Папмамбук

Все началось с того, что мои родители попросили меня научить мою сестру Сашу, будущую первоклассницу, читать. Учить надо было заранее, летом перед ее 1 классом. Потому что потом в школе уже будет некогда с ней сидеть заниматься из-за ее постоянных спортивных тренировок. Но в летнее время сестра не хотела учиться читать потому, что она больше всего интересуется искусством, а не чтением. Саша, не умея читать, могла фотографически точно и очень красиво срисовать из книги буквы, не понимая, что они означают, а потом просить прочитать написанное ею. А сама она не хотела учиться скреплять буквы в слова. Не было интереса.

Случается, что родители (и педагоги) ищут книги для чтения в специфических ситуациях, или книги, которые по каким-то причинам могут ребенка зацепить, потому что отвечают на его внутренний запрос. А иногда родителям нужна книжка, в которой наглядно представлена какая-то семейная проблема. «Мой желает слушать только про машинки…» – такое тоже случается. Поэтому у нас есть список разноплановых книг про машинки – от тех, где только картинки с подписями, до сложно-сюжетных. Главное – читать, и читать то, что ребенку нравится. «Мой не любит грустные книги…» – понятно. Хотя не так-то просто составить список смешных книг для ребенка трех лет, например. Тут родитель может выдавать желаемое за действительное. Ценить смешное начинают, в лучшем случае, только в старшем дошкольном возрасте. «А мой любит только страшное. Чтобы кто-то кого-нибудь ел…» «Нам – только добрые книги…» Не все, что просят родители, отражает действительные потребности детей. «Мы поели», «мы покакали», «мы это любим/не любим» – мамы склонны не отделять…

Прошлой весной у Алеши (тогда 10-летнего) было сильное напряжение из-за надвигающихся годовых проверочных работ, и мы стали искать какую-то подходящую книгу, чтобы на нее переключаться по вечерам. Хотелось сказочных приключений, но неспешных, в темпе и духе хоббита, которого мы очень любим. «Продавец троллей» Бента Якобсена подошел под наш запрос идеально.

Маленькая актриса Суок из театра бродячих актеров, главная героиня романа «Три Толстяка» Юрия Олеши, – как же я любила ее в детстве! Она умела петь, танцевать, ходить по канату, выполнять акробатические трюки. Она была такой смелой – рискуя жизнью, спасла оружейника Просперо – друга Народа. И я прямо чувствовала, что могу оказаться на ее месте. Что я – как она. Ведь я тоже (наверное… наверняка!) могу так виртуозно прикинуться куклой, что никто не опознает в ней живую девочку… И это «внутреннее родство», эта любовь имела под собой еще и «материальную основу», потому что «Три Толстяка» пришли ко мне в виде спектакля, который я смотрела на сцене Центрального детского театра. На спектакль меня водила мама, которой тоже очень нравилась Суок.

«Крокодил…» Никола О’Бирн ‒ книга с дырками. И не то чтобы дырки в современной детской книге – невиданное дело. Их существование было легализовано 50 лет назад Эриком Карлом, голодная гусеница которого оставила на страницах множество дырочек величиной с подушечку детского пальчика. С этого момента, мне кажется, ведется отсчет новой эры в книжной архитектуре – эры интерактивной. Но дырка дырке – рознь. И с интерактивностью не все так просто, мне кажется. Книги появляются в обиходе современного малыша гораздо раньше, чем в прошлом веке. Начинающий читатель-зритель помолодел на пару лет, это огромный срок в раннем детстве. А значит, общение взрослого и ребенка вокруг книги строится несколько иначе. Двухлетний малыш – существо активное. И вроде бы естественно предложить ему книжку-игрушку – некий микс, позволяющий убивать двух зайцев одновременно. Но откуда берется уверенность, что книжка-игрушка – это именно то, что открывает ребенку дверь в книжную культуру? Если книжка выглядит, допустим, как машинка на колесах…

