Facultative.Archi

Новые образовательные программы для архитекторов появляются не так часто, а тем более — основанные на новых архитектурных идеях. Впрочем, насколько новым является манифест Томаса Хезервика Humanise — это вопрос дискуссионный. Британский архитектор и дизайнер известен яркими проектами — от новой версии красного лондонского автобуса до смотровой площадки The Vessel в Нью-Йорке. Строится по его проекту и клубный жилой дом в самом центре Москвы — Nicole на Никольской улице. В октябре прошлого года он выступил с книгой-манифестом Humanise, в которой ругает современную архитектуру за то, что она стала скучной. В качестве примера нескучного здания он приводит Casa Mila Антонио Гауди в Барселоне. Естественно, что и его собственные проекты тоже не относятся к категории скучных. Объектом его критики становится не только классический модернизм, который уже был назван скучным Робертом Вентури, но и современная архитектура как будто недалеко ушла. «Гуманизация» архитектуры — это профессионалов долг перед обществом и городами, объясняет Хезервик на почти 500 страницах. Книга вызвала смешанную реакцию. Например, архитектурный критик The Guardian Роуэн Мур отметил, что Хезервик склонен упрощать ситуацию. Он игнорирует тот факт, что форма зданий определяется не только желаниями скучных, но коварных архитекторов, но и еще и множеством других факторов. Хезервик повторяет хорошо знакомую с 1960-х критику, при этом облекает ее в простые риторические фигуры — в духе некоторых роликов на YouTube. Надо отдать должное Хезервику: свою популистскую повестку он продвигает крайне настойчиво. Кроме издания книги, он записал три серии подкаста на BBC: Why Boring Buildings Are Bad for Us, The Cult of Modernist Architecture, How to Ditch Boring and Humanise Our Cities; была сделана серия «скучных» фотошопов известных зданий. Естественно, было и много интервью и лекций. И вообще, Humanise — это целая «кампания» со своим офисом и представителями — и возможностью «вступить в ряды». Теперь же к дискуссии присоединяется и образовательное учреждение: Loughborough University (входит в пятерку лучших по версиям Times и Guardian) объявил, что открывает новую магистратуру, направленную на решение глобального «городского кризиса», о котором говорит Хезервик. Курсы будут основываться на исследованиях в области не только архитектуры, но нейронаук и психологии. Официальный запуск программы запланирован на осень 2025 года. #сообщество #политика

«Дегуманизированные» памятники архитектуры: Букингемский дворец, Эдинбургский замок, лондонский Тауэр, Британский парламент; постеры и сувениры кампании; обложка книги. #политика #сообщество

Лето, жаркий день и бассейн — что может быть лучше? Но вместо воды в бассейне — голый бетон, а вместо пловцов — скейтбордисты! Это известный сюжет: в 1976 году во время засухи в Калифорнии скейтбордисты использовали сотни пустых бассейнов как площадки для катания. Но начало этой истории следует искать не в США, а в Финляндии. Именно здесь был построен первый (или самый известный в это время) бассейн, который был не прямоугольным, как обычно, а имел округлую форму чаши. Эту форму выбрал Алвар Аалто для бассейна в вилле Майреа. В недавно открывшемся Aalto2 Museum Centre в Йювяскюля проходит выставка The Pool – The Origin of Pool Skateboarding, посвященная истории этого конкретного бассейна, истории распространения этой формы по всему миру, а также истории скейтбординга. Выставка показывает, как архитектурные формы мигрируют, преодолевают не только географические и климатические границы, но и культурные. Бассейн из символа достатка, успеха, современности — каким был весь калифорнийский модернизм — стал частью альтернативной культуры. В 1939 году Айно и Алвар Аалто закончили работу над виллой Майреа, в которой они переосмыслили многие элементы модернистского канона. Чистая геометрия, открытый план, новые материалы здесь соединялись с тем, что Аалто считали особым финским взглядом на современность: использование дерева, смягченные формы. Вот и бассейн, который мог бы быть прямоугольным, стал более похожим на пруд в лесу — его считают первым бассейном такой формы. Примерно в это же время в Финляндии оказался американский ландшафтный архитектор Томас Черч. Тогда путешествие в Европу было обыкновенным делом для американских архитекторов (и вообще интеллектуалов). Еще в 1920-х годах Томас Черч провел полгода в Риме в Американской академии по гранту от своей альма матер — Гарварда. В Италии он внимательно изучил средиземноморскую архитектуру и сады, понимая, что этот опыт очень пригодится ему на Западном побережье США. В 1937 году он снова переплывает Атлантику, вместе с коллегой, архитектором Уильямом Вурстером — специально, чтобы познакомиться с Аалто, в эту пору уже достаточно известным. Правда, Аалто плохо говорил на английском, так что, в основном, они рассматривали чертежи. Спустя 10 лет, в 1948 году, Черч сделал один из главных своих проектов — сад Доннеллов в Сонома в Калифорнии. После войны экономика была на подъеме, строились новые дома, некоторые заказчики были открыты для новых идей. Здесь Черч и применил форму бассейна, которую подсмотрел еще перед войной в проектах Айно и Алвара Аалто. К 1970-м такие бассейны были уже обыкновенным делом. Выставка The Pool, которая открывается в Aalto2 Museum Centre, включает в себя четыре разные экспозиции, которые исследуют бассейн Аалто и культуру скейтбординга как в Калифорнии, так и в Финляндии с разных точек зрения. Выставка открыта до конца октября. #история #модернизм

