Настигло

Пропаганда второй четверти XXI века Ч.2 Когда мы уезжаем в «безопасные» страны (например, в страны ЕС, США, Британию) из регионов, страдающих от авторитарной агрессии, таких как Россия, мы забываем, насколько этот демократический мир сейчас хрупкий и какая серьезная «охота» на него идет. Может быть, у кого-то есть ощущение, что битва за свою страну проиграна — и остается поселиться «на другом конце света», где всё всегда будет хорошо. Мне кажется, ощущение ошибочно: эта битва давно вышла далеко за границы одной страны — и с каждым месяцем разгорается. Более того, Европа, Британия, США, где многие так хорошо устроились теперь, — военные цели автократической оси, если не для ракет, то для многомиллиардодолларовых информационных атак, против которых нет «информационного ПВО» соответствующей финансовой мощности. Битва за Европу, битва против демократии, свободы, разнообразия, ценностей прав и гуманизма — уже идёт. И важно понять, что она может быть нами проиграна. За последние годы мир доказал, что больше не один статус-кво не будет лежать себе в безопасности под диваном: всё будет подвергнуто испытаниям Тотальной Гибридной войны. И в этом смысле у нас есть, как и прежде, два варианта: активно бороться за те пространства и сообщества, которые всё ещё отстаивают эти ценности — или присоединиться к лагерю автократии, активно или пассивно. Кто активно борется против — с ними всё ясно. Меня беспокоят пассивные люди, у которых при этом есть интеллектуальный потенциал на борьбу. Самое жуткое то, что изобрела этот особый вид пассивности просвещенного человека именно современная автократическая пропаганда — и вепонизировала его. Она изобрела и «не всё так однозначно», и позицию «над схваткой» и самодовольство по этому поводу. Со стороны совершенно очевидно, что «не принимать в этом участия» невозможно. Ты в Матрице, Нео, кнок-кнок. Просыпайся. Конечно, нам всем нужно время для адаптации в новом обществе. Но нам также стоит помнить, что если мы не будем шевелить мозгами и стараться бороться за ценности свободы и гуманизма всеми доступными нам способами — этих ценностей не станет, а вместе с ними может не стать наших здоровья и жизни, каждого из нас, кто относит себя к ним. Обязательно нужно искать способы противодействовать пропаганде, политизироваться и политизировать друзей, объединяться для коллективных действий и обмена идеями, заниматься адвокацией ценностей свободы и прав, а также усиленно обсуждать и стараться укрепить то, что авторитарный лагерь считает «слабыми местами» демократий и пытается эксплуатировать их (например, свободу слова, неравенство в дистрибуции прав, ограниченность возможностей правозащитных организаций итд итп). Пожалуйста, поддержите блог «Настигло» любым донатом! Подписаться на Патреон Binance Pay ID 384598265

Пропаганда второй четверти XXI века Ч.1 Пропаганда постоянно трансформируется, как мутирующие клетки: больные — и при этом фатально живучие. Как только вы открыли рот и прищурили глаза, чтобы рассмеяться не работающим тупым пропагандинстским нарративам — они сбросили старую кожу и расползлись стайкой новорожденных месседжей плодиться дальше, незамеченные. Автократии начинали информационную эру с довольно топорных тропов о собственных идеальности и величии, сегодня читать об этом смешно — и в принципе смешно, когда такие тропы всё ещё воспроизводят. Но к началу второй четверти XXI века пропаганда сделала огромный скачок и перешла от вранья к хакингу восприятия, взлому мышления и подрыву системы распространения информации. Что еще хуже — участники авторитарного лагеря информационной войны (Россия, Китай, Иран, Венесуэла итд) стали работать вместе, увеличивая ресурсы друг друга и эффективность работы. Они превратились в единый информационный организм, заблёвывающий мировое информационное пространство огромным количеством ложной текстовой и аудиовизуальной информации: если еще лет 5 назад больше 50% всего интернт-траффика создавали ботофермы, то я боюсь цифры, которой озвучат исследователи в ближайшие годы. В свежей статье для The Atlantic публицистка Энн Эпплбаум (которая специализируется на исследованиях о Восточной Европе и