Дети на самокатах ‒ быстрые. Мамы пешком ‒ медленные. Мои мальчишки усвистали вперед и поджидали меня. Младший, пятилетний Вадюша вдруг громко сообщил: – Я капусту посадил, а затем водой полил! Никите тоже было что сказать: – Чтобы съесть сосиску, загляните в миску! Я наконец подошла и поддержала: – Мы танцуем без кальсон, напевая в унисон! Вадюша мотнул головой и сказал с чувством: – Веселимся как в последний раз! И мы хором прокричали на всю улицу: – Кто не встал, тот опоздал! Вы подумаете – что это с нами? Ничего особенного. Грибы. Это грибы. Хорошие, между прочим. Не ядовитые. С ядовитыми грибами мы другое бы кричали. Как распознать такие грибы в лесу? Нужно брать красненькие, серповидные, веселенькие, с одним зубом. И слушать, что они говорят, конечно. Коль молвят они велеречиво, складно да не обзывают вас словами погаными – кладите в корзину. А коли бранятся – послушайте их да пойдите дальше. А увидите грибообразные ступни – тоже берите. Они молчат, пахнут, но при должной обработке чудо как хороши. …

Хотеть счастья – это нормально. Но представление о счастье часто предполагает социальный или творческий успех, а не только крепкую семью, любовь и внушительные накопления. И почти всегда в картину счастья входит передача своего опыта и знаний собственным детям, чтобы они продолжали семейную традицию успеха. У кого – музыкальную, у кого – научную, у кого – семейный бизнес. Но дети не получаются по заказу. Сплошь и рядом подросшие дети не хотят или не могут продолжать семейную траекторию. В конце концов, у них свои планы на жизнь. И как же трудно ребенку оставаться самим собой, когда все вокруг тебя – талантливые пианисты или результативные спортсмены! Подрастающего человека буквально рвет на части под давлением семейных планов и собственного выбора. Что делать? Иранский писатель Пайам Эбрахими, автор книги «Чемпион», предложил неожиданный выход из положения.

Дарили нам книгу Катажины Рырых «Лопуховое поле» в апреле с напутствием: «Это чтоб вы как следует настроились на лето!» Но прошел апрель, май… А мы с моими средними мальчиками, восьмилетним Ваней и десятилетним Алешей, с трудом выкраивали время на вечернее чтение и за два «предлетних» месяца с трудом дошли до половины книжки. А в июне – и вовсе бросили ее. Просто в один из вечеров восьмилетний Ваня воспротивился: «Мам, я не хочу читать про лето. Я его сейчас живу!» И мы начали читать длинную сказочную повесть про троллей. А потом лето закончилось. Все чаще серело небо. И все чаще шел дождик. Померкли яркие краски золотой осени, и под ногами зачавкала грязь (у нас в деревне это как-то особенно остро ощущается, когда идешь от школы пешком по короткому, но совершенно размытому в дождливые дни пути). Стало рано темнеть… И тогда, в один из вечеров межсезонья, Ваня с хитрой улыбкой достал с полки позабытое «Лопуховое поле»: «А вот теперь я готов вернуться в лето!» И мы начали книгу заново.

Мы хотим, чтобы дети читали классическую литературу… Или не очень хотим? А если хотим, то почему? И что мы понимаем под «классической литературой»? А дети? Они хотят читать то, что для нас является классикой? Или для них это очень трудно – так много в классике непонятного и в языке, и с точки зрения реалий? И слишком далеко от их собственной жизни. Или дети просто не умеют… читать? Существуют ли способы открыть детям классику и превратить знакомство с ней в увлекательное приключение? И будет ли это чтением в привычном смысле слова? Вряд ли на эти вопросы существуют простые ответы. Но искать их, тем не менее, очень важно. Сами поиски помогают выстраивать связь между поколениями. Поэтому «Папмамбук» запускает на своих виртуальных страницах проект под названием «Дети и классика». Открывает проект интервью с Алексеем Олейниковым, одним из самых ярких писателей нашего времени и талантливым педагогом, автором «путеводителей» по классическим произведениям школьной программы.

В России ежегодно выпускается более 110 тысяч книг, сказала представитель Книжной палаты, литературный критик Мария Порядина на пресс-конференции, посвященной литературному конкурсу имени К. Чуковского. 110 тысяч в год! Это означает, что количество писателей в современной России исчисляется тысячами. Только представьте: тысячи писателей! Это результат исторической эволюции: cегодня благодаря интернету люди массово осваивают письменную речь как средство коммуникации и самовыражения, и одно из следствий нового цивилизационного этапа в освоении речи – демократизация социального статуса писателя. Писатели перестали быть «небожителями», которых можно пересчитать по пальцам. И формула «поэт в России больше, чем поэт», очевидно, уже не работает. Когда-то и чтение было сакральным занятием: дело не только в том, что читать умели не все. Читать дозволялось только избранным! С какого-то момента все больше и больше людей начали осваивать чтение: без него стало невозможно нормальное существование в социуме. Но письмо…