Гриша Тагильцев

​​Пост в трех актах После долгого перерыва написал пост, который скорее интересен только биологам. Но это мой блог: непоследовательный и нерегулярный — поэтому вот. Акт 1. Мотивация К концу учебы на ХимФаке у меня назрело много претензий к химии. Вот одна из них: все эксперименты проводятся на больших группах (aka ансамблях) молекул, и выводы о поведении этих молекул делаются по среднему измерению по больнице. Так скорость движения молекул в комнате называется температурой. Но когда в комнате всего одна молекула, ее скорость температурой назвать нельзя. Возникает логичный вопрос: для какого количества молекул можно адекватно использовать слово “температура”? И как быть с молекулами, которых не достаточно много для “температуры”? Этот вопрос становится очень даже злободневным в живых клетках. Многие объекты в них так разрозненны и неоднородны, что не всегда понятно, где начинается “концентрация”. Этот диссонанс привел меня в аспирантуру. Я нашел профессора с похожим видением этой проблемы и подходящими методами для ее решения. Про мой диссер можно почитать тут, но сегодня я хочу рассказать про другое исследование. Акт 2. Новая биология Перенесемся на несколько лет вперед — середина моей аспирантуры, незадолго до начала ковида. Помню, был дождливый вторник, 9.30 утра. Мы собрались на летучку за овальным столом в нашей нью-йоркской лабе. Все угрюмо обнимали кружки с кофе. Лишь один человек ехидно улыбался — Шифра Лански (Shifra Lansky). В этот день она планировала показывать новые результаты. Это была запись с атомно-силового микроскопа. На видео две тетрамерные молекулы одного ионного канала сталкивались и превращались в один пентамер и один покосившийся тример. Видимо еще не проснулся — подумал я. Но она показала еще одно похожее видео… и еще…. и еще… К этому моменту проснулись уже все. Стало понятно — перед нами какая-то новая биология. Акт 3. Догма пала Что за ионные каналы такие, и кого вообще волнуют эти пента-хрента-меры? Ионные каналы это такие белки, которые формируют поры в мембранах клеток. Эти поры могут открываться и закрываться. В открытом состоянии они пропускают ионы сквозь мембрану. Разные ионные каналы открываются и начинают пропускать ионы при изменении температуры, натяжения мембраны и тп. Так ионные каналы активируют в нас чувства температуры, осязания, боли, запускают сердцебиение и вообще регулируют кучу процессов в нашем организме. То есть штука важная. Считалось, что каждый конкретный ионный канал вызывает один и тот же эффект: один канал -> один сигнал. Шифра исследовала один из ионных каналов, запускающих чувство температуры (называется TRPV3). Ее наблюдение показывает, что этот канал может менять стехиметрию (из тетрамер в пентамер), менять проводимость (пентамер увеличивает размер поры в мембране), и вообще в учебниках биологии такого нет. Тогда после летучки в дождливый вторник к нам медленно стало приходить осознание того, что с новыми результатами придется пересматривать многие “изученные вещи”. После публикации статьи на прошлой неделе это осознание пришло многим ученым в этой области. Послесловие Чувствую, что людям не из этой темы может быть не очень понятно и совсем не интересно. Но это очень крутое открытие, которое сильно резонирует с моей мотивацией в науке из акта 1. Так что мне надо было выговориться. Результаты этого остросюжетного триллера можно прочитать в новом выпуске Nature. Новостная статья с объяснением результатов тут. Всем добра, Тг #науказбс

