Илья Латыпов. Простые разговоры о душе

И здесь второй момент – разговор о «терапевтических катастрофах» дается авторам и их собеседникам очень тяжело (при всех «игривых переливах»). Часто «самыми катастрофическими случаями» называются: - Ситуации, в которых психотерапия просто невозможна (например, клиент с психопатическими чертами, которого суд обязал обратиться к психотерапевтам); - Обычный рабочий процесс (периоды тупиков, ошибки психотерапевтов в выборе интервенций и т.п.) – причем часто дальше, по мере чтения, выясняется, что коллеги нашли-таки блестящий выход из тупика; - Отсутствие блестящего результата (то есть что-то получилось, а что-то нет, и клиент ушел). И даже при этом герои описываются не как живые люди. Лен Сперри «проделал великолепную работу надо ошибками… Его справедливо можно считать живым воплощением той самой саморефлексии и честности с собой, благодаря которым люди способны учиться на своих ошибках» (да, вот такой пафосный язык в книге). Пафос «о боже, какие мы искренние, какие рефлексирующие!» в большинстве историй забивает эмпатию и сочувствие как к клиентам, так и к самим психотерапевтам. Одна-две зарисовки Ирвина Ялома или Джеймса Бьюдженталя превосходят всю эту книгу по эмоциональной наполненности, способности сопереживать всем участникам психотерапевтического процесса тогда, когда всё идет «не так». Я прекрасно понимаю, за какую сложную задачу взялись как авторы, так и те психотерапевты, которые согласились с ними поговорить. Более того, я и не ожидал каких-то совсем вопиющих историй про нарушение этического (или уголовного) кодекса. Наша практика дает нам большое количество тяжелых, сложных историй взаимоотношений с клиентами, от которых на долгое время остается тяжелый осадок – и с ним приходится много работать. В том числе и встречаясь со своим стыдом. Про них сложно говорить, хочется менять тему, или подбирать какие-то истории, в которых мы всё равно вышли победителями. Задача сложнейшая – и, на мой взгляд, не получилось (хотя в книге есть и запомнившиеся описания). Другое дело, получится ли у кого-то еще? Кто читал - как вам книга?

Катастрофа «Терапевтической катастрофы». Давно у меня не было столь выраженных разочарования и раздражения, связанного с профессиональной литературой. Книга Дж.Коттлера и Дж. Карлсона «Терапевтическая катастрофа» (в оригинале не так драматично, просто – «Плохая психотерапия») – вот из этого ряда. Прочитал две трети, и всё, не хочу. Дальше – глубоко субъективный и раздраженный отзыв. Обещания книга раздает грандиозные – именитые и знаменитые психотерапевты расскажут в интервью своим коллегам (авторам книги) о самых провальных случаях в своей работе, и честно порефлексируют над ними. Я сам сетовал о том, что не хватает таких честных разговоров не о том, как мы блестяще проводим сессии, а о том, как мы «буксуем», теряемся, заходим в тупики, и – да, проваливаем свою работу. Я не сторонник идеи «в психотерапии не может быть неудач – если что-то пошло не так, то что поделать, на такой уж стадии находится клиент». От меня уходят и будут уходить люди, разочарованные, и далеко не всегда это из-за каких-то обстоятельств непреодолимой силы, на которые я не в состоянии повлиять. Часто это как раз потому, что какие-то мои особенности и ограничения привели к тому, что контакт так и не состоялся, и отношения не сложились. Тема сложная и очень интересная, прямо в стиле знаменитой молитвы «господи, дай мне мужество принять то, что я не могу изменить, силы – изменить то, что могу, и мудрость узнать разницу». «Плохой» психотерапией со своей стороны я назову такую, при которой я вижу то, что в контакте с клиентом у меня явно происходит какой-то деструктивный процесс (отношения начинают разваливаться) – и никак на это не реагирую (или реагирую стереотипно). Впрочем, и тут можно тему развить, она очень сложна – когда-нибудь, когда я забронзовею и окончательно осмелею, может, рискну об этих историях (которых у меня вагон) говорить публично. Сейчас вернемся к книге. Так вот, первое, что раздражает – то, как она написана. Значительную часть текста (в ряде случаев – до 70%) занимает не собственно описание случаев и рефлексия над ними, а безудержная болтовня авторов, тянущих одеяло на себя. И ладно бы болтовня была разнообразной – нет, она стереотипна и переполнена разного рода оценками, насмешками, попытками разбавить серьезность темы чем-то вроде игривых подмигиваний читателю. Очень похоже на человека, который ужасно напряжен и испуган, переживает стыд, но отчаянно пытается это скрыть за маской расслабленного человека. Авторы при этом перегружают текст какими-то странными описаниями своих коллег или же тем, как они сами реагировали на то, о чем коллеги говорили. Они то «метко подмечают», то им «было не до смеху», то изумляются и так далее. Смотрите, какие мы вдумчивые собеседники, и от нашего внимания не ускользнет, как лавируют коллеги, как они пытаются уйти от темы разговора – или наоборот, как они потрясающе, недосягаемо, изумительно, великолепно искренни. Попытки описать самих коллег превращаются иногда в странные зарисовки. Например: ««Пожалуй, первое, на что люди обращают внимание при знакомстве с Пэт Лав – это ее голос, во властных, но в то же время игривых переливах которого отчетливо слышен легкий акцент…». Или вот очаровавший меня пассаж: «…Еще одной немаловажной проблемой, которая преследовала его на протяжении всей карьеры, была скука. Беда доктора Глассера заключалась в том, что случаи большинства клиентов казались ему слишком легкими».