получила Пулитцера за книгу «Гулаг: история») The New Propaganda War анализирует новейшие итерации развития технических методов и содержательных приемов авторитарной пропагнады. По ее мнению, самое поганое в том, что за последнее десятилетие постепенно сменилась таргет-аудитория авторитарной пропаганды. Раньше диктатуры и тоталитарные государства интересовались контролем мышления внутри своих границ и старались нарушить получение гражданами информации извне разными способами: от железного занавеса и файерволла до уничтожения медиа, блокировок и навешивания статусов иноагентов и террористов на всех, кто транслирует противоречащую официальной линии партии информацию. Теперь им как будто стало понятно, что справиться с привлекательностью ценностей свободы для своего населения не получится на 100% никогда: слишком глобальный мир, слишком информационная эпоха, слишком естественный «рефлекс свободы» проявляется у стабильного и довольно серьезного процента населения любой страны. Поэтому появилась новая стратегия: направлять пропаганду не только и не столько внутрь, но и вовне. Задача — как минимум посеять хаос в обществах, где люди умудрились уравновесить порядок и свободу системой институтов (ну то есть установить стабильную демократию). Как максимум — привести такие общества к коллапсу, наводнив их информационным шумом, посеяв вражду, уничтожив доверие людей к друг другу и растоптав веру в саму необходимость гуманистических и демократических ценностей. [продолжение в следующем посте]

Не бояться насилия — это как? Ч.2 Убивший человека — убийца, убивший десятки тысяч людей своими приказами ради некой «благой цели» — борец за победу добра в мире. Ну и так далее, табу оказывается при определенных условиях гибко, а без насилия и убийства цивилизации пока не строились и не жили. Таким образом, человек живет с табу на убийство (страхом и отвращением перед ним) в мире, где убийство не просто существует, а является таким же инструментом социального контроля, в том числе в некоторых странах инструментом правосудия (что отдельная очень интересная тема). Как говорил Фрейд, с одной стороны мы имеем образованных молодых людей, которые гуськом повторяют друг за другом «возлюби всех, как самого себя, и не дай бог тебе применить к кому-то насилие». С другой — мир, в котором насилие обеспечивает получение, захват и удержание власти людьми, которые про гибкость табу всё уже давно поняли. Вопрос: и кому тогда нужно это табу, если не очередным захватчикам власти, которые одной рукой надзирают и наказывают, а другой — сыпят сентиментальными мудростями о том, что хорошие, добрые, светлые люди никогда до такого не опустятся? Впрочем, сразу отвечу, что конечно, нам как обществу всё ещё нужны подобные табу — это просто удобнее и быстрее, чем развивать осознанность каждого члена общества. Та и вообще, доверие доверием, но иногда лучше закрыть дверь и на цепочку тоже — на всякий случай. Так что пусть и табу остается, раз оно как-то на кого-то работает и уменьшает уровень насилия. Скорее, мне хотелось поделиться очерком жизни по ту сторону табу. В начале полномасштабного вторжения я с мрачным трепетом думала: что будет, когда у меня «сломается» один из основополагающих столпов культуры — табу на убийство? Было ясно, что для такого въедливого и глубоко чувствующего человека это только вопрос времени. Время прошло, моя психика от этого табу, действительно, освободилась: убивать можно, буквально — воз-можно. Буквально оче-видно: мы видим это своими глазами, и мир от этого не погружается в адское пламя, а люди не начинают ходить на 4 лапах (более того, мир никогда другим и не был). Ничего священного в этом запрете теперь для меня нет: и я убью, чтобы меня не убили, или чтобы защитить моих близких — такая жизнь! Теперь даже забавно, что когда-то это было для меня big deal, ведь культуре войны десятки тысяч лет, и как раз big deal и большая привилегия — было прожить 33 года в святом неведении. Так вот, к волнующему всех вопросу, на самом ли деле я хочу смотреть из окошка на все цвета радуги, которыми покрываются висящие на садовой яблоньке трупы всех людей, кто наступили мне на ногу в