​​Дискурсивная дисфункция To whoever stole my thesaurus, you made my day bad. I hope bad things happen to you. You're a bad person. — этот бородатый анекдот про меня. С детства у меня была довольно скудная речь. Как только я открывал рот мое хроническое многословие тут же спотыкалось о скромный словарный запас, из-за чего плыло содержание. Это безобразие вылилось в патологическую дискурсивную дисфункцию, унесшую последние надежды на связное повествование. Сейчас по роду деятельности я должен уметь лаконично артикулировать мысли. Во-первых, это позволяет прибраться в собственных идеях, задавать вопросы точнее. Иначе научный проект рискует превратиться в “Пойди туда — не знаю куда”. Во-вторых, ученый должен ясно коммуницировать сразу на нескольких уровнях: общение с коллегами, обучение студентов/научное руководство, общественно-политическое мнение. С первым все понятно: другие ученые не смогут работать с вашей наукой, если не поймут ее. Второй пункт — работа со студентами — связан с первым, но включает еще и менторство — направляя, наставник должен помогать находить новые смыслы. Что касается последнего, ученые являются первоисточником по многим общественным вопросам: от прививок до климата. Авторитетное мнение должно быть членораздельным. Несложно проследить профнепригодность “меня” из первого абзаца на основе требований из абзаца второго. Но мне повезло. Сам того не осознавая, я попал в хорошую аспирантуру. Наш факультет в Корнелле мог бы просто загнать нас в лаборатории и скинуть всю рутину на дешевых аспирантов. Но вместо этого координаторы программы уделяли много времени менторству, объясняя, что должен уметь “ученый” помимо исследовательской работы, и давали возможность практиковаться. Среди важных умений была артикуляция мыслей. Мы много читали/слушали. К счастью Корнелл мог пригласить любого спикера: от видных ученых до топов больших компаний. А культура общения в кампусе подталкивала к чтению большого числа статей. По инерции я стал копаться в хороших текстах, читать художку. Мы много говорили. Давали много презентаций — часто не по своей теме, чтобы выйти из зоны комфорта. Несколько раз в год три случайно назначенных профессора оценивали презентации безотносительно самого проекта, давали рекомендации по улучшениям. Плюс бонусы типа three minute thesis — считаю, что каждый аспирант должен в таком поучаствовать. Мы много писали. Во основном гранты (по правилам NIH) — как-будто нам завтра открывать свою лабораторию. А еще этот блог появился в моей жизни именно аспирантуре. Для меня письмо стало ключевым фактором для выправления речи. Подолгу двигая сырой текст, ковыряясь в словарях синонимов типа thesaurus можно острее выточить формулировки. Все как у Маяковского: Изводишь единого слова ради тысячи тонн словесной руды. Мне повезло — моя аспирантура указала на слабые стороны и предоставила возможности для их исправления. Но среди вышеперечисленного нет ничего, что нельзя натренировать самому (намек молодым ученым). Кстати, это юбилейный пост — недавно блогу исполнилось 5 лет. Над качеством текста мне еще работать и работать. Но если пролистать в начало блога, прогресс за 5 лет очевиден. Надеюсь, это послужит наглядной мотивацией, чтобы начать. Здесь стоит напомнить про серию постов #науказбс: если вы занимаетесь чем-то интересным и хотите об этом написать, можете предложить тему поста боту (тык). Подробнее о формате здесь. ЗЫ. Старый пост в тему: Аффтар, выпей йаду. Всем добра, Тг #научпоп #карьера #советдня

​​Репозиторий человеческих знаний Что можно сделать на 11 тысяч долларов? Купить подержанную машину. Арендовать жилье на год в большинстве городов Европы. Съездить в Антарктику. Или опубликовать научную статью. $11 690 — столько стоит публикация в открытом доступе в престижном журнале Nature. За эти деньги издатель любезно загрузит pdf с вашим исследованием на свой сайт (если статья пройдет рецензию). Почему так дорого? Nature — один из самых авторитетных научных журналов. Помещая свою науку на самый большой билборд, вы платите за публичность и престиж. Так публикация моей статьи в Science Advances в открытом доступе обошлась в $4 500. Многие издательства взимают плату не за саму публикацию, а именно за открытый доступ — чтобы можно было прочитать статью без подписки на журнал (пост в тему — кто владеет наукой). В противном случае читатель упрется в пэйвол как на скриншоте внизу. Естественно, такие непомерные цены вызывают недовольство. Неделю назад уволилась вся редакция (более 40 редакторов) журнала NeuroImage издательства Elsevier из-за отказа издателя понизить цену — $3 450. Высокий ценник — не единственная проблема научных публикаций. Сам процесс рецензии необъективен, часто политизирован и может занимать больше года. Подумав, что так продолжаться не может, научное сообщество решило публиковать результаты в открытых архивах: бесплатно и без рецензии. Получилась заплатка под названием препринт. Препринты решили часть существующих проблем, но принесли новые. Публикуя сырую недописанную статью в виде препринта, многие просто пытаются обойти конкурентов, чтобы можно было сказать “мы первые это нашли”. Так иногда выкладывают препринт без раздела Методы, что недопустимо. А из-за полного отсутствия контроля качества (рецензии) можно публиковать любую чушь, что было особенно заметно в первые месяцы ковида. Итого имеем: научные публикации — это весь архив человеческих знаний, который плохо организован, дорого стоит, медленно обновляется и засоряется недостоверной информацией. Эта махина продолжает расти экспоненциально, а с ней растут и вышеперечисленные проблемы. Предлагаю пофантазировать над вариантом решения: система репозиториев в стиле ГитХаба. Многие научные исследования длятся десятилетиями и включают множество отдельных публикаций. Что если вместо свалки из публикаций документировать научные исследования в виде системы репозиториев? Каждый репозиторий будет включать один проект (структура ВИЧ, диета бобров, черные дыры). Новое открытие в исследовании будет записываться в виде коммитов. Вместо цитирований — ответвления (forks). Так человеческие знания вместо миллионов разрозненных pdf оформятся в один большой граф. Вместо обзорных статей можно повесить на этот граф что-то типа chatGPT, который будет автоматически суммировать знания по отдельным веткам. Идея не моя, и родилась в результате долгих обсуждений с коллегами. Конечно, это непроработанная фантазия, а оптимальная структура будет отличаться от того же ГитХаба. И даже если она обретет вменяемую форму, переход на новую систему потребует неимоверных усилий и твердой инициативы со стороны крупных научных организаций типа NSF, ERC, UKRI, NSFC. Но по-моему репозиторий человеческих знаний выглядит как неплохая замена научным статьям. А вы что думаете? Всем добра, Тг #научпоп #чёпочём

(Не)хочу Нобелевскую Плохой тот солдат, который не думает быть генералом. Плохой тот футболист, который не думает выиграть Лигу Чемпионов. Плохой тот менеджер, который не думает стать гендиректором. Профессиональная конкуренция требует карабкаться вверх по карьерной лестнице. Так научная карьера начинается в аспирантуре с конечной точкой full professor. Еще бывают дополнительные надстройки (distinguished professor), второстепенные метрики (цитируемость, Хирш) и награды. Наверное, у каждого ученого есть знакомые не из науки, которые спрашивают, могут ли за его исследования дать Нобелевскую (пост про это — тык). Но плох ли тот ученый, кто не думает получить наивысшую награду? Как по мне, индустриальная модель карьеры — работать всю жизнь на заводе, пока не станешь слесарем 100500-го разряда — сегодня теряет актуальность. Гораздо важнее уметь быстро переучиваться и реагировать на изменения на рынке труда быстрее других. Так за жизнь можно попробовать 4-5 разных карьер с расчетом, что 2-3 из них получатся (семью тоже считаю за карьеру). Моя хорошая знакомая была крутым дизайнером света в Нью-Йорке (среди больших работ участвовала в создании нового ж/д вокзала в Чикаго). Пару лет назад она поняла, что реализовалась в профессии, и стала искать что-то новое. После года поиска себя и года упорного обучения она стала тату-художником — буквально на прошлой неделе лицензию дали (инста). Так я еще сколько-то буду заниматься наукой и может даже попробую открыть свою лабораторию, но вряд ли буду заниматься этим всю жизнь. Помимо науки у меня есть и другие интересы. Например, мне хотелось попробовать себя в публицистике (отсюда этот