1–3) Вилла Майреа, Аайно и Алвар Аалто (1937–39); 4) Один из проектов Томаса Черча до знакомства с Аалто (1933); 5–8) Сад Доннелов, Томас Черч (1947); 9–10) Работы финского скейтбордиста и фотографа Арто Саари составили одну из четырех экспозиций в выставке The Pool. #история #модернизм

Сегодня мы часто говорим, что локальные истории архитектуры следует изучать так, чтобы исправлять европоцентризм этой дисциплины. Но такая постановка вопроса не так уж и нова: перекос в мейнстримных представлениях об архитектуре в сторону Европы был уже заметен в XIX веке, уже тогда и стал предметом критики. Вот как писал об этом Джеймс Фергюсон (1808–86), шотландский архитектор и путешественник, который увлекся историей, после так как много времени провел в Индии, где его отец владел небольшим бизнесом:

То, что я объездил весь Старый мир, — случайный поворот в моей жизни, и я не считаю это своей заслугой. Я видел многое, чего не видели [другие исследователи], и имел доступ к источникам информации, о существовании которых они не подозревают. Пока они пытались свести воедино то, что греческие или романские авторы говорили о народах, которые никогда не писали книг, и о которых у них, следовательно, было мало информации, я пытался прочесть историю, которую эти самые люди записали в камне, в символах, столь же четких и гораздо более разборчивых, чем те, что написаны чернилами. Если, следовательно, мы пришли к разным выводам, это может быть связано скорее с источниками, из которых получена информация, чем с различиями между людьми, которые ее сообщают.

Уже в XVIII веке европейский нарратив об истории искусства и архитектуры начал включать в себя некоторые сведения о традициях за пределами Европы. Расширение европейских империй увеличивало контакты европейцев с другими культурами и делало остальной мир предметом исследований. Однако растущий интерес был интересом к «экзотике» — идеи Гегеля о поступательном развитии Духа ставила неевропейские культуры на более низкую ступеньку прогресса. В XIX веке эта иерархия только укрепилась с помощью новых знаний: археологи, филологи, историки искусства собирали такие данные, которые подтверждали этот взгляд. Но Фергюссон попытался пойти другим путем, рассказывает статья Солмаз Кив, исследовательницы из университета Орегона. Фергюссон написал несколько трудов по истории архитектуры: Historical Enquiry into the True Principles of Beauty in Art more especially with Reference to Architecture (1849), Illustrated Handbook of Architecture (1855-1857), History of Architecture in All Countries from the Earliest Times to the Present Day (1865). Уже в первом труде (с характерным названием «истинные принципы красоты») он попытался сформулировать такую общую теорию развития искусства, в которой неевропейские архитектурные стили были скорее примерами более чистой, ясной и естественной логики развития. А современная ему европейская эклектика — скорее отклонением от этих принципов. Эта попытка была встречена читателями скорее критически, если не враждебно. И позднее Фергюсон перешел к менее амбициозным теоретическим построениям, пытаясь сформулировать сложную систему различных культур. Фергюсон был уверен, что каждая из культур добивается в архитектуре своих высот, когда следует по пути прогресса, не оборачиваясь назад и не пытаясь копировать других. В своем поиске истинных законов искусства, как и в критике искусства и архитектуры XIX века Фергюсон совсем не был одинок. Можно вспомнить и составителя «Грамматики орнамента» Оуэна Джонса (1856), или заглянуть в «Беседы об архитектуре» Эжена Виолле-ле-Дюка (1860–70-е). Фергюсон был уверен, что секрет настоящего искусства надо искать за пределами европейской культуры, так как на «на Востоке люди всё ещё следуют разуму в суждениях об искусстве и здравому смыслу, когда дело доходит до реализации своих идей. Они не опираются, как в современной Европе, на странные галлюцинации, что может привести только к блестящим неудачам». Современные исследования в этой области всё чаще обращаются к этому же вопросу: в чем уникальность каждого региона, каждого момента времени, в которых возникают определенные традиции, школы, стили. Работы Фергюсона можно рассматривать как один из первых шагов в направлении такой сложной картины истории архитектуры, которая формируется сегодня. #история #исследования