метро? Нет, конечно. Мне не нужен священный страх и отвращение, чтобы считать, что убийство — очень нерациональный способ решать социальные проблемы. Я разумный человек и хочу жить в мире, где убийства сведены к историческому минимуму, потому что так нам всем будет лучше. Да я даже гневаться по-прежнему не люблю, потому что быть спокойным очевидно выгоднее, как и находиться в доброжелательном обществе. Но убивать — можно, иногда даже без юридических последствий (например, на войне). Можно вообще всё, что угодно. Вопрос в том, что вы хотите с этим делать. P.S. а также можно сохранять в себе священное табу на убийство, если такие религиозные компоненты — важная часть вашей личности. Здорово, если вы живете в мире, в котором это всё ещё работает. Вряд ли мы в ближайшее время сможем построить мир, где люди добры друг к другу, потому что это разумно и выгодно. Лучше уж мир, в котором быть не добрым — страшно. Спасибо тем, кто поддерживает блог «Настигло»! Подписаться на Патреон Binance Pay ID 384598265

«Не бояться насилия» это как? Ч.1 После предыдущего текста стали ходить слухи, что я люблю вешать неприятных мне людей прямо в саду моего дома и другим советую. Друзья, это дезинформация, а в большей степени, скорее, нехватка у читателей времени для внимательного чтения и короткий attention span. Фигурировавшая в упомянутом тексте цитата Гейне запомнилась некоторым именно висящими на садовой яблоне трупами врагов, хотя тут у поэта просто черная ирония взыграла. Суть его мудрости была в противопоставлении христианскому постулату «возлюби врагов своих» — простой жизненной логики: врага, который хочет тебя убить, стоит прощать только после того, как он перестает представлять угрозу. С точки зрения эволюционной стратегии, это очень разумно. Остальная картина — просто поэтические шалости, а вы и поверили. В работе «Недовольство культурой», о которой я писала в прошлом посте, Зигмунд Фрейд практично и трезво разбирает логику сопротивления постулату: «возлюби ближнего, как самого себя». Он говорит о том, что такое требование нелогично, потому что наша любовь — один из способов социального поощрения особей, которые выделяются из массы «всех», оказываясь для нас ценными. Мы любим похожих на нас людей, любим более совершенных и вызывающих восхищение и вдохновение людей, любим помогающих и полезных людей, — озвучивает простые истины философ. Это — логично. Это логично и с точки зрения биологии: мы любим всё, что помогает нам выживать, жить и даже лучше жить — и готовы платить за это своим вниманием и любовью. Это более чем логично с точки зрения законов социальной жизни: общество любит людей просоциальных, которые помогают жить группе с минимальным ущербом и максимальной выгодой для всех. Если бы даже требование «любить всех» было бы выполнимо, размышляет Фрейд, — то поделенная на миллионы особей, наша любовь бы превратилась в ничто, потому что на всех бы не хватило заботы и внимания, которые эту любовь должны выражать. Но ещё более нелогичным и противоречащим здравому смыслу кажется ему требование возлюбить врага — того, кто обидит тебя, унизит, растопчет, в самый уязвимый момент сделает тебе больнее, удовлетворит об тебя свой половой инстинкт без спроса и, наконец, убьёт. Не логичнее ли такому врагу сопротивляться, а не любить? Именно к этому размышлению Фрейд и приводит цитату Гейне о том, что здоровый человек хочет дом, сад, бутерброд со свежим маслом и врагов, которые уже наказаны за их злодеяния — и тогда их простит, но не раньше. Главный ингридиент страха убийства — табу, свойственное большинству человеческих культур. Табу — это возникающий еще в первобытных обществах священный запрет авторитетных фигур на определенные действия. Это инструмент социального контроля, поэтому запрещает всякие вредящие общественному строю вещи: бунтовать против власти, например, — а также без спросу (то есть не санкционированно высшими инстанциями) убивать ближних. Ну то есть запрещены самые сильные дестабилизаторы стабильности социальной группы. Табу подкрепляется угрозой магического наказания (силами духовного вождя, например), а затем — религиозного, когда автором наказания видят уже