блог). Надо учитывать, что для освоения некоторых специальностей требуется сложная инфраструктура (например университет). Такие действительно лучше попробовать вначале пути. Есть много примеров, когда врачи в середине карьеры переучивались на программистов. Но я не знаю ни одного программиста, который в 40 лет решал пойти в мед академию. Хорошо, когда смена карьеры происходит по собственной инициативе. Но иногда решают внешние факторы. Сегодняшние сокращения программистов и фризы на найм в бигтехе скорее всего со временем рассосутся. Но представьте, если убер резко начнет эксплуатировать беспилотные автомобили. Среди всех водителей, оставшихся без работы, выиграют те, кто смогут быстро переучиться. Поэтому интересуйтесь разным, пробуйте и не брезгуйте изучать новое в любом возрасте. Ну и раз уже такой пост, поделюсь своими профессиональными соцсетями: твиттер и линкдин. Всем добра, Тг #карьера #менторство

​​Sexual misconduct В США есть такой закон — Раздел IX (Title IX), который запрещает половую дискриминацию в учебных заведениях, где есть федеральные деньги. Закон довольно объемный, но сегодня мы поговорим про конкретную часть — сексуальные домогательства (не знаю, как хорошо перевести sexual misconduct; кто знает — пишите в комменты). Раздел IX был принят в 1972 году, 50 лет назад. Среди первых громких случаев — иск против Йельского университета. Некоторые профессора ставили хорошие оценки за секс, были случаи изнасилования. Руководство универа спускало все на тормозах. В 1977 группа студентов попыталась засудить Йель за бездействие на основе Раздела IX. Кейс провалился из-за технических моментов, но публичность вокруг процесса заставила универ как-то решать проблему (почитайте статью одной из пострадавших - тык). Сейчас на дворе 2022 год, но ситуация с сексуальными домогательствами в академии все еще катастрофическая. В США по частоте домогательств академическая среда уступает только армии (не думаю, что в других странах сильно лучше). Даже есть публичная база случаев домогательств в универах (тык). И если домогающегося постдока можно приструнить через начальство (если начальство нормальное), то с профессурой все сложнее. Часто узконаправленными темами исследований занимается всего несколько профессоров в мире. И если домогательства исходят от профессора с большим политическим влиянием, остаться в этой теме будет очень сложно. Так как иногда публичный ход таких дел может навредить пострадавшим еще сильнее, во многих университетах есть возможность попытаться решить проблему без официального расследования. На фото памятка по sexual violence — такие висят в туалетах у нас в Корнелле. В памятке указанно, куда можно обращаться анонимно, какие сотрудники имеют право хранить конфиденциальность и тп. Известные мне случаи домогательств пострадавшие часто решали без дисциплинарного расследования через университетского омбудсмена. В этом году департамент образования США предложил ряд поправок в Раздел IX. Помимо неплохих нововведений есть одно спорное - если поправки пройдут, все сотрудники факультетов будут обязаны докладывать о известных им случаях домогательств (даже без разрешения самих пострадавших). Очень неоднозначное решение, учитывая, что в некоторых случаях расследование может еще хуже отразиться на пострадавших (более подробно на Science - тык). Еще не понятно, как при таком законе будут действовать омбудсмены. Одно не поменялось со времен того первого кейса в Йеле: руководства многих универсов все еще часто до последнего закрывают глаза на нарушения — кто-то прикрывает влиятельных сотрудников, кто-то просто не понимает проблему. Общественное мнение может быть эффективной таблеткой от невежества (см. кейс Сабатини и NYU). Поэтому на тему sexual misconduct надо обращать больше внимания, и это моя первая неуклюжая попытка. Всем добра, Тг #научпоп #менторство #карьера