Иллюстрации из книги History of Architecture in All countries, from the Earliest Times to the Present Day: 1) Схема, показывающая анализ архитектуру, по аналогии с анализом языка — от грамматики (основы) до акцентов (детали и украшения, которые вносят разнообразие); 2) Обелиск в Аксуме (Эфиопия); 3) Дворец в Дур-Шаррукине (Ирак); 4) Интерьер езидского дома в Синджаре (Ирак); 5) Вид со ступеней дворца в Персеполе (Иран); 6) Дворец Ксеркса в Персеполе (Иран); 7) Дворец Мшатта (Иордания); 8) Двор Большой мечети в Диярбакыре (Турция); 9) Храм в Петре (Иордания); 10) Вид Табернакля (скиния с Ковчегом Завета), реконструкция Фергюссона. #история #исследования

Как возникают национальные стили в архитектуре — материалы встречи, которая состоялась на прошлой неделе, теперь выложены и доступны для изучения. Вот ссылка: https://www.notion.so/eb32b4a1f6934da59712cbfb1ecf0c37?pvs=21 Можно посмотреть видео, почитать несколько текстов и погрузиться в теорию вопроса, можно посмотреть лекции и другие материалы Арзамаса, музея «Гараж», которые посвящены отдельным архитекторам и движениям. Главные темы встречи — откуда берутся стили и как они помогают (или мешают) развитию национальной культуры (а также, что такое нация в принципе). Но была и еще одна, неожиданно сформулированная в процессе — как архитектурное сообщество организуется и само-организуется для решения таких задач. Здесь был полный спектр: от ярких одиночек-визионеров вроде Огастеса Пьюджина и Фрэнка Ллойда Райта до мощной архитектурно-бюрократической машины Третьего Рейха; от модели индивидуальных отношений между властителями и архитекторами (как у Константина Тона и Николая Первого), до модели поведения архитектора, стремящегося выразить интересы сообщества, как это было с Алваром Аалто и Финляндией. Сегодня — третья встреча из серии «Открытый факультатив», которая отчасти продолжает тему архитектурной политики, но переводит ее в другой масштаб. Это разговор о типологии площади. Вальтер Беньямин заметил в «Московском дневнике», что «на какую-нибудь площадь нужно вступить со всех четырех сторон света, чтобы она стала твоей, да и покинуть ее во все стороны тоже». Вот и мы в этом разговоре зайдем на разные площади с максимально разных сторон. Начнем с афинской агоры, закончим — Таймс-сквером, по дороге посмотрим на Рим, Париж, Лондон, Москву, обсудим роль власти, горожан и, конечно, денег. Но не будет лишним и напомнить, что сегодня — последний день, когда действует скидка по промокоду EARLYBIRD (–20%) на летние курсы Facultative: Pro письмо SE: «Что хотел сказать автор» https://facultativearchi.timepad.ru/event/2872353/ Поп-тектура и архи-музыка https://facultativearchi.timepad.ru/event/2872402/ Профессиональная этика для начинающих https://facultativearchi.timepad.ru/event/2873610/ #курс #открытый_факультатив

Как возникают национальные стили в архитектуре — материалы встречи, которая состоялась на прошлой неделе теперь выложены и доступны для изучения. Ссылка: https://www.notion.so/eb32b4a1f6934da59712cbfb1ecf0c37?pvs=21 #курс #открытый_факультатив

