Bunin & Co

История с отказом фракции КПРФ голосовать за кандидатуру Михаила Мишустина на пост премьер-министра является частью партийной стратегии, которая, впрочем, все менее удачна. В 2018 году фракция КПРФ голосовала против Дмитрия Медведева как кандидата в премьеры. В 2020-м она уже воздержалась при голосовании за кандидатуру Михаила Мишустина. Эволюция КПРФ в сторону все большей умеренности происходила в течение долгого времени – и голосование 2020 года (еще за пару лет до начала СВО) стало очередным свидетельством этого процесса. И сейчас, воздержавшись от голосования, КПРФ одновременно продемонстрировала, что одобряет вполне очевидные результаты деятельности правительства – Геннадий Зюганов заявил, что фракция поддерживает усилия премьера «по развитию промышленности, сельского хозяйства, наполнению бюджета для развития образования и здравоохранения». Возможна ли дальнейшая эволюция компартии в направлении умеренности и аккуратности? Исключать ее в рамках общей эволюции политической системы нельзя, но не сейчас. Ядерный электорат КПРФ, сохранивший верность партии даже на президентских выборах 2024 года и проголосовавший за нехаризматичного Николая Харитонова, хочет от коммунистов более отчетливой оппозиционности в вопросах, которые не относятся к «сплочению вокруг флага» - в первую очередь, это социальная сфера. То же самое – пожалуй, в еще большей степени – свойственно и партийному активу, который состоит в основном из людей, участвовавших в массовых протестных акциях коммунистов 90-х и нулевых годов. Предельно осторожная избирательная кампания Харитонова вызвала разочарование как активистов, так и оставшихся партийных избирателей. В этих условиях КПРФ воспроизводит свое голосование 2020 года, чтобы подчеркнуть, что остается оппозиционной партией. Есть и аппаратная составляющая – коммунисты своим голосованием дают понять, что могут быть полезны для сторонников мобилизационного курса, сворачивания рыночной экономики и перехода от умеренного дирижизма к советским командно-административным методам. Партия в своем позиционировании становится все более «силовой», что неудивительно, если принимать во внимание национал-патриотическую идентичность КПРФ, сформировавшуюся еще в 1990-е годы. Тем более, что либеральные избиратели больше за КПРФ не голосуют. Раньше часть из них скрепя сердце голосовали за коммунистов в рамках так называемого «стратегического голосования» (то есть за наименее неприятную из «проходных» партий), но с появлением «Новых людей» и с началом СВО это стало неактуальным. Поэтому партии можно демонстрировать свою приверженность советским практикам, не боясь потерять голоса, которые и так уже потеряны. Впрочем, ресурс КПРФ сейчас невелик. Времена массовых демонстраций давно прошли. Рейтинги партии упали. Многие наработанные в прошлые годы связи с гражданским обществом стали для коммунистов токсичными – и они их сворачивают, сохраняя верность образам Ленина-Сталина, которые не только импонируют ядерному электорату, но и политически безопасны. Остается партийный бренд, что немаловажно в условиях крайней ограниченности количества таких брендов. И небольшая, мало на что влияющая, но способная на некоторые осторожно-демонстративные действия фракция в Думе. Алексей Макаркин

8 мая состоится встреча президента России Владимира Путина и премьер-министра Армении Никола Пашиняна. Президентский помощник Юрий Ушаков, предвосхищая будущие переговоры, заявил: «Хотел бы еще раз подчеркнуть, что мы придаем очень важное значение именно этой двусторонней встрече, которая, как мне представляется, поможет расставить многие точки над i». Ушаков особо отметил сокращение количества контактов между высшими представителями РФ и Армении, а также тот факт, что в отношениях между двумя государствами накопилось множество проблем. Но, как принято говорить в социальных сетях, на этом направлении «все непросто». С одной стороны, Ереван не первый месяц демонстративно наращивает свои отношения с «коллективным Западом». И хотя делается все это под видом «диверсификации», истинный смысл не может ни от кого ускользнуть. Выстраиваются каналы коммуникации с США, ЕС, НАТО, отдельными странами Евросоюза (в особенности с Францией, Грецией, Германией). Все