Комиссар Исчезает

Почему неприятель хорошо воюет? Я не имею в виду вооружения, западную помощь, качество офицеров и прочие вещи, в которых ничего не понимаю. Я говорю только о морально-психологической стороне дела. Дело в том, что сегодняшний сорокалетний человек - 1984 года рождения. То есть нынешние сорокалетние пошли в школу в 1991 году - и это значит, что они даже сколько-нибудь сознательными детьми не застали единую страну, где слова Москва, Ленинград, Киев, Минск, Севастополь, Новороссийск, Одесса, Харьков, Курск - воспринимались как неотменяемо принадлежающие к одному национальному ряду. Для них (о младших и говорить нечего) Россия и Украина - это "разные страны", где живут "разные народы", что уже для нас, 45-летних, звучит смешно, а уж для старших, возраста наших начальников, и вовсе полный абсурд. Разумеется, всегда есть исключения в обе стороны в лице особо идейных активистов. Но речь не о них. А что касается народа - там есть эта черта отсечения. Замечу попутно, что если бы необходимые решения были приняты Москвой в 2014 году, то первоклассникам 1991 года было бы тридцать, а если бы все было сделано в 2004 году (погуглите, кто не знает: "съезд в Северодонецке") - им было бы двадцать. Представьте, как легко объединилась бы Россия, если бы ее исторические границы были естественными для всех, кто старше двадцати. Так что можно только горько пожалеть о том, что наша власть встает на правильный путь с таким чудовищным, таким трагическим опозданием.

Мы познакомились почти двадцать лет назад в пивной на Сивцевом Вражке. Я был наивный, очень либеральный, аэропортовский, как принято было выражаться в Москве прошлого века, мальчик, - а он был Крылов. И я с каким-то восхищенным ужасом слушал, что он говорил, и как он это говорил. А потом были долгие годы, когда мы приятельствовали, когда работали вместе, ссорились и мирились, когда встречались, когда напивались, когда я считал самую главную, самую ценную в его жизни идею - надуманной, разрушительной, непонятной, а потом незаметно перешел на его сторону, хоть и по-своему, но встал в его строй. Я любил встречать его, когда он ко мне приходил - на день рождения, например. Он всегда долго не мог найти дорогу, несколько раз звонил, а я - с открытой бутылкой, обнимая входящих, смеясь, - объяснял, куда поворачивать, и когда он, наконец, появлялся в дверях - одновременно солидный и шумный - вся компания словно бы пополнялась на двадцать человек, а в квартире откуда-то прибавлялось еще десять комнат. Его было много. Но от этого "много" - всем вокруг было легко. А теперь я его провожаю. А когда провожаешь того, с кем было весело, его не хочется отпускать. Ему хочется сказать - как это всегда и было - Костя, да посиди еще, ну куда ты спешишь, давай-ка мы еще выпьем. Ему хочется сказать что-то такое, чтобы он остался. Хотя бы в памяти. Крылов был удивительно славный, обаятельный, общительный человек, он был грандиозный импровизатор - теорий, историй, любых умственных упражнений, дискуссий, речей, застольных шуток, в любом устном жанре, со всеми, всегда, до закрытия заведения, до последнего стакана. Он был просто хороший друг - и когда я, в глупые юные годы, стрелялся на дуэли водкой и победил, именно он был моим секундантом и дотащил меня домой. Крылов был замечательный автор во всех когда-либо зафиксированных филологами жанрах, одновременно философ, фантаст, политолог, поэт, журналист и создатель длинного ряда придуманных сущностей, псевдонимов и масок. Он был целым литературным оркестром, и в этом его разнообразии была великая щедрость, он писал, словно бы разбрасывая свадебные конфетти. Крылов был энциклопедия. Он одинаково хорошо помнил и понимал гуманитарное и естественно-научное, он мог в любую минуту и с любого места прочесть лекцию хоть по богословию, хоть по математике, хоть по истории кухни, а потом перейти к профессиональному обсуждению галстуков, Мандельштама, анатомии, собак, лингвистики и позапрошлой войны на другом конце света. Крылов был русский. Делом всей его жизни был русский вопрос, было положение его народа, и он упрямо, сквозь все немыслимые загородки, которыми была забита его дорога, тащил этот воз национальной судьбы. Он мог бы стать хоть профессором, хоть депутатом, хоть знаменитым писателем, он был бы принят везде и любим всеми, благо хватало ему и очарования, и таланта, но он настаивал на своих убеждениях - табуированных и ненужных что публике, что государству, - и никогда не свернул, не смирился, не сдался. Ему недостаточно было бы и ста лет, чтобы сделать все, что он мог, что он умел, чего хотел. Его хватило на пятьдесят два. Человека ничем нельзя возместить, пустота на его месте не заполняется. Но если бы можно было однажды создать в России маленький мир памяти Константина Крылова, тот, о котором он всегда мечтал и который любил, - то это была бы уютная площадь со смешным и трогательным памятником в его рост, а от нее расходились бы несколько узких улиц с разноцветными крышами, цветниками и непременными пивными, и отовсюду бы шел счастливый нетрезвый гул, и звон тарелок и вилок, и запах печеных уток с бельгийским вишневым, дух праздника, отменяющий бедность и холод, дух праздника, на котором русский человек будет хозяином у себя дома, и ему будет свободно и хорошо. (2020)

