Обителей много

Почему о некоторых писателях я осмеливаюсь говорить как о своих духовных братьях или учителях, покровителях, у которых я могу действительно учиться, — потому что иногда я слышу у них/читаю фразы, будто обращённые ко мне напрямую, — в тот самый момент, когда мне это нужно: Из интервью С Дэвидом Митчеллом: — Вы написали пять книг. Какой совет вы могли бы дать начинающим писателем с вершины своего опыта? Совет, который вы бы сами были не прочь услышать пять книг назад. — Не больше одной метафоры на страницу, и она должна быть хороша. Чтобы научиться писать, единственное, что нужно делать — писать. Все необходимые решения найдутся в процессе.

Стихотворение дня Ксения Август *   *   * Всё будет свет, всё будет после нас, и белый снег, и пасмурное небо, и вечер недописанный, и недо озвученный, и быстрая весна,   и шум листвы, и тихая вода,  и мать-и-мачех лёгкое рожденье,  и первый взлёт, и первое паденье, а мы уже не будем никогда.   Не наш погаснет вечер, и не наш след быстрый оборвётся у дороги, и мы забудем все слова и строки, и наши голоса, и имена,   и тех, кого мы любим, но пока  мы паузы на этом нотном стане, а после мы совсем не перестанем — мы будем свет, мы будем облака. #цитаты_жемчуг  

И последнее, чтобы уже закрыть тему "Тысячи осеней". Для меня приятным бонусом было христианство в романе. Ревностная вера де Зута, о которой он, кажется, сам не подозревал. Де Зут не был активным проповедником, у него вообще и мысли не было навязывать веру кому бы то ни было; он провёз в Японию запрещённую книгу, потому что Псалтырь был семейной реликвией и представлял ценность для него лично. Тончайшей нитью сквозь всю книгу идут псалмы, которые то и дело всплывают в сознании де Зута, — не потому что он регулярно молится и думает о Боге, а потому что он всю жизнь читает важную для его семьи книгу. В кульминационный момент звучит псалом "Господь пастырь мой, и я ни в чём не буду нуждаться", и этот момент становится бОльшим, нежели проявление храбрости голландца, отстаивающего честь своего флага. Для меня гениальность автора в том, как он был на стороне Бога в этой книге: он вёл героя через испытания, "прокачивал" его добродетели и наглядно показал, что бывает, когда человек целиком полагается на Бога — и только на Бога. #читательское

Допишу про Дэвида Митчелла ещё. Об удерживании читательского внимания. #читательское На встрече клуба несколько человек сказали похожее: что чтение "Тысяча осеней Якоба де Зута" оказалось непростой работой. Первая глава захватила внимание динамикой и напряжением, но последующее плавное включение в быт голландцев на Дэдзиме потребовало серьёзного труда. Затем, стоило уже познакомиться с де Зутом и проникнуться к нему симпатией, расслабиться и увлечься историей, как автор переключил внимание на историю с монастырём. Когда же история с монастырём достигла точки наивысшего напряжения, автор начал занудный рассказ об английском фрегате, который в тот момент был совершенно не в настроение. График вовлечённости моего внимания в роман можно было бы изобразить дико скачущей волнистой линией: то я медленно взбираюсь в гору, и каждая страница требует от меня осознанного усилия, то я качусь по склону лавиной, не в силах оторваться от книги. И это не только мои впечатления. На встрече кто-то даже спросил "но зачем он так делает?", а я не думаю, что слово "зачем" тут уместно. Думаю, автор видит картину целиком — как узор на ковре — и в отличие от читателя, который двигается от страницы к страницы, автор осознаёт значение каждой части пазла. Я ещё подумала, что Митчеллу могу простить многое, мой доверия ему достаточно высок: я терпела и не бросала, потому что верила, что всё будет не зря, — так и оказалось, я пережила настоящий катарсис. Но будь это книга малоизвестного автора, на каком-то из склонов при движении вверх я легко могла бы сдаться.

