступки за счет Украины – это хорошее, а главное, достижимое решение. Скорее всего, это утопия, хотя бы потому, что Москва в любой момент может «соскочить» на изначальную позицию (денацификация плюс демилитаризация всей страны). Но сегодня многим кажется (или хочется верить), что это так. Впрочем, если дела России на фронте и в тылу не так хороши, как это рисуют кремлевские пиарщики, то может и не соскочить, по крайней мере - сразу. Украину ни один из предлагаемых раскладов, естественно, не устраивает по указанным выше причинам. Плюс украинское общество после всего пережитого лишено способности верить в любые заявления Москвы и не воспринимает перемирие иначе, как военную хитрость. В этой связи США и Запад начали специальную военно-дипломатическую операцию по принуждению сторон к перемирию вопреки их желанию, и основной точкой приложения сил в настоящий момент является Украина и лично Зеленский. Этим во многом объясняются витиеватые зигзаги нынешней политики Запада. Основным инструментом этой политики является строго дозируемая военно-финансовая помощь Украине. Ее размер и темп предоставления высчитывается таким образом, чтобы не оставить шансов России нанести Украине стратегическое поражение, и одновременно чтобы не оставить Украине никаких иллюзий, что она может выиграть ресурсную войну. Если принять эту гипотезу за основу, то смысл разыгрываемой сегодня на теле Европы живыми фигурами шахматной партии становится намного понятней. P.S. Этот пост я написал в самолете, не зная, о чем Борис говорит в это время с Лизой Аникиной на ЖГ. Сейчас в такси я прослушал концовку разговора. Понял: наверное, мы родственники :)

Поле битвы, как известно, принадлежит мародерам, а лучшие куски судьбы достаются тихушникам. Пока страна воюет то ли с Украиной, то ли с НАТО, то ли со всем миром, на внутренних фронтах побеждает «доктрина Сечина» (але, где Сечин, кто о нем слышал последние два года, куда смотрит всевидящее око ФБК? - а дело-то его живет). Эта доктрина, публично ненадолго засветившаяся на переломе нулевых и десятых, предполагала пересмотр итогов приватизации, в том числе залоговых аукционов, и перераспределение основных производственных активов через деприватизацию и псевдо-национализацию в пользу путинского клана и силового блока в целом. На смену «семибанкирщине», по замыслу стратегов, должна была прийти «сетевая опричнина». Сам Сечин, удовлетворив свои первичные потребности за счет ЮКОСа, благоразумно отполз в сторону (что только свидетельствует о его уме, интуиции и организованности, в которых лично я никогда не сомневался), а с началом войны вообще стал тише воды, ниже травы, но идея, похоже, овладела кремлевскими массами. Самое интересное последствие войны, похоже, общественность пропустила – это «черный передел» собственности бенефициаров 90-х. Революция, о которой так много говорит ФБК, давно идет, но только акторы у нее пока другие. В России раскручивается маховик деприватизации (в терминологии ФБК – «восстановления справедливости»), но вертят этот круг до боли знакомые черти. В Башкирии пару лет назад была первая ласточка, в Челябинской области сегодня уже настоящий «полигон справедливости». В целом, по данным Transparency International, в суды уже подано 40 исков прокуратуры о деприватизации 180 компаний (подробности в очень внятной статье Павла Кузнецова в «Новой газете»). Но, как и любой по-настоящему массовый («народный») почин, эта кампания будет сейчас расти в геометрической прогрессии. Новыми бенефициарами через шаг, как правило, становятся «погоны» в самом широком смысле этого слова, к которым и стекается на втором и самом интересном этапе спецоперации все конфискованное ими имущество. Наверху это, конечно, узкий кружок доверенных опричников, а внизу – широкая ментовская и эфэсбешная масса. Чтобы оценить потенциал движения, достаточно пошерстить список русского Форбса. Путинские дворяне в нем до сих пор на положении бедных родственников по сравнению с боярами 90-х. По закону сообщающихся сосудов власти и собственности, в России выравнивание неизбежно, и проходить оно будет как на местном, так и на федеральном уровнях. Ну, если успеют, конечно, пока их не удушат какой-нибудь подушкой. Этот процесс делает фильм ФБК в сегодняшней России крайне «своевременной книгой». На коротком отрезке исторического пути его комиссары и путинские силовики оказываются попутчиками. Нынешняя движуха ФБК объективно работает как пиар-прикрытие надвигающегося «черного передела» лучше и эффективней, чем это сделали бы по заказу десять проплаченных Соловьевых и Симоньян, – потому что искренне и от души. И кредит доверия колоссальный. Скорее всего, речь идет о «полезных идиотах», но нисколько не удивлюсь, если узнаю, что силовики подбрасывают в этот костер политической инквизиции немножко расследовательских дровишек. В любом случае, похоже, что между сегодняшним днем и прекрасной Россией будущего пролегает широкая черная полоса нового большого грабежа России. А кто кого там будет грабить и под каким предлогом, имеет уже второстепенное значение.