Меня не оставляет один странный образ. Я думаю о бесконечном количестве воюющих, да и просто страдающих русских людей сороковых годов прошлого века, людей, которые с таким трудом проживают - далеко-далеко, на большом уже расстоянии от нас - свою страшную жизнь, и вдруг останавливаются на минуту. Они словно бы устраивают перекур, замирают - в окопах, в грязи, в лесу, в брошенных избах, в госпиталях, в лагерях для военнопленных, на допросах, перед награждением, перед смертью, встретившись где-то в чужих городах, на выгоревших перекрестках и на разбомбленных площадях. И когда они делают эту свою остановку, они - незнакомые, совсем чужие, в форме и без, - быстро спрашивают друг друга: ну, как там твои? там, на том берегу? - Мой телефонами торгует. Скучает. Покупатели все тупые. - Мой квартиру купил. На Москву не хватило, только на Домодедово. - Моя замуж вышла и уехала. Занимается кулинарными фестивалями. - А у меня все Путина свергают. И все никак. - Мой тоже воюет. Освобождал Иловайск. - Оккупировал. Это мой освобождал, вышел из окружения. - А мой за деньги и в Африке. Там какой-то фельдмаршал у них наступает. - Переводит Питера Слотердайка. - Сидит. - Возит какую-то дрянь то в Самару, то в Астрахань. А потом неделю дома. - Забывает таблетки принять. Забывает, куда очки положила. А меня не забывает. - Вернулась с Бали. Вроде не курит. - Развелся. Переживает. - Ночует в яме в лесу. Не как мы, а нарочно, развлечение у них такое. - Фотографирует еду. Приготовит - и фотографирует. - Наряжается в гимнастерку с фуражкой и клеит на машину: "можем повторить". - Пишет, что праздновать 9 мая не надо, а надо помнить. Нас, в смысле, помнить. И все. - Празднуют. С моим портретом на палке. - И с моим тоже. - А моего у них нет. Портрета нет. И так они спрашивают друг друга, гражданские и солдаты, - а потом эта минута кончается, и они расходятся навсегда, и тут же, конечно, забывают о том, что спросили, ведь это всего лишь дурацкая картинка, которая не выходит у меня из головы. Расходятся - а потом все-таки сходятся. В нас. Потому что вся наша несчастная, прекрасная, грустная, нелепая, грандиозная, неподъемная родина - состоит из одного сплошного продолжения этих умерших людей, из продолжения этих солдат и гражданских. И если так получилось, что они там - на своем исчезнувшем берегу - не могли спросить друг друга про нас, не умели, не знали, не находили для этого слов, то тогда хотя бы с этой, земной стороны - можно же спросить у мертвых: зачем воевали? зачем страдали? Чтобы продолжение - было. И чтобы нам - оказавшимся здесь после них, вместо них, благодаря им, - в день их памяти было удивительно хорошо. (9 мая 2017)