это происходит на фоне заморозки участия Армении в проекте ОДКБ. Полбеды, если бы эта «заморозка» была в латентной форме. Но представители официального Еревана сопровождают эти действия (скорее бездействие?) жесткой риторикой и в отношении Москвы, и Организации в целом. Конечно, достается России и за проваленную, с точки зрения Еревана, миссию в Карабахе. Но есть и другая сторона. В 2024 году Армения председательствует в Евразийском экономическом союзе (ЕАЭС) в 2024 году Армения. Официальный Ереван вскоре после новогодних каникул огласил свои приоритеты в данной интеграционной структуре. И по стилю, и по смыслу они практически полностью совпадают с российскими представлениями о прекрасном. Напомним, что Ереван сменил Москву на евразийском капитанском мостике. К слову сказать, Ушаков справедливо заметил, что Армения является одним из бенефициаров от пребывания в составе ЕАЭС. И высшие представители страны не особо с этим спорят. В последние пару лет в подходах Еревана многое изменилось. Но стоит подчеркнуть, что если раньше в Армении делали акцент на эксклюзивности Москвы в сфере безопасности, но необходимости дополнения экономической кооперации с РФ взаимодействием с ЕС, то сегодня наблюдается нечто противоположное. Ереван продвигает идею «диверсификации» (вряд ли под этим надо понимать приоритетность контатов с Россией или Ираном) внешней политики, удовлетворяясь высоким уровнем партнерства с евразийским интеграционным проектом. Но готова ли Москва принять эту версию взаимодействия? Когда конфронтация с Западом не прекращается, более того приобретает отчетливо экзистенциальный оттенок вряд ли такая перспектива разнесения вопросов безопасности и экономической интеграции, станет рабочим сценарием. Скорее всего, Россия будет стремиться к сохранению своей особой роли. Готов ли ее принять Ереван? Не очевидно, хотя ясно и то, что ни ЕС, ни США, не готовы нести реальную ответственность за армянскую нацбезопасность. Разве что инструментализировать общественно-политическое недовольство внутри Армении по поводу провалившихся завышенных ожиданий последних лет. Разговор Путина с Пашиняном будет непростым. Но он крайне важен, учитывая высокую степень персонификации евразийской политики в целом и российско-армянских отношений, в частности. Сергей Маркедонов

6 мая в южной столице Казахстана Алма-Ате пройдут переговоры между главами МИД Азербайджана и Армении Джейхуном Байрамовым и Араратом Мирзояном. Мирный процесс, на который после установления азербайджанского суверенитета над Нагорным Карабахом, возлагались немалые надежды, пока еще не принес осязаемых результатов. Чем же знаменателен очередной раунд переговоров? С начала 2024 года высшие представители двух стран несколько раз встречались друг с другом. Стоит отметить переговоры президента Ильхама Алиева и премьер-министра Никола Пашиняна в баварской столице «на полях» знаменитой конференции по безопасности. Впрочем, в дальнейшем европейское посредничество не принесло значимых результатов. Тем не менее, вскоре после мюнхенского раунда в Берлине состоялась встреча Байрамова и Мирзояна. И если официальный Баку обвинял европейцев и американцев в проармянских симпатиях, то Ереван, напротив всеми силами пытался проводить линию на «диверсификацию международных контактов», де-факто на сближение с США и ЕС, воплощением чего стали брюссельские переговоры 5 апреля. Сейчас в игру вступает Казахстан. Президент Касым-Жомарт Токаев предпринял две поездки в Баку и в Ереван. Очевидно, он стремится повысить капитализацию своей страны, как площадки для важных переговоров. Астанинский формат по Сирии уже зарекомендовал себя, хотя зародился он еще при предшественнике действующего казахстанского лидера. Ждать ли значимых прорывов от встречи в Алма-Ате? Однозначного ответа на этот вопрос нет. Вряд ли министры подпишут некое мирное соглашение, это просто не в их компетенции. Укрепление доверия? В теории выглядит красиво, но на практике такие процессы не могут быть одноактным явлением. Как верно и то, что доверие не появляется само по себе, подготовка конкретных предложений по мирному соглашению как раз и может способствовать сближению позиций сторон. Впрочем, предвижу и возможные расхождения. Официальный Ереван уже предложил зафиксировать в письменной форме взаимные обязательства с Азербайджаном. Но в Баку ранее не очень-то хотели фиксировать какие-то гарантии помимо текста мирного соглашения, полагая, что армянская сторона должна проявлять большую сговорчивость и уступчивость, считая именно ее ответственной за долгие годы конфликта. Сергей Маркедонов