​​Бабки, бабки, сука, бабки В последнее время наблюдаю один возрастающий тренд: все больше профессоров жалуются на то, что не могут нанять себе в лабу постдока. Рынок труда в академии лихорадит, и недостаток постдоков — лишь одна из составляющих большей проблемы. Давайте разбираться. Для начала расскажу, кто такие постдоки, и откуда они взялись. Раньше многие аспиранты после защиты диссертации сразу становились профессорами. Все изменилось во второй половине ХХ века. С тех пор по данным NSF количество выпускающихся PhD в год выросло в 5 раз. Количество/качество профессорских позиций мягко говоря не поспевало за растущей конкуренцией. Вместо решения проблемы компетентный академический менеджмент придумал временную заплатку — post-doctoral researcher или постдок. Это промежуточная позиция ученого для выпускников аспирантуры — чтобы не все сразу ломились в профессора. Поначалу постдок занимал около двух лет. Но как обычно бывает, если не решать проблему в корне, то приходится увеличивать заплатку. Сегодня многие ходят в постдоках 5-7 лет. Во многих странах статус постдока близок к стажеру и не рассматривается, как полноценная работа. А раз так, то постдоку можно платить маленькую стипендию вместо нормальной зарплаты, иногда урезать бонусы с пенсионных накоплений и тп. В 2017 году постдокам в Нью-Йорке платили примерно $35К. После повышения минимальной зарплаты до $15 в час уборщикам и кассирам резко стали платить больше, чем постдокам: ведь последние — всего лишь стажеры. После небольшого бунта зарплату повысили до $55К, что тоже неприлично мало. Для сравнения зарплата в private equity в биотехе после аспирантуры в Нью-Йорке $150-170К. Для многих американцев работа постдоком — это роскошь: ведь им надо выплачивать кредит за учебу. Часто банки дают отсрочку на возвращение кредита, пока вы студент. Но банки рассматривают постдока как полноценную работу, а значит надо возвращать кредит. Если все так плохо, зачем люди с научной степенью вообще идут в постдоки? Во-первых, заветный tenure — постоянная профессорская позиция. Но в последние годы эта позиция становится все менее заветной и все менее постоянной. Во-вторых, гнетущее взывание к воображаемому чувству долга со стороны академического общества: если ты посмеешь уйти на нормальную работу с комфортными условиями, то ты “предашь науку” — удерживает людей внутри системы за их комплексы (а у кого их нет). Так было раньше. Но вот в системе что-то сломалось. Рынок интеллектуального труда разнообразен и привлекателен как никогда — можно изобретать крутые штуки и работать с умными людьми за хорошую компенсацию вне университета. При этом позиция постдока не то что не поспевает за рынком, но становится только хуже. Отсюда и имеем отток мозгов из науки. У кого-то может возникнуть вопрос: Гриша, если ты такой умный, почему сам пошел на постдока? Отвечаю: я действительно рассматривал постдока как позицию, где меня чему-то учат. Для воплощения моих дальнейших планов мне надо еще кое-чему научиться. При этом при выборе постдока я рассматривал только те институты, которые платят зарплату минимум соответствующую местному среднему классу и позволяющую делать сбережения. Также у института должно быть достаточно средств, чтобы я не думал о стоимости экспериментов. Большинство позиций постдоков этим требованиям не соответствует. Поэтому хочу обратиться к действующим аспирантам: вы никому ничего не должны. Не жертвуйте себя ради эфемерной науки. Крутые вещи можно строить и в индустрии, и в стартапах. Оглянитесь вокруг, и вы увидите много возможностей вне академии. Делайте постдока, если только вы понимаете, зачем конкретно вам это надо. ЗЫ. Аспирантка из MIT и одна из крупных фигур на стыке CS и биологии Ellen Zhong только что выпустилась и открывает свою лабу в Принстоне. Ellen могла бы получить работу в любой компании за любые деньги, но пока остается в академии. Если вы в Принстоне на CS и хотите быть на грани CS и био, присмотритесь — скоро там будут жарко. Старый пост в тему: академия vs индустрия. Всем добра, Тг #научпоп #карьера