сверхъестественное существо. Новый этап общественного устройства начинается тогда, когда табу интернализируется — то есть страх наказания становится частью психики каждого человека, эффективно сдерживая его от совершения запретных действий. Табу отражаются в законе, но обычные законы мы можем время от времени нарушать и даже спорить, норма это или нет — а о табу мы не спорим и считаем его нарушение отвратительным. Только санкционированные священной силой/святым законом ситуации подразумевают нарушение табу: убить одного человека по своей воле — страшное преступление, убить сотни опасных для твоей группы людей, надев специальную форму, имея специальную должность и подчиняясь специальному человеку, который исполняет волю народа в демократической стране — героический акт защиты. [продолжение 🔽]

Страх насилия и Зигмунд Фрейд Ч.2 «Современное воспитание грешит кроме того и тем, что не подготавливает молодежь к агрессивности, обрекает стать ее жертвой. Воспитание выпускает юношество в жизнь со столь неверной психологической ориентацией, как если бы полярную экспедицию снаряжали летней одеждой и картами верхнеитальянских озер. При этом очевидно злоупотребление этическими требованиями. Их суровость не многим бы вредила, если бы воспитатель говорил: “такими люди должны быть, чтобы стать счастливыми и делать счастливыми других; но нужно считаться с тем, что они не таковы”. Вместо этого молодежи твердят о том, что все остальные держатся этических предписаний, а потому добродетельны. Этим обосновываются требования, чтобы и молодежь сделалась такою же», — пишет Фрейд. Эти строки очень сильно резонируют с тем, что я думаю последние 2 года, наблюдая, как бессильны рассуждения многих моих современников о гуманизме и этике во время массовых убийств войны. Я не могла объяснить явно не адекватное реальности размышление и поведение только глупостью, это слишком простой ответ, да и к тому же «заклинатели ненасилия» часто довольно развитые и образованные люди. «Культурные люди», — подсказывает мне доктор Зигмунд. Да, думаю, личности, в которых культурный запрет на агрессию побеждает, становятся идеальными членами развитых обществ. В то же время они не адекватны реальности, в которой культура в людях побеждена «первичным импульсом» агрессии — или по крайней мере, подчинена ему: в мире жестоких садистов, тиранов и автократов, манипуляторов, нарциссов итд. Воспринимая запрет на насилие как страшное священное ненарушимое табу, подобно фанатичным религиозным догматикам, они повсюду трясут своим страхом убийства, не в силах логически обосновать запрет на насилие в ситуации даже самозащиты, борьбы за права, за власть, против тирании и тд. Они могут защищаться культурой — прятаться в ее работающих институтах, например. Но они не могут защитить культуру. В конце-концов, крупнейшую какую-никакую, а демократию построили именно убийцы, боровшиеся сначала за свою независимость, а потом и друг против друга, с оружием в руках (я про США, если что). Желание «быть хорошими и не быть убийцами» парализует таких «культурных людей» на бессознательном уровне: я думаю, этот страх относится в первую очередь к их собственной плотно закупоренной в бессознательном агрессии, которую они боятся в себе увидеть — так, как и завещала культура. Я же отношу себя к «мирным людям» по Генриху Гейне, который сказал так: «Я человек самого мирного склада. Вот чего я хотел бы: скромная хижина, соломенная кровля, но хорошая постель, хорошая пища, очень свежее молоко и масло, перед окном цветы, перед дверью несколько прекрасных деревьев, и, если господь захочет вполне осчастливить меня, он пошлет мне радость – на этих деревьях будут повешены этак шесть или семь моих врагов. Сердечно растроганный, я прощу им перед их смертью все обиды, которые они мне нанесли при жизни. Да, надо прощать врагам своим, но только после того, как их повесят». Зигмунд Фрейд считал, что у культуры нет выхода из конфликта «Сверх-Я» и «Оно», так как целые общества нельзя пропсихотерапевтировать так, как можно отдельного человека. Но коллективная соцсетевая психотерапия тогда ещё не существовала, так что может быть, шанс выйти на новый уровень у нас есть. Спасибо тем, кто поддерживает блог «Настигло»! Подписаться на Патреон Binance Pay ID 384598265