Вопрос о приватизации в России 1990-х годов обсуждается в основном в связи с ваучерами и залоговыми аукционами. Хотя все началось не в 1991-м. В 1989 году произошло два события, которые решающим образом повлияли на характер российской экономики следующих десятилетий. Одно общеизвестно – на базе министерства газовой промышленности СССР под руководством Виктора Черномырдина был создан «Газпром». С тех пор, несмотря на все политические и экономические трансформации, он остается монополистом. Черномырдина, кстати, его коллеги-министры не понимали – он добровольно согласился понизить свой статус в номенклатурной системе. Уже вскоре многие из них стали пенсионерами-дачниками, а Черномырдин – премьером. Второе событие забыто. Депутаты Верховного совета СССР забаллотировали первого секретаря Тюменского обкома КПСС Геннадия Богомякова на пост министра нефтяной и газовой промышленности СССР (объединенное министерство возникло после образования «Газпрома»). Богомяков, представитель старой партийной номенклатуры, проиграл выборы в своем округе и был активно критикуем за поддержку проекта переброски северных рек. Вскоре те же депутаты утвердили министром Леонида Филимонова, который всю жизнь проработал в отрасли, делал в ней неспешную карьеру и никогда не был на партработе. До Филимонова в нефтяной отрасли существовало двоецентрие. Было министерство, руководившее всей отраслью (то есть занимавшееся и приволжской, и бакинской, и сибирской, и сахалинской нефтью). И был «Главтюменнефтегаз» - подчиненная министерству, но имевшая фактическую автономию мегаструктура, объединявшая 9 западносибирских нефтяных производственных объединения (ПО), которые давали основные поступления от отрасли в бюджет. Если бы министром стал Богомяков, который был патроном «Главтюменнефтегаза», в России, скорее всего, наряду с «Газпромом» была бы своя сопоставимая по возможностям «Тюменьнефть». Филимонов же добился ликвидации «Главтюменнефтегаза» под флагом упрощения управленческой структуры. И это открыло дорогу для создания нефтяных компаний. Из девяти ПО три потом стали основой ЛУКОЙЛа, по одному – ЮКОСа, «Сибнефти», «Славнефти» и СИДАНКО. «Сургутнефтегаз» сохранил свой бренд, а «Пурнефтегаз» остался в составе «Роснефти». Кстати, ЛУКОЙЛ официально был создан постановлением «гайдаровского» правительства от 25 ноября 1991 года. Конфликт между реформаторами и нефтяниками возник несколько позже, в 1992-м – а в конце 1991-го реформаторы считали своим главным противником ВПК, а нефтяники могли стать ситуативными союзниками. А дальше, если оставить в покое идиллический, но нереалистичный сценарий «народной приватизации», было три варианта действий. Первый – директорская приватизация, когда собственниками становились менеджеры (то есть нефтяные «генералы» - гендиректора западносибирских ПО). Второй – компании покупал новый бизнес, пришедший из банковской сферы. Но ни у тех, ни у других тогда не было достаточного количества средств, чтобы купить предприятия по мировым ценам. Был третий вариант – продать активы иностранцам, у которых такие деньги были. Но против этого тогда выступили все основные игроки, рассчитывавшие потом, уже после приватизации, привлечь иностранцев в качестве партнеров – но не более того (из этого же ряда – и запрет, вначале де-факто, а потом и де-юре, открывать в России филиалы иностранных банков). По этому поводу был элитный консенсус – поэтому российская приватизация отличалась от центральноевропейской. И это было связано не только с конкретными бизнес-интересами, но и с общим представлением о том, что Россия будет партнером Запада, но сама не станет его частью – а у элит Центральной Европы доминировала идея «возвращения в Европу». В результате часть компаний остались у директоров, часть перешла к банкирам. В нулевые годы «вернувшееся» в отрасль (и не только в нее) государство разными способами (от фактической конфискации до выкупа и влияния де-факто) восстановило контроль над «нефтянкой». Но это была уже другая история. Алексей Макаркин