​​Двухсотый Вчера у моего блога был день рожденья — ровно 4 года назад я создал этот канал и опубликовал первый пост (тык). Также, если верить счетчикам телеграма, это двухсотый пост на канале (но это только формально, перезалитые посты посчитаны дважды). Так как этот блог нужен еще и для того, чтобы автору было где рефлексировать, сегодня я расскажу вам историю о том, как я с детства ненавидел геев. Что они мне сделали? Давайте разбираться. Как мне кажется, про однополые отношения я узнал в детстве, когда во дворе выучил значение соответствующих матерных оскорблений. С самого начала это имело негативную коннотацию, порой с тюремным контекстом. Объясню контекст на примере из жизни. Как-то парень из нашего района попался по малолетке, в колонии его изнасиловали. А после отсидки отец не пустил его домой, потому что “петухам в его доме не место”. Да, петух был не кто, а кого. Впитав весь этот бэкграунд, к первому курсу универа я уже был образцовым гомофобом. Примерно в это время я впервые увидел, как два парня могут держаться за руки. Мнительно отворачивая нос, я проходил мимо, полный осуждения, подогреваемого гомофобным юмором. Обнимающиеся девушки почему-то вызывали меньшую реакцию. Нестыковки начались на том же курсе. Некоторые знакомые, о которых у меня уже сформировалось хорошее мнение, оказывались геями. Каждый такой случай ощутимо бил по моим стереотипам. Накопив критическую массу ударов, я начал задавать себе вопросы: а с чего вообще геи плохие? обычные же ребята, не? Но внутренний гомофоб выстоял, ему на подмогу пришел внутренний невежда: наверно, это просто отклонение (нет); это неестественно, ведь среди животных геев нет (тоже неправда); при критической массе геев человечество вымрет (лол). Всплывшие непонятно откуда эти предрассудки идеально легли на гомофобный склад ума, заместив иссякающую агрессию. Но и их хватило ненадолго. Агрессия иссякала, предрассудки распадались и через какое-то время мой внутренний конфликт с людьми другой сексуальной идентичности сошел на нет. Ну почти. Оставался решающий вопрос: расстроюсь ли я, если мой ребенок однажды скажет что он гей? Помню первую реакцию — я подумал, что расстроюсь. Все детство меня учили, как правильно быть счастливыми. И в привитую мне картину счастья ребенок-гей не вписывался. Но оглянувшись назад, я обнаружил, что многие, прививавшие мне эту самую счастливую картину, живут именно в ней, но при этом сами несчастливы. Человек живет не так долго, и пусть лучше мои дети успеют побыть счастливыми по-своему, чем останутся несчастными по-моему. Всего на переосмысление своей гомофобии у меня ушло лет 5. Почему так долго думал? Очень сложно поменять картину мира — для меня это был болезненный и неравномерный процесс. В многом он облегчился засчет критических, но конструктивных дискуссий с людьми с другой точкой зрения. Необоснованно негативные реакции на мой консерватизм наоборот укрепляли внутреннего гомофоба. Сеанс рефлексии окончен. Дальше опять про науку и образование. Хотя какое образование без рефлексии? На сладкое зацените как т-лимфоциты (фиолетовые) убивают раковую клетку (синяя) — недавняя статья в Science. Всем любви, Тг #образование

​​Пост о пространстве комплексных структур на вещественной поверхности с точностью до изотопии тождественному отображению Сегодня расскажу историю, которую давно подслушал в одном из выпусков Kuji-подкаста. Жил-был парень по имени Освальд. Освальд любил две вещи: математику и нацизм. Будучи вундеркиндом еще в раннем возрасте он сделал много важных математических открытий. Публиковал он их в “расово чистом” журнале Deutsche Matematik. Освальд любил нацизм больше, чем математику. Еще будучи студентом он протестовал против своих профессоров еврейского происхождения Эдмунда Ландау и Рихарда Куранта (да, это тот самый Курант, который основал знаменитый Курантовский институт математики в Нью-Йорке). В 1939 году Освальд отправился добровольцем на фронт с личного разрешения Гитлера. Он был убит где-то под Днепром в 1943 в возрасте 30 лет. Вклад Освальда в