Трагедия 2 мая - как памятная дата - крайне неудобна для нашего государства по двум причинам, одна из которых - практическая, тогда как вторая - идейная. Во-первых, политический и эмоциональный акцент на 2 мая неизбежно подразумевает, что Россия берет на себя обязательство освободить Одессу, возвратив ее в состав России, а преступников - поймать и наказать. Ведь государство обязано восстановить справедливый порядок, если произошло нечто ужасное, не так ли? Однако, безотносительно того, что думает начальство об этих двух целях - мы понимаем, что добиться того и другого будет очень сложно. А брать на себя такие трудные обязательства системе не очень хочется. Вдруг где-то на полпути явится дедушка Трамп и предложит выгодный мир? И второе, тоже существенное. Кто эти люди, погибшие в Одессе десять лет назад? Украинцы? Антифашисты? Просто случайные жертвы погрома? Так в мире, знаете ли, происходит самое разное зло, и Россия совсем не всегда - символический пострадавший. И кто же все-таки эти погибшие, и почему они имеют прямое отношение к нам, эти граждане Украины? Потому что они русские? То есть, выходит, русские в Российской Федерации - титульная нация, государствообразующий народ, и их смерть где-либо во внешнем мире - это зона безусловной ответственности государства, как у Израиля с евреями? Ох, крамольные речи! Вот так оно и выходит, что Одесса 2 мая - это вроде бы про всех нас, про Россию, а вроде бы и не совсем. Без пяти минут про Россию. И остается только надеяться, что когда-нибудь эти пять минут пройдут.

И еще один мрачный юбилей этих дней - пятилетие правления З, артиста больших и малых театров. Этого человека у нас принято карикатуризировать. Из него делают дурацкого уродца, в сущности, безобидного в своей нелепости, и странно становится, что России требуется немало времени, чтобы справиться с ним. Но если всерьез, то: комик, который стал всеобщим кумиром, который сыграл президента и стал президентом, который посадил своего некогда всесильного благодетеля, который обещал мир, мир и еще раз мир, который чуть позже вместо этого отказался от любых компромиссов и сильнее всех стал преследовать русских в двадцать первом веке, сам говоря на русском языке. Который вообразил себя новым Бонапартом и Черчиллем, который выкручивает руки западному миру, чтобы получить больше денег, больше оружия, который демографически уничтожает целые поколения европейского народа - отчасти на поле боя, но еще больше вынужденной миграцией, - потому что заявил своей целью непреклонную борьбу с нами до конца. Своего, хотелось бы верить. Нет уж, извините, это не смешно. Возможно, это самая головокружительная и самая чудовищная карьера новейшей истории. Кстати, в Кремле, если вспомнить обстоятельства пятилетней давности, что-то нехорошее почувствовали сразу. Потому что именно на майские праздники 2019 года - забытая уже радость - вышел исторический указ о раздаче паспортов на Донбассе. Отлично помню, как я встретил эту новость. Буквально слезами. И позже еще, когда иные близкие мне люди говорили о том, что З принесет мир, - я не верил. Я исходил из того, что вскоре продолжится и еще обострится все то, что уже происходило, пусть и понятия не имел, как именно это будет. И все-таки я думаю, что эта карьера кончится. Есть у России такая угрюмая, слоновья, как сейчас говорят, суперспособность - затаптывать блестящие карьеры борцов с ней, причем как внешних, так и внутренних. Нет, не всех, не всегда, но тут уж слишком далеко все зашло, и артист, подозреваю, однажды, наконец, доиграется. После чего в гетманском кресле снова окажутся банальные компромиссные жулики, и - по сравнению с нынешней пирамидой трупов по обе стороны Днепра - это будет великий триумф человечности и гуманизма.