В Грузии май 2024 года выдался жарким. Впрочем, такая оценка относится не к показаниям синоптиков, а к оценке политической ситуации в стране. 1 мая национальный парламент принял во втором чтении законопроект «О прозрачности иностранного влияния», который российские публицисты называют «законом об иноагентах». Впереди принятие проекта в третьем чтении. Оно должно состояться через полмесяца после второго парламентского голосования. Однако политика в постсоветской Грузии никогда не делалась только в кабинетах и в результате депутатских процедур. Улица была и остается важнейшим фактором внутриполитической повестки. С первой минуты, как закон об «иноагентах» был внесен на рассмотрение в парламент, стало ясно: его прохождение будет одним из ключевых моментов 2024 года. В пользу этой версии говорила судьба аналогичного проекта, который вносился год назад. Тогда усилиями правящей партии «иноагентский закон» был отложен. Как оказалось, всего на год. Против инициативы «Грузинской мечты» удается мобилизовать значительное недовольство. Комментаторы, знающие политику этой страны, скажут, что доверие граждан Грузии к НПО не слишком велико (по разным оценкам в пределах 30%). Справедливо они укажут и на то, что между молодыми активистами в Тбилиси, с одной стороны, и пенсионерами в имеретинских или гурийских селах иди мелкими бизнесменами из Батуми, с другой стороны, немалая дистанция. Не только политическая, но и социальная. Но численный перевес важен не вообще, как учил нас Ленин, принципиальное значение имеет расклад в столице. В чем сила властей сегодня? Прежде всего, в дезорганизации оппозиции и усталости даже внутри ее разрозненных рядов от «коллективного Саакашвили». К слову сказать, многие участники уличных протестов- это не столько профессиональные партийцы, сколько вестернизированная столичная молодежь без четких целей и известных, медийно раскрученных лидеров. Но слабость правящей партии в наличии в стране укорененной протестной традиции, игнорировать ее не получится. И в прежние времена с улицей приходилось вступать в диалог. Впрочем, нынешняя история- не только про внутреннюю политику. Стало известно об отказе премьер-министра Грузии Ираклия Кобахидзе посетить США. Не просто одну из стран, а государство-стратегического союзника Тбилиси. И причина ясна, как никогда, Вашингтон публично осуждает принятие «иноагентского закона». Однако Грузия не спешит сменить евро-атлантическую лояльность на евразийскую. Тот же Кобахидзе говорит о том, что принятие инициативы его соратников- дело нужное для евроинтеграции, ибо таковая возможна лишь при наличии сильного национального суверенитета. Правда, остается открытым вопрос, готовы ли Вашингтон и Брюссель согласиться на некий «особый путь» для своего союзника. Сергей Маркедонов

Законопроект об антисемитизме был принят Палатой представителей Конгресса США 320 голосами против 91. Это двухпартийный законопроект, так что за него проголосовало большинство членов Палаты от обеих партий: 187 республиканцев против 21 и 133 демократа против 70. Мейнстримные политики голосовали «за», их оппоненты с двух сторон – «против». Как и при голосовании в апреле за законопроект о поддержке Израиля (из пакета, включавшего в себя также помощь Украине и Тайваню), возник ситуативный альянс крайне правых республиканцев и левых демократов. С одной стороны, против голосовали Мэтт Гетц, в прошлом году инициировавший свержение предыдущего спикера Кевина Маккарти, и Марджори Тейлор Грин, пытающаяся (без шансов на успех) свергнуть нынешнего спикера Майка Джонсона. И, с другой стороны, такие объекты критики правых (не только крайних) как Ильхан Омар и Александрия Окасио-Кортес. Примечательны мотивировки сторон. Если против поддержки Израиля крайне правые республиканцы голосовали, выражая недовольство тем, что в законопроекте предусматривалась и помощь палестинцам (хотя, похоже, что причины глубже – крайне правые являются и крайними изоляционистами, они не поддержали даже помощь Тайваню), то в данном случае они выступили в качестве защитников Первой поправки, то есть свободы