математику оценят только через 20 лет после его смерти, когда откопают в расово чистых журналах его работы. На их основе в его честь назовут целое пространство — пространство Тейхмюллера… Жила-была девушка по имени Мариам. Она, как и Освальд, любила математику. Будучи вундеркиндом еще в раннем возрасте она сделала много важных математических открытий. Родом из Ирана, Мариам переехала в США, где она окончила аспирантуру и продолжила заниматься математикой. В США она отказалась от хиджаба и стала носить короткую стрижку. Там она вышла замуж за одного чешского математика. У них родилась дочь. Большую часть своей работы Мариам посвятила пространствам Тейхмюллера. За свои открытия в 2014 году Мариам Мирзахани получила медаль Филдса — самую престижную награду в математике. Таким образом она стала первой женщиной и первым математиком из Ирана, получившей медаль Филдса. Мариам умерла в 2017 от рака груди в возрасте 40 лет. После ее смерти иранские газеты нарушили табу и опубликовали на первых страницах ее фото с непокрытой головой, без хиджаба (источник фото: AFP). Короткостриженная женщина из мусульманской страны получила медаль Филдса, продолжив работу заядлого нациста. Она стала иконой современной математики, он, наверно, еще догорает в аду. Они работали над одной темой, но трудно себе представить, что бы было, встреться они в реальной жизни. Всем добра, Тг ЗЫ. Волею судеб недавно был в Тбилиси, где @forestsasha набила мне на руке невероятную красоту. 1 мая в их тату-студии My Forest Ink в Москве будет благотворительный walk-in. Доход от мероприятия отправят в Такие дела и в Международный Красный Крест. Если давно хотели тату — вот отличный повод. #научпоп

​​Неученье — тьма В агонии происходящего ужаса хочется прикрыться скорлупой собственного бессилия. Но, если вы читаете этот пост, сидя в тепле, значит есть те, кому сейчас гораздо хуже вас. Я призываю помогать тем, кому еще можно помочь. Кто может — финансово: в гробу карманов нет; кто может — волонтерством. Из-за войны в Украине многим школьниками и студентам пришлось переехать в другие страны и приостановить/перенести онлайн свое обучение. Кто-то вынужденно оказался в новом универе, в незнакомой системе образования. В связи с этим напомню, что у нас есть программа the Science Mentors. Вы можете описать свою проблему/вопрос про образование и научную карьеру, можете написать на сайт, а мы постараемся подобрать вам насколько возможно подходящего ментора. И, конечно же, можно писать мне напрямую (@TagiltsevSupportBot). Постараюсь помочь из своего опыта. За последние месяцы несколько моих знакомых открыли свои лаборатории. Зная этих ребят, и чего они достигли будучи постдоками, у этих лаб большой потенциал. Мой следующий пост как раз будет про аспирантуру. Но когда я его допишу, вакансии уже закроют, поэтому публикую сейчас. Cryo-electron tomography (чем я занимаюсь сейчас): Oleksiy Kovtun, Max Planck Institute for Multidisciplinary Science в Геттингене нанимает PhD студента. Если хотите разрешать структуры, как на видео, вам к нему. Сразу несколько известных работ последних лет в структурной биологии — его рук дело (google scholar). Atomic force microscopy of membrane proteins (чем я занимался во аспе): George Heath, University of Leeds нанимает PhD студента. Yi-Chih Lin, University of Texas at Austin нанимает постдока. Оба занимаются мембранными белками и развитием AFM. Yi-Chih сделал в нашей лабе классное исследование о пьезо-каналах (за их открытие дали Нобеля в прошлом году) совместно с группой другого нобелевского лауреата Roderick MacKinnon. George прославился разработкой LAFM, про которую я писал ранее. Если вам хочется поработать в молодой лабе (у этого есть свои плюсы и минусы), то это целых три на редкость хороших шанса. Всем добра, Тг #образование

Походу бот отправки постов взломали. Только что вышел пост, который я не писал и не отправлял (пост уже удалил, не успев прочитать). Сейчас разберусь, что происходит, и продолжу вести канал сам.