Страх насилия и Зигмунд Фрейд Ч.1 «Вопрос судьбы рода человеческого зависит от того, удастся ли развитию культуры обуздать человеческий первичный порыв агрессии и самоунитожения, нарушающий сосуществование людей. …люди так далеко зашли в своем господстве над силами природы, что легко могут уничтожить друг друга вплоть до последнего человека. Люди это знают, и отсюда — значительная часть их теперешнего беспокойства, несчастья, их тревожных настроений», — такими словами в 1929 году закончил Зигмунд Фрейд свой трактат «Недовольство культурой». В этом тексте он переносит психоаналитический взгляд с индивида на человеческую цивилизацию, чтобы попытаться объяснить природу чудовищных событий Первой Мировой войны, когда люди выдвинули против людей первые технологии массового механизированного убийства от танков до отравляющих газов. Во так внезапно отец наш Зигмунд оказался нам как никогда ранее близок по впечатлению от человечества. Фрейд утверждает, что ни индивидуальная свобода ни индивидуальное счастье не являются целями культуры, так как культура как раз ограничивает нас в удовлетворении наших позывов, делая менее свободными и менее счастливыми. Она ставит на первое место объединение людей для совершения дел, которые доступны только большим коллективам людей (технологии, освоение природы, управление итд). Поэтому культура запрещает как свободное проявление агрессии, которая разрушает связи между людьми, так и свободное удовлетворение жажды наслаждений, которое замыкает человека на самого себя и на объект удовольствия, изолируя его от объединения с другими людьми. Культуру он ассоциирует со «Сверх-Я». С другой стороны, подавленные «первичные импульсы» агрессии и жажды удовольствий невозможно уничтожить, они часть природы человека («Оно»). Культура притесняет их, не давая им проявляться вообще или ограничивая их проявление, «вытесняя» эти импульсы из поля культурного в область общего бессознательного. Там они медленно варятся и булькают, периодически прорываясь в культурное поле «запретными» действиями, вызывая у людей переживание коллективного ужаса, отвращения и вины (потому что каждый человек, даже если ничего ужасного не делал, знает, что он — такой же, и тоже бы так мог, а иногда и хочет). Между молотом требований «Сверх-Я»-культуры и наковальней «Оно»-страстей человечество («Я») постоянно терзается общекультурным неврозом из-за подавления желания наслаждений и общекультурной виной за «некультурные» импульсы и помыслы. Ни одна сверхсила победить не может, а людям остается несчастье и неудовлетворенность. Фрейд разбирает одни из главнейших постулатов современной западной христианской культуры: «Возлюби ближнего, как самого себя» и «Возлюби врага своего» — как попытку культуры уничтожить драйв агрессии. Но в этом разрезе культура и жизнь расходятся, если внимательно понаблюдать. То, как «надо» относиться к ближним согласно подобным святым истинам, вовсе не то же самое, как люди действительно относятся друг к другу. [продолжение в следующем посте]

Иерархия кризисов Ситуация войны отличается от простого неблагополучия. Жизнь в бедности может быть серьёзным стрессовым фактором, но в каждом неблагополучии есть своя стабильность. Неопределенность в спокойные времена принимает довольно конкретные формы: мы тревожимся о вполне понятных и довольно предсказуемых вещах (закончатся деньги, выгонит арендодатель, не смогу устроиться на работу лучше, снова макароны есть без сыра и тд). А в ситуации войны любой порядок может разрушиться за считанные минуты или часы. И речь о порядках всех уровней. Во время войны материальные порядки хрупки: разрушения, смерти. Это всё понятно. Но нематериальные порядки во время мировой войны автократий с демократиями в условиях кризиса последних — хрупки даже больше. Понятие законного, справедливого, преступления и добродетели, героев и предателей, полезного и вредного, своего и чужого — всё не гарантировано. Не гарантировано, что ты не погибнешь. Но кем ты окажешься, будучи живым, — не гарантировано ещё больше. Во время такой мировой