слова. К Первой поправке апеллируют и левые демократы. Понятно, что есть различия, связанные с идеологическими взглядами и электоральными интересами. Левые демократы исходят из того, что в антисемитизме могут быть обвинены защитники прав палестинцев, в том числе бунтующие студенты американских университетов. Крайне правые опасаются, что под ударом окажутся консервативные христиане, обвиняющие евреев в смерти Иисуса Христа. В законопроекте используется определение антисемитизма, данное Международным альянсом памяти Холокоста (IHRA). Оно включает в себя, в том числе и «обвинение еврейских граждан в большей лояльности к Израилю или предполагаемым приоритетам евреев во всем мире, чем к интересам своих собственных наций», и «отрицание права еврейского народа на самоидентификацию, например, путем утверждения, что существование Государства Израиль является проявлением расизма», и «сравнение современной политики Израиля с политикой нацистов», и «использование символов и изображений, связанных с классическим антисемитизмом (например, утверждения о том, что евреи убили Иисуса или кровавый навет), для характеристики Израиля или израильтян». При этом критика конкретных действий израильского правительства или научный анализ событий евангельской истории антисемитизмом не считаются. Это определение IHRA приняла в 2015 году. В США оно начало использоваться государственными органами в президентство Дональда Трампа (так что у «трампистов, больших, чем Трамп», все чаще возникают разногласия с их официальным лидером). Как для республиканцев, так и для демократов эта тема важна в электоральном плане. В то же время есть и группы избирателей, которые выражают недовольство. Для демократов это сейчас существенно более серьезная проблема, так как немалая часть их молодых избирателей не просто симпатизирует палестинцам, но и рассматривает этот вопрос как значимый для своего голосования в ноябре. Тогда как консервативные республиканцы не отвернутся от Трампа из-за теоретической вероятности быть привлеченными к ответственности по новому закону. Но мейнстримные силы в обеих партиях поддержали законопроект – тема солидарности с Израилем и апелляция к еврейским избирателям для них принципиально важны. Если республиканцы не видят для себя серьезных электоральных рисков, то демократы активно продвигают другую важную для молодых избирателей тему – право на аборты. И исходят из того, что она окажет более сильное влияние на голосование, чем палестинский вопрос. Алексей Макаркин

История празднования 1 мая в современной России долгое время заключалась в конкуренции между КПРФ и ФНПР. Сейчас же конкуренция все менее актуальна. Ни КПРФ, ни ФНПР более не организуют в Москве привычных с советского времени первомайских демонстраций – с шествиями по центру города. Впервые это произошло в 2020 году из-за ковидных ограничений. Сейчас на ковид мало кто обращает внимания – единственным исключением являются массовые политические акции, ограничения на которые до сих пор не сняты. Впрочем, с 2023 года для ФНПР добавилась тема террористической опасности – уже тогда официальные профсоюзы заявили, что из-за нее не будут проводить в столице ни шествия, ни митинга. И, похоже, в ФНПР уже привыкли к новому формату – тем более, что он носит политически безопасный характер (к массовой демонстрации всегда могут присоединиться неконтролируемые «леваки»). Так что в нынешнем году, как сообщают профсоюзные деятели, «1 Мая Москва встретила масштабной акцией: автоколонна с 60 тоннами гуманитарного груза отправилась из столицы в Донецк и Луганск». А первомайский митинг с участием председателя ФНПР Михаила Шмакова и нескольких тысяч местных жителей прошел далеко от Москвы – в Екатеринбурге. Шмаков выступил на нем с речью, в которой объяснял необходимость повышения зарплат (традиционный для ФНПР тезис) позицией президента: «Как заявил президент Российской Федерации Владимир Путин, мы должны построить экономику высоких зарплат. Это заставит модернизировать и автоматизировать производства». В различных регионах ФНПР отмечала Первомая по-разному, в зависимости от местного креатива. Так, в Приморье в мультимедийном историческом парке «Россия – Моя история» была развернута профсоюзная молодежная