Александр Гофман

Ещё один тренд сезона – провальные проекты мечты от самостоятельно раскошелившихся ветеранов. В случае с Костнером (он выложил только $25 млн. – что тоже, мягко говоря, немало) есть подозрение, что вестерн, распиленный на четыре немаленьких фильма, роднит его скорее с поздним Снайдером, а не условным Чимино, но посмотреть всё равно хочется.

Дай бог (или дьявол?) каждому хоррору такую рекламную кампанию, как у Longlegs. На фоне того, что Канны сейчас основательно лихорадит от фильмов смежного направления (как минимум Лантимос, «Девушка с иглой» и «Субстанция» – а ведь впереди ещё Кроненберг!), то можно подытожить, что жанр переживает интересные времена; не иначе началась какая-то сверхновая волна.

Мы посмотрели «Претендентов» – фильм, который лупит по зрительским рецепторам не хуже, чем его герои ракеткой по мячу От пижона Гуаданьино, автора вычурных ремиксов на шедевры классического кинематографа – «Лепорада» Висконти, «Бассейна» Дере или той же «Суспирии» Ардженто – стоило, наверное, ожидать подобного экранного феромонового выплеска, но итальянец даже несколько превзошёл ожидания, сняв свой самый стильный, остроумный и чувственный фильм в карьере. Необходимо проговорить, что рекламная кампания, продающая фильм как фривольную threesome-мелодраму для больших экранов, откровенно привирала, но это ровно тот случай, когда чем меньше самого секса на экране, тем ярче ощущается эротическое напряжение внутри обозначенного любовного треугольника. «Претенденты» не столько про то, кто кого больше хочет, а про здоровый дух соперничества, без которого немыслимы полноценные профессиональные, дружеские и любовные отношения, которые здесь между собой постоянно переплетаются; и чем сильнее каждый из героев жаждет победить – на теннисном корте или в постели – тем сильнее привязывается к провоцирующему его сопернику. Также нельзя не отметить, что для Зендеи, прохмурившейся всю вторую «Дюну», это едва ли не самый эффектный выход со времён «Эйфории» – что особенно заметно на фоне несколько однообразных Фейста и О’Коннора (последний большую часть роли прячется за своей заносчивой ухмылкой), но где не справляются актёры, их подстраховывают оператор Мукдипром и композиторы Резнор и Росс, превращающие финальный отрезок в (пока что) главный психоэмоциональный аттракцион текущего года. В «Претендентах» нет особой драматической глубины – и это тем более бросается в глаза с учётом разгоняющих динамику временных игр с нарративом, – но это зрелище немножко из другой оперы, апеллирующее в первую очередь к сердцу, а не голове; ещё один верный претендент на звание идеального фильма как для первого, так и последнего свидания. #Новинки

Не люблю Гуаданьино, но этот неожиданно симпатичный.

Ещё нагнал Drive-Away Dolls, чисто из давней любви к братьям Коэн. Это, если коротко, такой слабоумный брат Love Lies Bleeding – лесбийский эксплуатейшен, в который вмонтирована усечённая коэновская юмористическая фонограмма с довольно заезженной пластинкой про удивительный мир идиотов. В программе – отыгравший большую часть головой (кхм) Педро Паскаль, парочка дегенератов, нагло списанных с «Фарго», Марго Куэлли с чёрным поясом по куннилингусу в какой-то момент сюжет продвигает резиновый слепок с члена сенатора (этого играет, разумеется, Мэтт Дэймон). Кино слегка переругали, конечно –всё-таки не каждый день слышишь диалоги уровня «Вы бывали в Таллахасси? – Нет, у меня рассудок есть». Вдобавок это шарж на старенькие бэшки с налётом конъюнктуры, по-хулигански нашпигованная чуть менее утонченными, чем обычно, синефильскими отсылками. Но дуэт разбивать всё равно не стоило – пусть уж будут, как тут, вдвоём против всего мира и навсегда.

Среди прочего о «Мегалополисе» Копполы пишут, что режиссёр нарушает большинство важнейших правил кинематографа. Интересное заявление в адрес человека, большинство этих правил для серьёзного американского массового кино и закрепившего. Интрига становится всё нестерпимее.