Если отвечать на вопрос "что самое главное для меня в работе над большим произведением", то ответ будет простой: не терять ежедневной связи с текстом. Всё. "Подключение" к истории требует полной концентрации внимания хотя бы раз в сутки — а результат этого самого подключения может быть совершенно разным — от одной строки до 10000 знаков живого текста (что редко, обычно всё-таки 5-7). Сегодня я полчаса разглядывала фотографии одного памятника и ещё минут двадцать выбирала последовательность слов для трёх фраз. 😁 Которые, впрочем, всё равно потом перепишу. Но я сходила в текст, прикоснулась к сознанию героини, увидела следующий шаг, поняла, о чём и для чего будет следующий эпизод.

Ещё про Дэвида Митчелла: вчера обсуждали на книжном клубе "Тысяча осеней Якоба де Зута", и обсуждение родило во мне шквал мыслей — что-то вчера говорила, что-то не успела, что-то сформулировала только с утра. #читательское В статье Алексея Поляринова рассказывается об эволюции творчества Дэвида Митчелла, а я добавлю, что вообще узнала о Поляринове — писателе и переводчике — когда читала "Лужок чёрного лебедя" и полезла проверять, чей же перевод настолько хорош. Из всех романов Митчелла я читала "Костяные часы" (это было первое и сокрушительное знакомство с автором — трое суток не могла оторваться), "Облачный атлас" (после фильма показалось блекловато, но сейчас хочу перечитать), "Лужок чёрного лебедя" (прекрасный роман взросления, после которого я окончательно влюбилась в Митчелла и внесла его в список близких по духу писателей), "Голодный дом" (мне показался простоватым), сейчас вот "Тысяча осеней", а на очереди — дебютный роман, "Литературный призрак". Митчелл мне интересен весь — от истоков до того, что он представляет из себя сейчас (последний роман, "Утопия-авеню" написан в 2020). Он подкупает смелостью идей (его магреализм не похож ни на что вообще), сложными конструкциями сюжетов (как в "Облачном атласе"), а ещё он добр и справедлив по отношению к героям. Ещё мне очень близок его подход "хочу писать лучше и лучше", близка его добросовестность и честность. "Я хочу продолжать писать! Почему по-настоящему хорошие, многообещающие произведения пишут тридцатилетние писатели, которые в свои шестьдесят не всегда могут создать нечто столь же потрясающее и великолепное? Может, им мешает осознание собственного выхода на пенсию? Или они когда-либо сотворили безумно популярное произведение, а потом строчили все менее качественные дубликаты своего же успеха? А может, просто нужно быть жадным и всеядным в чтении, в размышлениях и в жизни, пока вы еще на это способны, и тогда каждый ваш роман будет лучше предыдущего. Я на это надеюсь."

Точка входа в историю для автора — совсем не то же самое, что начало книги для читателей. Автор должен нащупать первые слова — не для внешнего зрителя, а для того, чтобы сработал магический ключик от истории. Начало книги потом можно и нужно будет переписать — так делают почти все почти всегда; например, моей точкой входа в "Сонату с речитативом" стало Ксенино утро на дедовой кухне, ливень за окном, нарастающее ощущение тревоги и, конечно, Адажио Альбинони в Сашкином исполнении. Но начало книги видоизменилось: современному автору советуют начинать динамичнее, с бОльшей интригой в первых словах, с трупа (лучше мн.ч. 😀), чтобы читатель заинтересовался и не сбежал. Сама же я входила в книгу буквально на цыпочках — под дождь, под музыку, под неспешный утренний кофе. Сейчас я так же вхожу в историю садами Амалиенау. Я понятия не имею, как потом перепишу первые строки, как сделаю их более интригующими и динамичными, но сейчас мне это и не нужно. В Амалиенау цветёт сирень, я закрываю глаза и дышу.

Один из самых частых вопросов сейчас: "А о чём будет следующая книга?" Я поняла, как важно уметь формулировать, о чём книга, несколькими словами, не перечисляя всё возможное её наполнение, которое бурлит в сознании. Ведь и про уже написанные романы я могу говорить совершенно по-разному, делая акценты на разных вещах. Например: "Обителей много" — это книга о приключениях десятилетнего мальчика и о других мирах. Но "Обителей много" — это книга о Боге и демонах, о вере и о последствиях влияния зла на человеческие души. "Обителей много" — это книга об архитектуре. "Обителей много" — книга об Одессе. Что касается дилогии "Соната" и "Время", это история: — О поиске подростком себя и своего места в семье и в мире — О Петербурге — О ценности человеческой жизни — О дружбе и любви — Об обучении в медвузе, в конце концов 😊 И, когда я говорю о пока не рождённой книге, я должна сказать главное, отринув подробности: — Это будет книга о жизни, любви и Боге. О поиске корней и укреплении связей. И о Калининградской области — потому что все мои истории имеют геогафические привязки, потому что я пишу о том, что сама вижу, знаю, ем, нюхаю, чувствую, люблю в земной телесности. А подробности и детали мне пока самой не все известны. Помните, я вхожу в комнату с маленьким фонариком в руке. Весело иду в темноту. И шаг за шагом узнаю, что там, в темноте, спрятано. Купить "Обителей много" и дилогию "Соната с речитативом"/"Время жестоких чудес" — вся информация по ссылке.