Монумент. Буквально в этом же году в Копенгагене делают и контрастный проект — архитекторы Hall McKnight из Белфаста переделали площадь неподалеку от городской ратуши. Неправильный треугольник разделили на две части, одну — засадили деревьями, другую — выложили равномерными серыми прямоугольниками. Несколько прямоугольников поднимаются над плоскостью площади и становятся гранитными скамейками — это «гробы», отсылка к короткому рассказу Андерсена «Из окна богадельни» (речь идет о здании, которое и сейчас стоит на площади). После завершения проекта площадь переименовали в Радужную. И, наконец, вот третья пара проектов, которая иллюстрирует разницу между двумя подходами: Рыночная площадь в словенском городке Птуй и одна из главных площадей столицы Албании Тираны. Аттракцион. В первом случае, небольшая площадь у городского собора — часть туристической инфраструктуры. Общественное пространство рассчитано на рождественские ярмарки и другие городские праздники. Частью площади стали и помещения киоска и кафе. Конечно, это не такой аттракцион, как устроили West8 в Роттердаме, но и масштабы меньше. В 2022 году площадь вошла в короткий список премии. Монумент. Во втором случае, всё сложнее (хотя выглядит проще): большое открытое пространство, оставшееся от периода социалистической Албании, окруженное соответствующей архитектурой, выглядело подавляющим. Площадь «приподняли» так, чтобы получилась едва заметная пирамида с вершиной в центре. Находящемуся здесь человеку окружающие памятники ушедшей эпохи уже не кажутся такими пугающими. Смягчают характер пространства и другие приемы: фонтаны, разноцветное мощение, озеленение по периметру. Работа над проектом велась около 10 лет — через серию небольших интервенций, тестирование отдельных решений в разных частях гигантской площади, консультации и соучаствующее проектирование. В 2019 году площадь вошла в список финалистов. Все эти очень разные по характеру площади, их положение и роль в городском пространстве — результат более чем двух тысячелетий эволюции представлений о площадях в европейской культуре, если считать афинскую Агору и римские форумы точками отсчета. Об этом пути — наша встреча в среду, 15 мая, в рамках цикла «Открытый Facultative». Если внезапно вы еще не знаете, о каком таком цикле идет речь: https://www.facultative.archi/facultative/Facultative-d3654849fcf44b8ba3789ccdb5031fe1 Вход (в Zoom) бесплатный, но не забудьте зарегистрироваться! #открытый_факультатив #курс

Сегодня в Барселонском павильоне Мис ван дер Роэ соберется нарядная публика, чтобы поздравить победителей одноименной европейской премии: архитекторов, которые спроектировали образовательный корпус в Брауншвейге и библиотеку в Барселоне. Городские общественные пространства редко побеждают в этой премии, но часто попадают в число номинантов, в короткий список и даже в финалисты. По этим проектам можно составить небольшой учебник по проектированию площадей, как минимум, выделить две основные стратегии, которыми пользуются архитекторы рубежа XX и XXI веков. Их можно обозначить как «фестивализацию» (создание ярких аттракционов) и «монументализацию» (в лоосовском смысле слова «монумент»). Аттракцион. Возьмем, например, Театральную площадь в Роттердаме, которую West8 спроектировали в далеком 1997 году (а на следующий год эта работа была в коротком списке премии). Это площадь-фойе для городского театра, концертного зала и киноплекса. Она тоже стала перформансом: ярко-красные фонари-кронштейны, высокие трубы вентиляции гаража, разные виды мощения. Все в духе 1990-х — хай-тек, иконическая архитектура, поиски «эффекта Бильбао». Монумент. Но вскоре возникает и реакция на этот подход: стремление к пространствам, в которых нет ярких аттракционов. Вместо них — один художественный жест, который задает и структуру, и образ. Примером стала площадь у собора в шведском Кальмаре, над которой поработали вместе Caruso St John и художница Эва Лёфдаль. Новый дизайн фокусирует внимание на физических качествах площади, на рисунке мощения, на визуальных и тактильных особенностях булыжников. В 2005 проект номинировали на премию. Аттракцион. В 2013 до списка финалистов дошел проект BIG, Topotek 1 и Superflex — площадь-парк Superkilen в Копенгагене, сверхнасыщенное символизмом пространство, витрина мультикультурализма. Здесь детали, инфраструктура, декоративные элементы призваны помочь многонациональному и многоконфессиональному населению столицы Дании почувствовать себя как дома. Проект настолько амбициозный и яркий, что ему посвятили уже несколько десятков социологических, антропологических и прочих исследований (в основном, критических). #открытый_факультатив #курс