«…Автофикшен Александры Крашевской именно об этом: о сбитых ориентирах, об отказе воспринимать реальность, о невозможности ее осмыслить и принять и о том, что во что бы то ни стало нужно это сделать.
«Ты резко и отчетливо проваливаешься в глубокий безвыходный сон. От которого больше не проснуться. Всё, что происходит с тобой здесь, — навсегда в твоей голове, в твоих мыслях, в твоей кипящей крови. Больше нет никакого «холодного ума», нет никакой возможности понимать ситуацию, нет никаких ожиданий».
«Всё время чувствовала нереальность происходящего — будто в мою тихую квартиру проникал тонкий запах густой человеческой крови. Я дышала им и травилась темным ужасом паники, я словно уже тогда ловила эти первые проявления необратимости, но боялась признаться в этом».
И еще одна из интроспекций, которыми наполнена эта страшная книга:
«Ты просто выживаешь в перевернутом мире. Как будто всё, чем ты жил, кто-то перевернул и потряс, как стеклянный новогодний шар. Только вместо снега — один пепел.
И снова хроника событий: 3 марта в микрорайоне отключают свет, 4 марта — «дождь из стекол», девятиэтажка попала под взрывную волну, в соседнем доме пылает квартира, 6 марта вокруг дома едут танки: «Теперь я знаю, как дрожат руки от страха смерти. С обеих сторон дома остановились два танка. Они неприятно стрекочут двигателями и ноют. Так проходит около часа». Вечером отключают газ. В квартире холод. Семья из четырех человек — Александра, ее муж и двое маленьких детей (дочка — с аутическим расстройством) — принимает решение перебраться к знакомому в дом, где есть печь и дрова.
«По пути встречаем людей у подъездов: все измученные, зареванные дети, старички сидят тихо, некоторые спрашивают нас, куда идем, словно ищут спасения и хотят получить ответ, который даст им надежду».
Так начинаются трудовые будни, построенные вокруг базовых потребностей: еды и тепла. Сопровождаемые непременным переосмыслением всей жизни. Из сильной самостоятельной женщины, попавшей в 25 лет под машину, но не сломавшейся, заново построившей жизнь, родившей детей, верящей в свою силу, работавшей в тот самом разбомбленном Драмтеатре, Александра превращается в человека без настроек, сомневающегося во всём. «Война — это такая глубокая, адская чистка людей… Говорю сейчас о выживших. Все, кто выжил тогда, весной 2022-го в Мариуполе, живут без масок и ролей».
В этом кошмаре нужно во что бы то ни стало выжить, и самое невыносимое — столкновение повседневности и смерти. Как пишет Линор Горалик в предисловии к этой книге: «В аду есть жизнь. В аду пытаются мыть посуду. В аду ходят в туалет. В аду играют дети. В аду делают чай для бабушки. От этого ад становится гораздо страшнее ада».
Возможность выехать из города у семьи появляется только в мае. Им удается пройти фильтрацию на блокпосте, попасть в Россию, а через какое-то время через Грузию улететь в Германию.
Но Мариуполь не уходит из мыслей и ощущений выживших, обреченных на ПТСР. Александра признается: в России сложно было ходить даже в супермаркет:
«На выходе мне попался маленький магазинчик: сувениры, кепки, футболки. И вот стоит манекен в футболке с большой буквой «Z» и надписью «Мне не стыдно». А на моей родине сейчас, прямо в эти минуты, продолжает сочиться кровью огромная мясорубка.
В ней перетираются кости солдат, детей, стариков, сгоревшие остатки чужой жизни — под крики выживших… Я вышла из сверкающего супермаркета и, толкая тележку, внезапно вспомнила, как люди вывозили маленьких детей из Мариуполя тогда, в конце марта. Часто их везли в тележках от супермаркетов, а они сидели, замотанные в одеяла, перепачканные сажей или кровью, чумазые, усталые, спокойные от монотонной безысходности. В тележке были, видимо, все вещи, которые удалось спасти, и дети сидели там тихо и неподвижно, придерживая маленькими ручками свои покрывала на морозном ветру. Я взяла пакеты, вдохнула сладкий запах майского вечера и всё-таки заплакала. Стояла возле своих покупок и ревела».
Из сегодняшней рецензии «Новой газеты — Европа»