одновременно горячей (кинетической) и холодной (информационной) войны невозможно уцепиться за привычные в спокойное время опоры вроде «кто я?» — ты долго ещё не сможешь ответить на этот вопрос. Слава богам и десятилетиям странных и порой стремных духовных практик, в такие моменты я снимаю своё «я», как костюм, и вешаю его на плечики, чтобы он не помялся. Кто я — давно не важно. Идентичности — это наряды благополучных времен. Вместо них я беру в руки инструменты, шоб вкалывать: навыки, которыми я владею; компетенции, которыми я обладаю; отношения, которые я выстраиваю — материи, которые куда сложнее разрушить, чем физический мир, нашу картину мира или самого себя. С точки зрения функциональной, жизнь — это череда проблем и задач, требующих решения. И на мой взгляд, во времена таких тотально экзистенциальных ситуаций неважно, кто ты (кем себя чувствуешь). Важно — можешь ли ты решить эти проблемы и задачи. В этом смысле у большинства из нас больше общего с амебой, которая тянется навстречу свету и пище, чем с актером, которому нужно сыграть роль. Выжить — не значит сохранить только факт своего существования, но и вырасти, укрепиться и, при доживании до благоприятных раскладов, иметь возможность заняться размножением (будь то семейное гнездование или роды новых произведений и проектов). Для этого важно увеличивать свои ресурсы — то есть те силы и средства, которые мы имеем для решения своей проблемы выживания и роста. Это позитивный замкнутый круг: как только мы решаем самые насущные проблемы, мы освобождаем или приобретаем какой-то ресурс; а новое количество ресурсов способно решить новый уровень проблем — и так далее. В любой непонятной ситуации — решай задачи, которые решаемы, и увеличивай всеми доступными способами ресурсы: учись новому, будь полезен людям, заводи взаимозависимые приятные отношения, — и так по кругу. Бывает, что ответ на вопрос «Кто ты?» не так важен по сравнению с ответом на «Что ты умеешь?», ведь в ситуации кризиса можно неожиданно всплывать на самых неожиданных своих навыках, которые не всегда можно по достоинству оценить, если зацикливаться на своей идентичности. Например, когда всерьез думаешь «а писатель ли я?», «достойна ли я оказывать медицинскую помощь?», «да кто я такая, чтоб мне прислали донаты?» итд — нет ресурсов ни писать, ни спасать жизни, ни заниматься фандрайзингом. В ситуации экзистенциальной угрозы или экзистенциального кризиса вполне разумно временно сбросить с воза груз проблемы кризиса идентичности и обратить внимание на функционал жизни. Со временем из почвы накопленных ресурсов и вырастут новые ощущения самого себя, органичные и не требующие громких устных доказательств. Это произойдет как раз тогда, когда что-то устаканится и можно будет наконец снова надеть отложенный костюм и первый раз за долговое время сказать: «Здравствуйте, я — …». Спасибо тем, кто поддерживает блог «Настигло»! Подписаться на Патреон Binance Pay ID 384598265

Готова консультировать новых клиентов! Я расширяю свою консультативную работу. Хотела сначала написать «возобновляю», но всё это время я консультировала нескольких постоянных клиентов. Иногда переносила из-за обстрелов — но работала! Теперь я готова расти. Что такое работа со мной? Это 90-минутные онлайн встречи, которые я конспектирую и высылаю структурированные конспекты с заданиями, чтобы вы могли лучше запомнить материал, попрактиковаться и «пересмотреть» сессию в любое удобное время. Моя рідна мова російська. Але я володію українською на середньому рівні, який дозволяє мені спілкуватися з людьми, що готові вибачити мені помилки у наголосах та деякі русизми. Я готова займатися з вами вашою рідною мовою. Для українців я зроблю знижку 30%. Кому будет полезно? Если, несмотря на ваши успехи, вы не чувствуете свою жизнь полностью «своей» и хотите изменить её, но не знаете, с чего начать. Или волей судьбы уже находитесь в ситуации перестройки и вам нужен партнер, чтобы оседлать эту волну. Или вы переживаете кризис смысла и целей, потому что что-то изменилось. Или чувствуете, что не хватает веры в себя и поддержки для реализации идей и амбиций. Что мы делаем? Я помогаю работать с вопросами «кто