«Взрослых не существует». Эти слова я как-то услышал от Дарьи, сначала они позабавили, а потом – легли в душу, и я их часто повторяю. Как я их понимаю? Не существует таких взрослых, которых мы в детстве себе придумываем. Таких - знающих все ответы на все вопросы, понимающих, что, когда и как нужно делать, разбирающихся в жизни в целом. Мы же в детстве не способны заглянуть за эти ширму, и увидеть растерянность, сомнения, боль, зависимости, эмоциональную нестабильность, тоску, апатию… - всё то, что принято было скрывать под маской «взрослости». И нередко, когда вполне себе состоявшиеся в этой жизни люди говорят «я не чувствую себя взрослым», то за этим может прятаться тоска по какому-то идеальному взрослому, тому самому, каким хотелось бы быть. Без сомнений, без дурацких поступков, устойчивому, готовому встречаться с любыми вызовами, которые бросает нам жизнь. Это я-то тут рву и мечусь, а вот «взрослые…». Я так в походах смотрел на папу - что бы ни происходило, была уверенность, что он, вместе с другими «взрослыми», что-то да придумает. Это же взрослые! Можно активно искать таких «взрослых» среди «учителей жизни» - а потом раз за разом обнаруживать за красивой ширмой всё тех же растерянных детей. А можно хорошо имитировать этих самых взрослых. Одна из самых популярных масок – «строгий учитель». Он строг потому, что прошел через все испытания, и теперь злится, видя «незрелость» и «инфантилизм» тех, кто отстает. Это частая путаница, но взросление и озлобление – это разные дороги, хотя кому-то может показаться и так. Реальные взрослые – это дети, оказавшиеся одними перед лицом вызовов нашего существования, и вынужденные – как могут – искать на них ответы. Ответы разного качества. Всю жизнь. Никто не придет и не расскажет, как правильно нам проживать нашу жизнь. А если приходят, рассказывают и точно знают всё про нас – это хорошо или плохо играющие во взрослых дети. А тех замечательных взрослых, которых мы себе в детстве придумали, тех, кто уже всё понял и всё разрулил – их действительно не существует.

И можно даже встать и пройтись под этим дождем, но постепенно придется возвращаться, и надевать на себя - слой за слоем - заботы, свои взрослые долги и обязательства, тревоги, мысли о будущем, сожаления о том, что было сказано или не было сделано. С ними приходят и все остальные переживания. Но след, теплый след – остается, и чуть меньше Эго, чуть больше просто процесса жизни… Этот процесс заводит меня в книжный (ну а куда же еще), и взгляд выхватывает потрясающе красивые метафорические карты, на которых изображены милые моему сердцу тролли, гоблины, разные великаны и прочие существа северной мифологии. Никогда не имел дела с этими картами, и не собирался, но эти – спонтанно взял и купил. Возвращаюсь домой, и по пути вспоминаю, что нашел и начал читать в своих книжных завалах маленькую книжку о всё том же – о Сокрытом Народе в преданиях исландцев. Улыбаюсь – душа тянется к чему-то совсем иррациональному, и при этом далекому от постоянных расчетов, размышлений, принятий решений, тяжелых переживаний. В той же внутренней тишине, но уже ощущая бремя забот на плечах, открываю, перемешиваю эти карты, и вытягиваю первую же. «Потерянная часть души».