ФБК на глазах превращается из партии «Прекрасной России Будущего» в партию «Ужасной России Прошлого».

Я не планировал этот пост, но если я не прокомментирую как-то вторую порцию предателей, меня, скорее всего, не поймут читатели Телеграм-канала. В отличие от первой серии, которая вышла неожиданно и поэтому произвела на меня определенный эффект, второй выпуск был предсказуем, посвящен именно тому, что все ожидали увидеть, поэтому никакого сильного впечатления на меня он не произвел. Я бы даже сказал, что он поднял мне настроение: приятно видеть, как твои идеи овладевают массами. В целом я признателен команде ФБК за популяризацию выводов и оценок, легших в основу трех моих последних книжек, но прежде всего «Как переучредить Россию?». Пользуясь случаем, предлагаю заглянуть в нее тем, кто этого до сих пор не сделал, тем более, что благодаря Сергею Бунтману она только что вышла и в аудио-версии. Самый большой эффект может быть достигнут, если ее слушать и одновременно смотреть видеоряд «Предателей». Шутка, конечно. Я практически во всем согласен с оценками авторов касательно эпохи (ну или, если смотреть хронологически, то они согласны со мной). Вопрос «Кто виноват?» они раскрывают красочно и полно. А вот ответ на вопрос «Что делать?» только обозначают. Но его можно реконструировать по пунктирным линиям: всех выходцев из 90-х расстрелять (начать с самых богатых, остальных как приспешников), а мавзолей выкрасить в зеленый цвет, как в известном анекдоте. Мне, конечно, немного проще отстреливаться, чем многим представителям той ельцинской эпохи и особенно фигурантам фильма. Я был тогда тем самым «профессором», который получал 100 долларов (на самом деле меньше, даже при том, что я был к середине 90-х уже ведущим научным сотрудником). Это я, а не авторы фильма, потерял тогда профессию и работал на десяти работах, чтобы выжить. Это меня тошнило от пьяного Ельцина, писающего на шасси самолета, когда я вечером, падая от усталости, включал телевизор. Это я на все сбережения двух семей (родителей и тещи), на которые планировалось купить «молодой семье» трехкомнатный кооператив, купил три пуховика в магазине «Люкс» в «Олимпийской деревне». Кстати, классные пуховики оказались - один даже доехал со мной до Италии, и зимними вечерами я надеваю его до сих пор, чтобы попить чайку на балконе. Это мне отказали в 1995 году в гранте Вильсоновского центра, хотя я честно пытался уехать, чтобы как-то поправить материальное положение своей семьи, но в качестве темы заявил «Исторические и культурные предпосылки неизбежности восстановления тоталитаризма в России» (мне ответили через полгода, что тема совершенно не актуальна). Да, я выжил, - скорее случайно, - освоив смежную специальность, потеряв полтора десятилетия, которые могли быть более осмысленными и творческими для меня. И поэтому, когда молодая, уверенная в себе женщина, которой тогда было 10 лет, которая происходит из благополучной, зажиточной, предпринимательской семьи, которая, благодаря тем самым 90-м, в которые ее семья состоялась, смогла дополнить свое российское образование обучением в LSE в Лондоне, о чем я в мои 90-е мог только мечтать, говорит: «Мы – главные жертвы 90-х», я не совсем понимаю, почему она ко мне примазывается? Да, наверное, у меня есть определенное моральное право попредъявлять какие-то счета. Но я этого не делаю потому, что есть сегодня «общее дело», которое важнее предъявления счетов. Так что ни одна из тех оценок, которые я дал в своей статье в «Новой газете», не требует пересмотра после просмотра второй серии.

