ашдщдщпштщаа

Наталия Мещанинова чудесная, спасибо Дмитрию Шелякову за фотопруф. Завтра уже на «Новую книгу» не поеду, а вы поезжайте обязательно, там хорошо.

Огромный диапазон режиссерских и актерских имен, интересных трактовок. Но ни одна из них так и не сумела органично свести на сцене двух главных героев — народ и царя. https://www.kommersant.ru/doc/6728236

Шестой уже релиз Пугачевой в этом году! Неплохо для 75 лет, вообще-то. К песне, конечно, есть вопросики — предыдущий сингл «Ложный стыд» (только сегодня из подписи на ютубе узнал, что музыку там писал Андрей Мисин, а стихи — Михаил Гуцериев!) мне зашел больше. Но сам факт. Дай бог здоровья, пусть всех переживет.

Как только ты предоставляешь возможность доступа к фактическому, а не фальшивому прошлому, у тебя немедленно улучшается будущее. https://www.kommersant.ru/doc/6713169 Семь лет назад Светлана Борисовна была членом международного жюри Канского видеофестиваля — с каким же количеством прекрасных людей я познакомился благодаря Канску, не перестаю удивляться и благодарить.

Фонд «Антон тут рядом» выпустил альбом «Для дедушки» — лоу-фай хип-хоп, инклюзивный фристайл и аутсайдер-рэп. Есть крутые треки, не всегда понимаешь, что у автора аутизм, но эксперименты фонда с импровизационной музыкой или с эмбиентом мне все-таки кажутся симпатичнее и интереснее.

При «соскальзывающей городской памяти» роль таких социальных институций, как музей, — гигантская, еще более значимая, чем где бы-то ни было. Музей оказывается якорем, фундаментом сообщества: вокруг все меняется, исчезает, а он стоит. Это важно, потому что собственная память у сообщества трудно закрепляется. https://makersofsiberia.com/lyudi/natalia-fedyanina-pro-norilsk.html Наталья Федянина крутейшая, рад был познакомиться с ней прошлой осенью и теперь стараюсь следить за всеми ее проектами.