#настроение Дни, когда внутренних движений души - минимум, почти тишина, когда едва унимается внешняя суета. Когда-то я бы назвал это «тупняком», когда и читать не получается, и никакие умные мысли не складываются в слова, и, за редким исключением, даже кино или сериал не посмотришь – не получается сосредоточиться. И истощением тоже не назовешь, хотя утомления много. Но я теперь знаю красивые слова – «лиминальное состояние» и еще – буддистская медитативная практика «намка артэд», так что – никакого тупняка, а настоящий лиминальный артэд, не перепутайте. А именно – я сажусь где-нибудь в парке, и молча наблюдаю за той жизнью, которая кипит вокруг. Проезжают подростки на электросамокатах – сначала какой-то один паренек, потом – пара девочек, и одна, с фиолетовыми волосами, нежно обнимает ту, которая рулит. Улыбаюсь. Следом за ними –еще одна пара, субтильный мальчик и тонкая нервическая девушка, мчатся быстрее всех… Недалеко - мама, только что вытащившая из коляски младенца – тот укутан так, как будто на улице не лето, а начало зимы. Где-то за спиной смеются дети. Солнце бликует на лице, я закрываю глаза, и отчетливее становятся запахи, звуки и ощущения. Шелестит листва. Ветерок скользит по лицу и вдоль тела – теплый, плотный, объемный. Еще не обжигающий, но уже и не несущий прохладу. Я подношу руку к лицу, вдыхаю запах кожи – такой специфически-приятный, когда кожа нагрета солнцем. Голоса людей становятся приглушенными, моё «Я» начинает потихоньку растворяться в этом переплетении звуков, световых бликов, запахов, ощущений. Я снова открываю глаза, но взгляд уже не фокусируется на чем-то одном. Я одновременно везде – и нигде. Границы исчезают, а с ними – эго. Я – не важен. Вообще. Это не то же самое, что «не ценен». Просто слой за слоем исчезают желание быть значимым и заметным, увиденным, полюбленным – и связанные с ними тревоги, обиды, тоска, злость (если что-то не получается). Я – просто процесс существования, я этот ветер, этот запах, эти собирающиеся на небе грозовые тучи, эти голоса, этот шелест… Это важно... Внезапно – капли дождя. Мое «Я» тут же собирается снова, тело в тревоге готово вскочить и бежать, но мысль – «а чего я так испугался»? Порывы ветра – теплые, капли чуть прохладные, но не причиняющие дискомфорта. Я не где-нибудь в сырой тайге, где потом найди еще возможность просушиться. Так что… Снимаю очки, подставляю закрытые глаза. Сижу. Тихо надеюсь даже на ливень, но увы. Просто небольшой летний дождь – его достаточно, чтобы людская суета улеглась и парк опустел. И его все равно хватает, чтобы снова, капля за каплей, смывать слои «Я». Беготню, суету, тревогу о будущем, заботы, волнения… Как будто сбрасываю с себя тяжелую одежду, и вот, обнаженному телу зябко – и одновременно очень легко и приятно. И в таком состоянии я нащупываю запрятанное глубоко-глубоко ощущение любви. Не какой-то адресной, направленной на конкретных людей. Скорее – сам источник этого чувства, своего рода поле, в котором всем нутром ощущаю то базовое, что есть в любви – «хорошо, что я есть… хорошо, что ты есть… хорошо, что всё, что вокруг меня – есть». Такое поле, в котором легко любить кого-то, вспоминать с благодарностью и нежностью. Помнить хорошее, что рождалось в отношениях с людьми, а не обиду. Редкие, очень редкие моменты полного примирения с собой и миром, и не потому, что я стал каким-то безупречным, а потому, что меня-такого сейчас достаточно. Как достаточно то, что происходит вокруг.

Уважаемые мои подписчики. Я завел отдельную страничку в Boosty - приложении, которое позволяет авторам получать донаты за собственные тексты. Туда я выкладываю наиболее интересные для большой аудитории посты. Они есть в открытом доступе, так что пока что смысл Boosty - в сугубо добровольной поддержке автора в виде донатов (что поддержит меня в свете больших перемен в моей жизни). Если вам хочется поддержать меня как автора или поблагодарить, вы можете символически "купить" какие-то из постов или сделать донат по qr-коду в первом комментарии. https://boosty.to/latypov