Харпер Ли, "Убить пересмешника". #читательское Думаю: какая, прости Господи, может быть "рецензия" от меня на эту книгу — что я тут буду рецензировать, тут только благоговейно молчать в сторонке. Но я всё-таки могу немного рассказать о том, какую роль книга сыграла в моей жизни. Во-первых, первый раз я читала её очень давно — так давно, что напрочь забыла сюжет и помнила только: Америка, юг, проблемы белых/цветных, и ещё — какая-то драма. Я боялась её перечитывать, она у меня в сознании слилась с "Хижиной дяди Тома" (тоже напрочь не помню сюжет), а ещё почему-то с "Белый Бим, чёрное ухо" — наверное, это всё кучно детские литературные травмы. 😀 Во-вторых. В начале мая в маленьком московском путешествии я прочитала так себе детектив, и мне срочно был нужен детокс. Поясню: детектив был не совсем плох (а то я бы его бросила), но уныл, предсказуем, сер и по вкусу напоминал картон. Прочитала я его из любопытства (чем дело кончилось и правильно ли я предполагаю убийц) за утро, и мне захотелось литературы. Я так устроена: псевдотексты рождают во мне голод по настоящим текстам. Кстати, это очень яркий голод, почти на уровне телесной потребности. Будто во мне биохимически что-то нарушилось и срочно надо это починить. Я пошла изучать книжный шкаф в доме подруги, где ночевала (чужие книжные шкафы — отдельная тема для разговора, верно?). Я уже была готова снять с полки что-то из нашей общей юности — то ли Меира Шалева, то ли Ромена Гари, как взгляд упал на "Убить пересмешника" — то есть книжку из ещё более давней юности. 😊 Стоило мне открыть первые страницы, я почувствовала себя так, будто мне поставили капельницу с живительным раствором. В общем, я так и увезла от подруги книгу — и читала её потом весь день в перерывах между прогулками по Москве, вечером на вокзале, ночью и утром в поезде. В-третьих, тут уже конкретнее про роль великой книги: она меня учит каждой строкой и каждым смысловым пластом. Можно рассматривать диалоги, можно искать скрытые смыслы событийного ряда, можно наслаждаться портретами, можно учиться построению сюжета, можно любоваться метафорами. И совсем скоро мне — в моей реальной жизни, в моём собственном поведении — пригодилась история из "Пересмешника". Очень меня зацепил —чуть ли не сильнее всего в этот раз — эпизод про то, как Аттикус послал детей читать книгу больной сварливой леди. У этой истории есть внешний слой, совсем простенький — детское послушание, затем идёт слой поглубже — я подумала, что Аттикус тренирует терпение детей: ведь они сталкиваются с насмешками и оскорблениями в адрес отца (а он с болью предвидит, что вскоре им придётся вытерпеть больше). И только потом открывается третий слой. Под дых. Я не буду спойлерить. Одна эта глава стоит прочтения всей книги. А ведь в книге много событий, много историй, много такого, о чём хочется размышлять после прочтения. Так вот, сварливая больная леди — и терпение. Так вышло, что спустя несколько дней я переживала очень тяжёлое дежурство. Мне пришлось несколько раз столкнуться с непростыми проявлениями человеческой природы. Редко случается, чтобы герои книги стояли со мной плечом к плечу как наяву; я же говорю, великие книги обладают особой магией. В этот раз на рабочих сутках со мной рядом были Джим и Глазастик — и они помогли мне проявить стойкость там, где своими силами я бы едва справилась. Если вы вдруг ещё не читали "Убить пересмешника", то читайте и обсуждайте с подростками.