площадка «Примерь профессию на себя». В Ставрополе прошел квест «Первомай», организованный Молодежным советом, с участием 24 команд, представляющих различные отрасли. В Перми состоялся профсоюзный автопробег по районам города с возложением цветов к стеле «Пермь – город трудовой доблести». А в Красноярске после небольшого митинга у аналогичной стелы населению были предложены игры, конкурсы и викторины. В первомайской резолюции ФНПР акцент был сделан на традиционные ценности и патриотизм: «2024 год наш Президент объявил Годом семьи. Профсоюзы выступают за сохранение и преумножение традиций, семейных ценностей. Отстаивание гарантий и льгот для лиц с семейными обязанностями для профсоюзов в приоритете, особенно сегодня, когда усиленная помощь необходима семьям бойцов СВО. Цели профсоюзов важны для всей России. Они обеспечивают социальную стабильность в тылу, когда наши воины на фронте отстаивают независимость страны». Семейные ценности включены и в девиз профсоюзных акций: «Достойный труд каждого – гарантия благополучия семьи и развития страны». Так что если не только в девяностые, но и в нулевые годы профсоюзы довольно активно критиковали власть по социальным вопросам (хотя, в отличие от коммунистов, и не требовали ее смены), то сейчас критика давно свернута – и упор делается на полезности профсоюзов для власти. В отличие от ФНПР, КПРФ продолжает критиковать власть, хотя все более сдержанно. Активность партии локализована – и электорально, и на уровне публичных акций. В Москве коммунистический Первомай прошел в единственно возможном сейчас формате «встречи депутатов с избирателями» у Большого театра – под привычными красными флагами, под советские песни и с портретами Ленина-Сталина. То есть партия продолжает работать с привычной социальной нишей. А первомайское шествие в Москве все же прошло – только на ВДНХ и организованное не КПРФ и не ФНПР, а Российскими студенческими отрядами (РСО) совместно с Росмолодежью и дирекцией выставки «Россия» под лозунгом «Май! Труд крут» и с участием «ветеранов студотрядов, учащихся вузов и колледжей, партнеров и работодателей РСО, артистов, спортсменов, космонавтов и многих других». Так что в давней конкуренции между ФНПР и КПРФ в Москве явно побеждает третья сила, которая изначально носит лоялистский характер. Алексей Макаркин

В США разразился скандал, демонстрирующий разлом между городской и сельской Америкой. Под сельской Америкой могут пониматься и малые города из глубинки. Губернатор Южной Дакоты Кристи Ноэм, которая называют в числе главных претендентов на пост вице-президента в команде Дональда Трампа, написала мемуары под названием «Нет пути назад: правда о том, что не так, и как мы двинем Америку вперед». В британскую Guardian «утекло» несколько страниц из этой книги, которая должна выйти в мае. Губернатор рассказывает о том, как в один день застрелила своих домашних животных – собаку и козла. Молодая (чуть больше года) охотничья собака (дратхаар) не подчинялась Кристи, загрызла соседских цыплят и, в конце концов, укусила саму хозяйку, которая после всего этого застрелила собаку из своего ружья. После этого губернатор, видимо, пребывая в расстроенных чувствах, застрелила из того же оружия и еще одну свою собственность – «мерзкого и вредного» козла, который «отвратительно» пах и гонялся за ее детьми. Признания Ноэм стали сенсацией, и она подверглась общественному осуждению. Демократы назвали эту историю «ужасающей», но и немалая часть республиканцев шокирована этой историей. Однако Кристи продолжает утверждать, что была права, и что фермеры должны уметь принимать тяжелые решения, отметив, что недавно усыпила трех лошадей. А саму историю двух убийств за один день она сознательно рассказала, чтобы продемонстрировать свою способность к жестким действиям, что уже характеризует не фермера, а политика. При этом Кристи Ноэм – не случайный человек в политике. Она четырежды избиралась в Палату представителей, причем на первых выборах победила инкумбента – представительницу Демократической партии (и заодно внучку губернатора и дочь сенатора штата). Дважды побеждала на губернаторских выборах, причем если в первый раз с небольшим разрывом, то во втором – с огромным перевесом («за» - 61,9%). При