Мы посмотрели «Химеру» – артефакт, магию которого не выразить словами; но мы всё же попробуем Кто смотрел «Чудеса» и «Счастливого Лазаря», тот приблизительно понимает, что Аличе Рорвахер представляет новую волну итальянского кино постольку поскольку: в отличие от идеологически прогрессивных Гуаданьино и Соррентино, она не модернизирует чужой почерк (сравните «Великую красоту» и «Сладкую жизнь»), а снимает так, будто эпоха великого европейского кинематографа никуда и не уходила; и все три её полнометражные ленты можно назвать сном синефила о том, как он мог бы вместе с Пазолини и молодыми братьями Тавиани реформировать мировой киноязык. Если в её сюжетах и присутствует нарочитость – то лишь в позиции автора, открыто не вписывающегося в «здесь и сейчас». Сниженный темп повествования, натура, по возможности удалённая от городов-муравейников, картинка, из которой аккуратно вымарывается любой намёк на цифровое, предельно естественная игра (часто непрофессиональных) актёров – со стороны Рорвахер выглядит не менее странно, чем её главный герой Артур, замкнутый и отощавший археолог, отсидевший за кражу и волею судеб угодивший обратно в сомнительную компанию, расхищающую могилы этрусков; те используют артуров сверхъестественный дар для личного обогащения – он же ищет под землёй умершую возлюбленную. Артур, как и Лазарь из предыдущего фильма, как бы замирает вне времени и развивает ключевой для творчества итальянки мотив – вечных поисков, томления духа, давление современности на ушедшее. Когда свет касается рисунков с чужого захоронения, они выцветают; когда Артур обнаруживает очередную могилу – его разбивает конвульсия, на мгновение превращая в гальванизирующего покойника; когда же на великолепный образец античного искусства, только было извлечённый из недр земли, падает придирчивый взгляд оценщика антиквариата – его бессмертие тотчас развеивается. Нельзя любить сильнее того, чем не обладаешь; невозможно не восхищаться абстракцией, отказывающейся принять доступную для разума форму. Режиссёр, как и её герой, отлично понимает, что в видимой красоте всегда можно разглядеть её бренность – а заставить выйти человека за грань того видимого способно лишь наваждение, морок, завладевающая сознанием химера. К счастью для всех нас, именно Рорвахер обладает редким умением спроецировать свою на экран. #Новинки

И да, несколько экстатически – о новой Рорвахер (держит марку):

Отдельное мучение – смотреть, как дети Дэвида Кроненберга сливают перспективные сюжетные концепты, а ты в процессе просмотра представляешь, как бы круто получилось, возьмись за хотя бы один из них талантливый папка. Кэйтлин в этом смысле выступила на все деньги, взяв за основу Humane антиутопию про государственную программу, из практических мер принуждающую своих граждан к эвтаназии, и сломав спрятанный внутри антисистемный манифест во всех возможных местах. Забавляет разве что финальный вывод про семью, в которую вдыхает жизнь вынужденная жертва – от такой мутации ухмыльнулся бы и сам Дэвид; отложите ножи, дети, больнее всего режет умысел. #Humane

Про «Фуриосу» (Овации? Сколько можно кивать на овации?) всё было понятно сильно заранее, поэтому сделаю себе тут пометку о фильме «Девушка с иглой». Пишут, что этот радикальный психологический триллер в ч/б, отстаивающий права женщин на аборты, интересно полемизирует с феминистическим дискурсом, фокусируясь на том, чтобы передать дискомфорт ситуации исключительно кинематографическими средствами. Причём режиссёр Магнус фон Хорн пошёл гораздо дальше национальной школы – отмечают, что он ссылается не только на Дрейера, но и экспрессионизм, Чаплина, Люмьеров (!) и много-много немых шедевров, чьи отсылки упакованы в фабулу герметичного хоррора с выжигающим перепонки саундтреком и старым-добрым ультранасилием в кадре. Канны умеют удивлять; ждём если не в прокате, то хотя бы в сети.