Сходил на кладбище, наводил порядок на отцовской могиле. Ну, как наводил... Само кладбище старое, фактически - это большой лес, шумящий под ветром, в котором бурно растет всякая растительность, в первую очередь - болотного типа, так как влажность большая. Березы, дубы, ели - между ними буйно растущий кустарник, папоротники, хвощи, крапива - и оградки с могилами. Все тесно, скученно, изобильно. И я наблюдаю, как решительно многие люди сражаются с любым намеком на растительность. Заливают пространство внутри своих оградок цементом, засыпают крошкой, кто побогаче - мостят плиткой (кто уж совсем богат - застилают мрамором или гранитом). А я люблю те, которые выглядят заброшенными. Да и на отцовской могиле - живая земля. Первые годы росли одни хвощи да всякая полынь, но за годы образовалась хорошая почва, и вот уже отлично принялись любимые отцом дальневосточные папоротники. Они растут красивыми кругами. Их я оставляю. Совсем оставить так, как мне нравится - чтобы серый мраморный памятник-стелла выглядывал из трав - нельзя. Люди быстро решают, что этот участок "забыт", и пытаются свалить в него мусор. А я на своей могиле вот так и хочу: чтобы был большой гранитный камень, на нем просто выбито мое имя и даты жизни, и чтобы камень был покрыт красивым зеленым мхом, а вокруг - трава, папоротник, сосна, таежные цветы да прошлогодняя листва. И никаких этих стальных оградок... Я не люблю и те стерильные кладбища, в которых вся трава выстрижена и могилы одна похожа на другую - какие видел в Америке. Пусть будет лес, путь деревья нянчат гнезда, пусть ветер шумит порывами и гонит облака, пусть светотень от листвы пляшет по надгробному камню... А сам гроб путь будет такой, разлагающийся - из грибов (есть уже такие). Тогда тело мое быстро вернется в мир, отдаст ему то, что брало на протяжении жизни. И где-то лет через двести люди увидят дикий камень, обвитый корнями дерева, и между корнями - имя и даты, в обрамлении мхов, лишайников и цветов, между которыми снуют муравьи. По дереву пусть прыгают рыжие белки, а у корней - пробегают бурундуки... Поймут - был человек, и нет его, с его тревогами, мыслями, переживаниями... Но, может, его потомки все ходят под этим бездонным небом, и тоже - думают, мечтают, любят... Да, вот так вот я думаю на кладбищах. Потом возвращаюсь из этой тишины к дороге, залитой летним солнцем и полной машин, и ощущаю, как после таким мыслей хочется жить. Сырая прохлада и тишина еще подождут своего часа, я же хочу в эти минуты ощущать тепло человеческого тела, слушать человеческую речь, читать сразу много книжек, смотреть, как несет свои воды река, что-то придумывать - например, как напишу этот текст. Наблюдать за ящеркой, которая греется на камне... Богу смерти мы скажем - "не сегодня". И это хорошо.

Самые длинные дни лета...

"Нервная система работает за счет прибавления, а не изъятия. Отучиться от исторически обусловленной реакции невозможно. Единственное, что можно сделать, - это добавить новые реакции, которые изменяют контекстуальное значение старых реакций. Например, наблюдать боль, а не быть болью представляет собой контекстуальный сдвиг. Это меняет отношения между клиентом и его болью". (Хейс С. и др. Терапия принятия и ответственности). Вот все время говорю: избавиться от собственной истории нельзя. Любая такая попытка - это шаг в сторону бесконечной войны с собой. Но можно создавать новую: примиряясь с тем опытом, который создавал нас, но не отождествляя себя с этим опытом, и, через наблюдение, при помощи новых выборов, создавать новый опыт - который, в свою очередь, создает уже других-нас. Неизбежно при этом ошибаясь и повторяясь.

Мне написали о том, что мужская сексуальность – это доминирование, обладание/овладевание, агрессия. Думал о том, как развернуто ответить, а в итоге получилось коротко – и в целом о человеке… Мы всю жизнь усложняемся. Начинаем с каких-то стереотипных образов о том, каким быть «правильно», а каким – нет. Потом постоянно сталкиваемся с тем, что универсальной «правильности» не существует. Причем часто – максимально болезненным образом в виде движения от «а, я не вписываюсь в образец – стыд и позор мне» через «а так ли универсален образец» к «вот как я устроен, оказывается… здесь совпадаю, а здесь – уникален, и в этом моя слабость и сила». И да, можно всю жизнь стремиться воплотить эту детскую простоту соответствия «правильности» - бесконечно упрощая себя же, закрывая ворота познания. А что до сексуальности… Нас, людей, возбуждает в других людях жизнь. Разная – громкая, тихая, агрессивная, нежная, обладающая, отдающаяся, берущая, вбирающая, доминирующая, уступающая, шепчущая, стонущая, дрожащая, горящая, кричащая, плачущая, извивающаяся, замирающая, скрытая в темноте, робкая, смущающаяся и бесстыдно раскрытая. Жизнь – во всех её проявлениях. Мужская ли, женская ли сексуальность – это уникальная, красивая и сложная жизнь в каждом человеке, и чем ее больше в нас – тем больше сексуальности. Не для всех - какую жизнь вы больше любите, на такую и будете отзываться возбуждением. Жизнь тянется к жизни, в этом её суть и залог продолжения. А цепляние за то, какая сексуальность «правильная» - это страх перед жизнью. Борьба упрощения и примитивности против сложности и развития.