этом у нее непростая судьба – когда ей было 22 года, погиб ее отец-фермер. Кристи, которая незадолго до этого вышла замуж, бросила колледж и, наряду с воспитанием маленького ребенка, взяла на себя управление фермой. Она не только сохранила ее, но и преуспела, добавив к семейной собственности охотничий домик и ресторан. Диплом бакалавра Ноэм получила, уже заседая в Конгрессе США. Южная Дакота – штат «красный» (победы демократов там редки) и сельский, в нем проживает меньше миллиона человек. Люди в глубинке мало думают о правах животных, как и об экологии в целом – и Ноэм писала свою книгу, будучи уверена в том, что соседи и избиратели поймут ее поступки (скорее они поставят себя на место владельца загрызенных цыплят – Кристи особо отметила, что тут же выписала ему чек, компенсирующий убытки). Для них куда более важно, что Ноэм – богобоязненная прихожанка (сторонница молитв в школах) и решительная противница абортов. И выступает в поддержку права на ношение оружия – недавно Кристи рассказала, что у ее двухлетней внучки есть не только пони, но и дробовик. Но дело в том, что исход выборов определяют не твердые республиканцы из глубинки, а колеблющиеся избиратели урбанизированной Америки, где решение об аборте считают правом женщины, а отстрел домашних животных, не угрожающих жизни человека, жестко и эмоционально осуждают. Для них поступок Ноэм выглядит дикостью. Ставка на женщину из глубинной Америки оказалась неудачной для республиканцев в 2008 году, когда губернатор Аляски Сара Пэйлин была кандидатом в вице-президенты в кампании Джона Маккейна. Хотя она собак не убивала, а, наоборот, часть ее имиджа - умение управлять собачьей упряжкой. Тем более Кристи Ноэм может стать проблемой для Дональда Трампа. Алексей Макаркин

Южная Осетия сегодня нечасто попадает на первые строчки информационных новостных лент. И раньше упоминание этой частично признанной республики происходило, прежде всего, в контексте грузино-осетинского конфликта или конфронтации между Россией и Западом на Кавказе. Но, как говорится, не геополитикой единой. Внутриполитическая повестка Южной Осетии представляет значительный интерес. В первую очередь потому, что в республике сохраняется высокий уровень политической конкуренции при сохранении пророссийского консенсуса. Ведущие югоосетинские силы при всех имеющихся противоречиях выступают за стратегический выбор в пользу России. При этом по внутренней повестке могут вести порой и жестокую полемику друг с другом. 9 июня в республике пройдут парламентские выборы. И хотя до дня голосования еще около полутора месяцев уже сейчас все претенденты на депутатские кресла пришли в повышенную готовность. 25 апреля все самовыдвиженцы и «партийцы» должны предоставить в ЦИК Южной Осетии все необходимые для регистрации документы. В парламент будут избраны 34 депутата по смешанной системе (17- по партспискам и 17- по одномандатным округам). Но уже сейчас имеется 47 самовыдвиженцев. Выборы-2024- не пустая формальность. В первую очередь, они станет тестированием для действующего президента Алана Гаглоева. Он побелил на выборах во втором туре в мае 2022 года тогдашнего главу республики Анатолия Бибилова. Однако ключевая проблема в том, что Гаглоев представлял партию «Ныхас» («Народное собрание»), тогда как по итогам предыдущей парламентской кампании 2019 года она заняла лишь третье место, уступив «Единой Осетии» и Народной партии. И все последние два года наблюдатели главной проблемой Гаглоева называли отсутствие у него слаженной команды. Электоральный успех «Ныхаса» в 2024 года помог бы, если не полностью, то частично решить эту проблему. Мы также знаем недавние примеры, когда победители парламентских выборов впоследствии успешно выдвигались на президентский пост (см. пример того же Анатолия Бибилова). Конечно же, всякие выборы в Южной Осетии, и парламентские, и президентские традиционно сопровождаются обсуждением темы «единства с Северной Осетией» и вхождения в состав РФ еще одного «нового субъекта». Впрочем, до того, как завершится главная кампания четырехлетия в Грузии (выборы в парламент, они состоятся в октябре) вряд ли возможны какие-то практические шаги на этом направлении. Разве что не случится форс-мажор. Сергей Маркедонов