я?», «кем я хочу быть?», «зачем я живу?» и «что я хочу дать миру?». Мы вместе ставим цели, разрабатываем стратегии их реализации, и при необходимости я поддерживаю вас на пути. Я называю себя «экзистенциальный коуч» и «фасилитатор трансформаций», за последние два года мне стали очень близки темы экзистенциальной угрозы, кризиса и посттравматического роста. Если совсем просто (хотя это совсем не просто), я помогаю по-новому думать о себе и о том, что вы делаете. Почему это не психотерапия? Я не психотерапевт. Я использую свои знания из психологии и психотерапии, а ещё — из философии, психологии, практик осознанности, науки о работе мозга и из опыта преподавания. В большинстве направлений психотерапии вы больше занимаетесь чувствами и отношениями, со мной — мышлением и планированием. В КПТ вы занимаетесь мышлением, чтобы привести действия до заданных вами целей, со мной — чтобы расширить своё представление о возможных целях. В психотерапии вы сосредоточены на настоящем с анализом прошлого, со мной — на будущем с анализом настоящего. Ваша задача в психотерапии — научиться слышать себя, понимать и принимать. Ваша задача со мной — научиться работать над над своими идеями, их воплощением, своей профессиональной и социальной реализацией. Моя работа часто пересекается с психотерапевтической, мне удобно «отсылать» некоторые вопросы вашему психотерапевту. Уже знакомые с психотерапией получат от работы со мной больше. Если вы сомневаетесь, советую выбирать психотерапию, а не работу со мной. Кому не нужно ко мне? Людям, которые не понимают, что с ними происходит, не могут контролировать свои эмоции и/или страдают от своего деструктивного поведения. Вам прежде всего стоит посетить других специалистов. С кем я не буду работать? Я не буду работать с россиянами, находящимися на территории РФ, как в связи со сложностями с оплатой, так и из-за небезопасности для них. Также не буду работать с россиянами без выраженной гражданской позиции и с любыми людьми, которые поддерживают военную агрессию России. Сколько стоит? Средняя стоимость 90 минут + конспекта — 120$. Окончательная цена зависит от запроса, сложности, количества необходимых сессий и их частоты. Если это не вписывается в ваш бюджет, но вы готовы работать в группе, рекомендую всё равно оставить заявку. Может быть, чуть позже реализуем и такой формат. Как ко мне попасть? Я буду набирать клиентов постепенно, очереди неизбежны, поэтому я попрошу вас оставить заявку, заполнив гугл-форму на русском или українською мовою (в соответствии с предпочитаемым языком работы).

Баобаб Ч.2 К концу 2022 во время почти еженощных российских обстрелов шахедами и ракетами я стала адаптироваться, начала делать упражнения, старалась есть по режиму и, насколько это возможно, меньше суетиться во время обстрелов, чтобы не портить себе сон. Котик очень поспособствовал: Кафка чутко реагировала на моё состояние и была спокойна во время обстрелов, если бы спокойна я. Когда бабушка начала постепенно уходить, сон пропал вообще, так как она очень буянила именно по ночам — тогда уже не только здоровье, уже все обстрелы стали до лампочки. Представлять, как всё сейчас закончится одним большим взрывом для нас всех стало даже как-то душеспасительно. В 2023 году чекпойнтом стали полтора месяца обстрелов в мае-июне, когда массированные обстрелы случались через ночь, но из-за тревог мы плохо спали каждую. Всё ещё не отпускали представления о «нормальной» и «ненормальной» жизни: я хуже ела, хуже спала даже при возможности и перестала ходить в зал спустя всего месяц занятий. Это логика мирного времени: если планы пошли прахом — ну хай воно горить, потом само наладится. На войне само не налаживается ничего, может становиться только хуже — если ты не борешься за каждый сантиметр. У меня тогда начались какие-то адовые проблемы с желудком, потому что ЖКТ сильно реагирует на хронический стресс, будучи тесно связанным вагальным нервом с нервной системой. Я тогда выработала формулу: не помогай врагу себя убивать — это тупо. Декадентство и трансгрессия — удел мирной жирной скучной жизни. Единственный способ жить для человека в ситуации постоянной опасности — быть