Почитав комментарии к воскресному эфиру, основной мыслью которого было утверждение, что проголосованная Конгрессом США помощь Украине не может обеспечить военной победы Украины над Россией в краткосрочной перспективе и недостаточна, чтобы выиграть ресурсную войну в долгосрочной перспективе, а значит, не является адекватным ответом на те вызовы, с которыми Зеленский и вся Украина столкнулись сегодня, я получил такой пакет «комплиментов», что это заставило меня вспомнить старый одесский анекдот о еврее, который звонил на радио, чтобы узнать, где можно получить свою долю от продажи России. Вот и я хотел бы узнать, где я могу получить комиссию за распространение «прокремлевских имперских нарративов»? Чтобы внести ясность в дискуссию, повторю сказанное в форме нескольких письменно сформулированных тезисов: 1. Для начала сразу в строчку, без остановки, чтобы расставить все точки над табуированной идиомой. Украина имеет право быть независимым, суверенным государством с самостоятельной внешней и внутренней политикой. Она является жертвой военной агрессии и вынуждена обороняться от агрессора. Эта война является для Украины справедливой, и она заслуживает в ней победы. Любой человек, для которого ценности права, в том числе международного, и справедливости – не пустой звук, должен быть в этом конфликте на стороне Украины как государства, подвергнувшегося военной агрессии. 2. Не все, на что мы имеем право и чего заслуживаем, нам удается получить. Россия многократно превосходит Украину не только в чисто военном, но также в экономическом и демографическом отношениях. Украина не может длительно сопротивляться агрессии со стороны России без постоянной и существенной внешней помощи, несмотря на героизм ее защитников и ее народа. Такая помощь была обещана и вначале предоставлена Западом, и это позволило решить главную задачу первого этапа войны – сохранить для Украины независимость и суверенитет. Однако расчет на то, что глобальные санкции подорвут военный потенциал России, а ограниченная помощь окажется достаточной для быстрой военной победы, не оправдался: Китай и глобальный Юг «подставили плечо» Путину, а летнее 2023 года наступление ВСУ не принесло ожидаемых результатов. После этого война стала «ресурсной» - то есть до «первой революции», когда проигрывает тот, у кого обрушился не фронт, а тыл. 3. У США были две опции: нажать на акселератор и резко увеличить помощь или, наоборот, ударить по тормозам и сократить помощь. Байден выбрал второе: США предоставили помощь с полугодовым опозданием, в объемах, недостаточных для военной победы (возможно, достаточной для стратегической обороны в течение полугода-года), и то только тогда, когда на горизонте замаячила угроза обвала уже не тыла, а фронта, за которую либо Байдену, либо Трампу пришлось бы нести политическую ответственность. Таким образом, в заявленных объемах предоставленная помощь не является ответом на стратегические вызовы, с которыми сейчас столкнулся Владимир Зеленский и Украина. Она способна лишь отодвинуть точку принятия решения на несколько месяцев. Все это выглядит как выдавливание Зеленского на переговорную позицию с Путиным, о чем Трамп говорит открыто, а Байден не говорит, а делает. Это вызывает серьезную тревогу, потому что это и есть короткий путь к возникновению в Киеве революционной ситуации (попросту – третьего Майдана), что больше всего отвечает интересам Москвы. Если это «кремлевский нарратив», то я – Папа Римский. А вот если кто-то предпочитает вместо того, чтобы смотреть правде в глаза, забыться минутной эйфорией, то это не ко мне – я не торгую здесь прозаком. По поводу отсутствия у меня эмпатии я уже писал, чувствую - надо повторить. Она не в том, чтобы публично и напоказ выставлять свои чувства. Я не драматический актер, у меня другая профессия.