— Я, когда была маленькая, ужасно боялась, что сбросят бомбу, — негромко сказала красавица из Кайен. — Мне лет десять было, я прямо спать перестала. Лежала в кровати и слушала самолеты. Мы на «Юго-Западной» жили, там же Внуково рядом, и какой-то воздушный коридор у них был прямо над нами, один за другим летали, часто-часто. И вот я лежала и про каждый самолет думала: это они, летят нас бомбить. Почему-то уверена была, что они именно ночью прилетят, чтобы их не заметили. — Она глотнула «Абсолюта» из тяжелой бутылки и поставила ее на асфальт. — Кто-нибудь помнит вообще, как тогда было страшно? Или это я была ненормальная? — Да ладно, чего сразу ненормальная, — сказал Патриот галантно и потянулся к водке. — Тогда самая жесть была как раз. У нас еще военрук был отбитый в школе, мы кросс в противогазах бегали. — Господи, да, точно. Противогазы, — сказала мама-Пежо. — Надо же, я забыла. И главное, глупость же полная, ну как он спасет при ядерном взрыве? — Лечь ногами к вспышке и накрыться руками, — хихикнул Кабриолет. Он был уже здорово пьян. — Ногами-то зачем? — нахмурилась юная нимфа, которая анекдот этот, разумеется, не знала, потому что в восьмидесятые еще даже не родилась. — На живот ногами к взрыву, — поправил Патриот. — Лошара. Кабриолет не обиделся. Кажется, он даже не расслышал. — А потом моя мама, — продолжала женщина-Кайен тем же мягким сказочным голосом, — пришла ко мне в комнату, села на кровать и сказала: не надо бояться. Мы в Москве, нас первыми разбомбят. Это всем остальным будет плохо, ядерная зима, радиация. А мы просто исчезнем, и всё. Даже не почувствуем ничего. Ее татуированная падчерица фыркнула и закатила глаза. — Господи, — повторила мама-Пежо и без очереди, пропустив нимфу и Кабриолета, вернула «Абсолют» красавице-Кайен. Та взяла литровую бутылку обеими руками, сделала еще глоток и содрогнулась: — Простите... Не могу ее совсем. Даже запах не выношу. Традиция какая-то дикая, чтобы на похоронах обязательно водка, и никто же не пьет, всегда остается. Не понимаю, зачем мы купили столько. — А я люблю, — сказала падчерица с вызовом. — Водку. — Да потому что нашу надо пить, русскую, а не говно это шведское, — начал Патриот, но поймал взгляд своей румяной жены и быстро добавил: — Пардон, конечно. Ну серьезно, не умеют они. — Какая... необычная женщина ваша мама, — осторожно сказала хозяйка Пежо. — Что? — спросила красавица-Кайен. — А, да... пожалуй. Но представляете, мне почему-то помогло, правда. Дети странно устроены. Оказалось, самое страшное было как раз не умереть, а остаться последним. Понимаете? Когда все уже умерли, а ты еще нет. Девица из Кайен снова фыркнула и отвернулась. Стало тихо. Слышно было, как шелестят лопасти вентилятора под потолком, жух, жух, жух, и гудят лампы. В Пежо легко вздохнул во сне мальчик. <…> — Да нормально там всё, — сказал Патриот. — Давайте не это. А то договоримся сейчас. Ну какая бомба, ё-моё. Да, Очки? Ляпнул, и ладно. — А чего нет-то? — с неожиданной яростью спросила его жена, и румянец ее растекся, пополз вниз на шею. — Ты откуда знаешь? Вот дождались, наконец, и сбросили, сволочи американские. — Чего дождались? Пока вы на дачу поедете? Перестаньте, ну вы же взрослый человек!.. — перебила Саша. — Вы еще скажите — украинцы, — вставила мама-Пежо ядовито. — А вот эти могли бы, кстати, — засмеялся Патриот. — Хорошо, у них бомбы нету, а то б они нас прямо вместе с собой подзорвали. Гори, сарай, гори и хата, — сказал он лихо, — только бы у сусіда корова здохла! Мама-Пежо с облегчением вспыхнула, подалась вперед и заговорила горячо и быстро, и сразу в унисон, на той же высокой ноте затараторила патриотова жена, и даже Саша, вдруг понял Митя, даже она завелась. Задышала, задрала подбородок. Потому что так было легче. Это все равно было лучше, чем тупо допивать теплый «Абсолют» и ждать, когда закончится воздух. <…> — Мозги вам промывают в интернете! А чей он, вы не думали? А вы подумайте! — говорила как раз жена-Патриот. Голос у нее был живой и почти счастливый.

Воскресным вечером в тоннеле на северо-западе Москвы внезапно с обеих сторон закрылись бетонные гермодвери, и без малого пятьсот человек оказались в смертельной ловушке. Связи с внешним миром нет (тоннель проходит под рекой), возможно, больше нет и внешнего мира (из-за чего-то ведь сработал этот чёртов алгоритм консервации стратегического объекта?), воды и пищи надолго не хватит, но самое главное — скоро кончится воздух. У триллера Яны Вагнер «Тоннель» идеальные завязка и сеттинг, ну и примерно очевидно, чего ждать от персонажей и сюжета. Неизбежны разделение на группы, конфликты и провокации, попытки взять всё под контроль и попытки сохранить человеческий облик. Смерти тоже неизбежны. При всей допустимой предсказуемости роман все равно тебя захватывает и не отпускает — это крепкая жанровая книга о том, как поведут себя в экстремальных обстоятельствах не готовые к ним люди. Как повели бы себя в такой ситуации мы? А Яна Вагнер, кстати, приезжает в Новосибирск и будет выступать на «Новой книге» — послезавтра.

Подписался на телеграм-канал министра природных ресурсов и экологии Новосибирской области Евгения Анатольевича Шестернина — лучший из невозможных. https://t.me/monprirodi/5934

«Пиши, сокращай» — самая популярная в России книга о редактировании нехудожественных текстов. Описанный в ней информационный стиль для многих стал образцом подражания и даже предметом культа, а авторов пособия, Максима Ильяхова и Людмилу Сарычеву, считают создателями нормы «русского инфостиля». Подход авторов почти не подвергался критике, и хотя отзывы регулярно публикуют в личных блогах, полноценных рецензий на монографию нет. Редактор Александр Григорьев посвятил философии инфостиля целую книгу, где разбирает, из-за чего методы Ильяхова и Сарычевой на самом деле усложняют и портят текст. Публикуем редакторские эссе о том, почему советы «азбуки инфостиля» не всегда улучшают текст и могут противоречить логике русского языка. 🔗 https://discours.io/articles/social/write-rewrite