максимально сильным, здоровым по возможности, а также умным. Выкиньте ваш постмодернизм, возвращайте античность кек. Я сказала воображаемым россиянам из армии рф: дырка вам от жопы, а не мои страдания — и пообещала себе, что именно на войне, а не в каком-то далеком светлом будущем, я буду максимально здоровой, стабильной и сильной. Прошел почти год. Режим сна у меня теперь, как у прядочного школьника: я рано ложусь, глубоко сплю, не волнуюсь даже от взрывов и при первой возможности засыпаю обратно. В моем рационе белка на целого маленького бодибилдера, и я могу поднять своего мужа становой тягой (теоретически). Но самое главное — война больше не может так просто сбить меня с пути, прервать мою работу, поломать мои цели, нарушить концентрацию. Я — не просто вцепившийся в землю баобаб, я нахрен арденский конь, тянущий свою повозку день за днем, шаг за шагом, не смотря ни на что. Я бы так и написала в своем резюме: я арденский конь, прошедший войну. Только бы пройти войну, да. Однажды в начале 2022 года я писала, что у меня развалилась Пирамида Маслоу. Спустя два года могу констатировать, что строительство пирамиды, хотя идет из подручных средств, имеет претензию на монументальность. Вряд ли дело дойдет еще до гигантского Сфинкса. Хотя… дайте мне ещё пару лет. Кафка будет позировать. Спасибо тем, кто поддерживает блог «Настигло»! Подписаться на Патреон Binance Pay ID 384598265

Баобаб Ч.1 У меня никогда не было резюме. Но если бы было, я бы раньше никогда не написала бы в нем «стрессоустойчивость». Нет, я, конечно, не падала в обморок ни от дедлайнов, ни от необходимости бежать за автобусом при -30 в гриндерсах со стальным стаканом и с уже не чувствительными к прелестям жизни пальцами. Никогда не считала травмой развод родителей и всегда с радостью была готова сдавать какие-нибудь экзамены. Но стрессов — в моем понимании — я старательно избегала: учиться шла только туда, куда (и тогда, когда) хочется; бросала, когда разонравилось; брала только работу по душе: отказывала неприятным заказчикам и гордо жрала пустые макароны; не стеснялась говорить «нет» и «пошли на хуй»… Мне всегда казалось, что можно сказать «нет» всему на свете. Но «нет» оказалось невозможным сказать войне: она уничтожит твоё «нет», если твоё «нет» не заряжено боевыми. Война оказалась моим первым нанимателем. У меня постоянный рабочий график (обстрелы в 4-5 утра, сутки через трое, частые отпуски); и соцпакет (жильё с видом на летящие с востока шахеды и корпоративный часами стоящий перед мостом поезд метро во время воздушной тревоги); и соблюдение мой прав (регулярный взлет МиГа, чтобы я не перетрудилась в спортзале, из которого меня выгонят; а также частые больничные от расстройства сна после постоянных ночных бомбежек). Война жесткая начальница. Она может крушить всё, над чем ты старалась — и скорее всего, камня на камне не оставит. И не шутят, когда говорят, что она может оторвать голову (упс, это уже слишком или ещё не совсем?). Я бы не сказала, что у нас очень здоровый коллектив на работе: одни переработки чего стоят — но война умеет заставить нас работать так, будто бы мы сами этого хотели. Ладно, я увлеклась метафорой. Может быть, я не была стрессоустойчивой раньше. Но за эти два года уровень моей устойчивости вырос настолько, что я не камень, не гора, не дуб — а просто нахрен баобаб. Я делаю этот вывод на основе своих экспериментов с телом за эти два года. Без работы над телом, по моему мнению, невозможна работа над психикой, потому что нет никакой висящей в пустоте психики: ваша личность не висит на гвоздиках ваших установок и рассуждений в пустоте, она — продукт нервной системы. А нервная система — это интегральная часть тела, то есть система, которая пронизывает тело сверху донизу и опосредует огромное количество процессов (и подвергается их влиянию). В начале 2022 года от страха и круглосуточных обстрелов у меня изменилась осанка: плечи поднялись вверх и «застряли» в положении, будто бы я все время готова вжать голову в них от звука взрыва. После заточения в темных укрытиях месяцами я была одновременно слабой и деревянной — такой негибкой я не была никогда в своей жизни! [продолжение 🔽]