Этим стулом мастер Гамбс заканчивает для себя дискуссию о профсоюзах работников пера и топора в оппозиции. Не думал, что в наш кровожадный век, отображаемый преимущественно шершавым языком плаката, что-то заставит меня за полдня после 20-часового перелета исписать дюжину страниц текста. Авторы сериала «Предатели» доказали, что я еще способен на подвиги. Текст можно прочитать в Новой газете. Здесь коротко о главном. Есть два пласта, где можно копать: поверхностный – добросовестной и недобросовестной конкуренции на оппозиционной паперти (интересно, но не важно) и о допустимых и недопустимых методах борьбы с режимом (не интересно, но важно). Первое мне не интересно. Святых в политике нет. Святые сегодня идут либо в монастырь со свечой, либо в лес с ружьем. Я предлагаю сосредоточиться на втором. Фильм не является девиацией от общей политической линии, которую ФБК (в разных своих ипостасях) проводил на протяжении, как минимум, последнего десятилетия, и в этом смысле он – не шаг в сторону, а шаг вперед по тому пути, который был намечен лидером движения Алексеем Навальным. Именно поэтому я не склонен подозревать авторов фильма в оппортунизме и самодеятельности. И да, я думаю, что тезисы той программной статьи, которую развивает фильм, как минимум, обсуждались с Навальным и были им авторизованы. Поэтому для меня команда ФБК продолжает оставаться командой Алексея Навального, реально стремящейся продолжить его дело и развить его наследие. В этой связи я не хочу занимать удобную позицию, что я спорю с Марией Певчих или с Леонидом Волковым, принижая таким образом их роль. Это спор не с людьми, которых есть за что уважать и есть в чем попрекать (как и любого из нас), а спор о политических принципах, точнее – о принципах в политике, о том, где находятся лимиты допустимого, а где начинается опасная игра. Начать надо с оценки антикоррупционной повестки ФБК. ФБК – не Transperancy International, и борьба с коррупцией никогда не была для штаба Навального самоцелью. Это был политический инструмент, с помощью которого одновременно происходила консолидация ядра и формирование массовой базы движения. И тогда, и сейчас главными называемыми струнами консолидации были ненависть и страх, неназываемой, но мощно звучащей, – зависть. Ненависть, страх и зависть – всегда многообещающее начало для любой исторической эпохи. Объектом ненависти и страха стала путинская вороватая номенклатура. Не вся – силовую аристократию «машина правды» задевала разве что по касательной, а вот «уточкам» доставалось по самое не хочу. Это было часто жестко, больно, но как силовой прием в хоккее – все в пределах установленных политических правил. Трус не играет в хоккей, особенно по ночам. С началом войны движение в этом направлении оказалось заблокированным. Одурманенная милитаризмом и шовинизмом масса нашла новый объект для ненависти и страха – украинцев, а своей опричнине готова была простить все. Это было хорошо заметно по просмотрам разоблачительных видео, они резко упали. Нужны были свежие и, по возможности, безопасные идеи. Статья Навального, нашедшая визуальное воплощение в фильме «Предатели», переносила «страх и ненависть» с путинского государства внутрь путинского общества. Был обозначен новый объект ненависти и зависти, который должен стать следующей точкой консолидации движения: либеральные бенефициары 90-х, приведшие Путина к власти. По сути, это была тактика встречного огня. Одной гражданской войне, которую развязал режим, предлагалось противопоставить другую гражданскую войну. Проблема с этой тактикой в том, что лес в обоих случаях выгорает дотла. У России два пути. Худой гражданский мир, который закончится вялым авторитаризмом с восстановленными элементами правового государства, имеющий шанс за одно-два десятилетия эволюционировать в демократию, и хорошая гражданская война (неважно - кого с кем), которая закончится новой тоталитарной диктатурой и инквизицией. И вот последнее – это как раз то единственное, к чему стоит испытывать ненависть и страх. https://novayagazeta.ru/articles/2024/04/22/mashina-dobra-i-zlo-vtoroi-svezhesti

Я всегда знал, что мне нельзя уезжать из России надолго. Стоило уехать, сразу какая-то гадость происходит. Уехал на неделю – гайдаровская реформа, уехал еще на неделю – танки стреляют по парламенту, и так было до самого отъезда из России уже навсегда. Теперь я обнаружил, что мне вообще нельзя трогаться с места. Уехал на три недели - вернулся к шапочному разбору новейшей русской истории. Долго не мог понять, «о чем базар, простите - речь». Поняв, посмотрел фильм «Предатели» с Марией Певчих в главной роли. Название, стилистика и смысловое наполнение ассоциативно совпали с эпохальным интервью Дугина «Эмпатии Манучи», которое я с опозданием просмотрел в самолете (оно было предусмотрительно скачано как раз на случай фатального отключения от интернета). Удивился смелости людей, полагающих, что они как Адамы и Евы – первые жители Земли, которые задумались над вопросом, «откуда есть пошла русская земля». Считаю, что это опасный тренд, потому что критика либералов незаметно переходит в критику либеральной идеи, и не каждый способен уловить этот подлог. И совпадение с Дугиным в оценках эпохи оказывается в итоге отнюдь не случайным. Лейбл «предатели» становится, на мой взгляд, чересчур популярным. В какой-то момент участники охоты на ведьм (предателей) найдут в лесу друг друга. Недаром Дугин говорит, что самый ценный патриот – это перековавшийся либерал… Об этом и еще о желании Запада «продать» Украину смотрите на возобновляющей свою работу «Пастуховской кухне». https://youtu.be/RAavgEZRUfw?si=7HCu7zIZmEF4PYYw