Сегодня, провожая этот переменчивый апрель, я вспоминаю о войне. Нет, не о нынешней нашей СВО, но - о десятилетней уже войне, которая началась, конечно же, не 24 февраля, а в апреле четырнадцатого, в ответ на действия, которые чуть раньше, в исполнении киевских леших, вызывали сплошное мировое одобрение, но когда праздник непослушания подхватили ненужные русские, - на них поехали танки. Все это общеизвестно и многажды сказано. Но вот о чем надо упомянуть. Тогда, почти что в прошлой жизни, в те наивные месяцы, я вообще не понимал, что происходит, и что нас ждет в этой связи. Во мне плясала и пела какая-то ошалевшая радость из-за того, что на митинги в южных городах вдруг вышли совсем не те люди, которым положено было выходить, если судить по Москве 12-го и Киеву 14-го. Радость от того, что появилась свобода и появились права и требования - не у тех, кому их монопольно отдала современность. У людей старой школы и старого мира. Но я совсем не задумывался о том, что никто не отдаст им эту свободу выбора быстро и дешево. Что впереди их ждет большая кровь - и долгие годы терпения. Что впереди их ждет, если угодно, учебник истории. Читая который - лениво листая, - мы равнодушно усваиваем, что Россия десятилетиями воевала с ханствами, поляками, турками, прежде чем мир и спокойствие приходили на освобожденные земли. Вот так и сейчас. Началось второе десятилетие этой огромной драмы. Но сейчас уже, к счастью, невозможно сказать, что родина игнорирует эти события. Она воюет. Тяжело и упрямо. И дай нам Бог поскорее увидеть благополучный финал этой трудной истории, когда родина к нему придет.

Что главное в Дугине? Экзотизация России. Ярмарка экзотики - налетай-торопись. Все как в знаменитой книге знаменитого Эдварда Саида "Ориентализм", где речь идет о том, что западный человек для своего колониального удобства сконструировал себе образ таинственного востока. Вот так и тут: загадочный бородатый человек, чем-то похожий на Rasputin, рассказывает о russkaya idea, которая состоит в том, что ничегошеньки русскому народу не надо, ни технического прогресса, ни гражданских прав, ни тем более национального государства. Так уж он устроен, этот упрямый русский народ, что ему нужны только Сакральная Власть и Хороводы, которые надо водить против либеральной цивилизации, буржуазного индивидуализма и тому подобных глупостей. Политически искушенные европейцы или американцы могут только покрякивать от удовольствия, слушая Dugin. Ведь это именно то, чего они ждут от России, что им так удобно и выгодно здесь видеть: в самом примитивном варианте это называется vodka balalaika kazachok na zdorovie kamrad medved, ну а тут, слушая философа, а не застольные песни в русском ресторане, они получают интеллектуальный вариант того же самого, дикую экзотическую evrazia вместо неудобной для них просвещенной страны. На этом эхо-эффекте от западного успеха Дугин, собственно, и стал у нас мыслителем номер один. Хороводы - остроумная выдумка, но придется сказать что-то резонерское, скучное. Нет, русским нужен технический прогресс. И гражданские права русским нужны. И национальное государство, просвещение, индивидуализм, - все это нужно русским. И теплый сортир. И, конечно же, деньги. И, самое главное, отношение к себе - собственное и чужое -- как к взрослым людям, а не экзотическим существам из политического зоопарка. Sorry, kamrad medved, но Россия - не евразийская, да и вообще не "другая". Она - в самом хорошем смысле обычная. И она - не товар из магазина "Колониальные товары".

Друзья! Мне очень нужны связи-контакты-помощь в "Сбере". Если кто-то что-то там может - буду очень признателен. Почта [email protected] Спасибо!

Через пятнадцать минут буду в эфире, кому интересно - послушайте: https://rutube.ru/video/085b44f0912e28671fe7410f2257fb50/

Написал тут кое-что. https://telegra.ph/Rusakovskaya-i-Gastello-04-05