Восток Христианский

Русский паломник иеромонах Мелетий о быте и нравах вифлеемцев (1794 г.) «Вифлеем… Жительствуют в нем Аравитяне, коих число семей полагают до четырех сот. Православных щитается со сто шесдесят, Католиков сто семдесят или сто восемдесят, Магометанцов пятдесят, Армянской веры пять семей. Домы все каменные с плоскими крышками, улицы непорядочны и неуборны, окрестность и поныне многими масличными, смоковными и другими осеняется древами. Пространная долина, на немалое разстояние от города простирающаяся… имеет добрую к возделыванию землю, и для паствы скота. Почему от близости жилья вспахивается она ослами, для сеяния хлеба, далее же пасутся стада. Дух жителей Вифлеемских от прочих Аравитян отменно есть Иройский, но одинаково склонен с ними к грабежам. И хотя они по вере… друг от друга различествуют, но узами единоплеменной природы и общих выгод крепко вместе связаны. Начальства Турецкого к себе в город не пущают, и партиями присовокупясь ко многому числу петрских [прим. авт. – Петрские Арапы суть жители города Петры (совр. Керак в Иордании. – ВХ), находящагося в каменистой Аравии, близ Палестины, на востокополуденной стороне, за Содомским морем. Одна их часть Христианской Греческой веры, другая Магометанской держится. Но как те, так и другие, никаких правил в законах своих не соблюдают. Развратности здешних Христиан причиною варварския господствующия обстоятельства, и великая трудность в содержании священства. Архиерею, хотящему их посетить, нужно приготовить много злата. Турецкая власть в Петре точию мысленная, но впрочем ни стопа их показаться там не смеет.] и других Арапов выходят на дорогу, ведущую из Египта в Мекку и Индию для разбоев. В нашу бытность тогда в Вифлееме продавали Арапы моим спутникам Сербам разныя бумажныя ткани, которыя достали они, разбив с прочими прошлаго лета идущий из Мекки в Мисир (Египет. – ВХ) купеческий и поклонников караван, состоящий из четырех тысяч человек, из коих противившихся многих убили, живых же всех оставили в одних токмо рубищах… Но прежде пяти лет, слышал я от преосвященного [митрополита Петрского] Мисаила, Арапы напали на шедший из Индии в Мисир караван, который состоял из восми сот верблюдов, всех людей перебили; верблюдов же с навьюченным разным товаром привели в свои жилища, и продавали вещи за самыя малыя деньги». Путешествие во Иерусалим Саровския общежительныя пустыни иеромонаха Мелетия в 1793 и 1794 году. М., 1798. С. 133–135. Илл. – "Вифлеем", акварель Дэвида Робертса, 1839 г.

В 2009 г., под влиянием чтения «Древних иноческих уставов», я попыталась реставрировать одежду иноков монастыря прп. Пахомия. В книге их одеяния описаны довольно подробно. Имея моделью юношу подходящей национальности, мы устроили фотосессию на фоне скальных пород предгорий Кавказа. К сожалению, не удалось встретить описаний женской одежды. Одно было ясно: длинное платье до пят являлось принадлежностью богатых людей, которые могли позволить себе такие траты. Все детали костюма постаралась строго соблюсти. Ткань льняная. Спасенова Марина

Дорогие друзья, тут коллеги приглашают посмотреть и оценить фильм о коптском пении. Уже совсем скоро — 6 июня. ⏰ 18:00 📍 Лихов пер. 6 с1 (Владимирский зал, ауд. 101) 📌 Регистрация Режиссер Филипп Орлянский. «Священные мелодии коптов» По ссылке регистрация, и она обязательна.

Вот много в мире удивительного, но переход величайшего из великих Себастиана Брока (!!!) в Сирийскую Церковь (!!!) две недели назад - это самое удивительное. Анна Рогожина Прим. ВХ: Себастьян Пол Брок (р. 1938), британский сириолог, один из ведущих в мире специалистов в сфере арамейских исследований. В мае 2024 г. перешел в Сиро-Яковитскую Церковь.

Дамаск Христианский. Часть 2 (часть 1 см. здесь) Илл. 1–2 — православная церковь св. Иоанна Дамаскина (Йуханны ад-Димашки) на улице, носящей его же имя; илл. 3–4 — улочки старого Дамаска, христианский квартал Баб Тума; илл. 5 — мелькитский католический институт св. Павла, 1914 г.; илл. 6 — сиро-яковитский собор св. Георгия (Мар Журжис), 1951 г.; илл. 7 — бюст яковитского патриарха Мар Игнатиуса аль-Якуби III (1912–1980). Фото К. Панченко, 2010 г.

А.Е. Крымский. «Письма из Ливана». Предыдущую публикацию по этой теме см. здесь В ходе своей стажировки в Ливане 1896–1898 гг. А.Е. Крымский спасался от удушающей летней жары Бейрута в селении Шувейр, среди патриархальных деревень и монастырей горного Ливана. Агафангел Ефимович, типичный либеральный интеллигент XIX в. с сильными антиклерикальными настроениями, не всегда комфортно чувствовал себя в консервативном архаичном обществе арабов-христиан. Так он описывает свое посещение православного Шувейрского монастыря св. Илии в праздник этого святого, сопровождавшийся массовыми народными гуляниями. «Я вошел в самый монастырь. Меня встретили очень хорошо, ухаживали за мною, но когда я вместо вечерни хотел было любоваться с плоской крыши толпою, не дали: взяли меня за руки, привели в церковь и поставили впереди всех людей на почетном месте. Вечерня шла, по-моему, на новогреческом языке, во всяком случае, с произношением новогреческого, так что я понимал лишь некоторые слова, и потому скука для меня была невозможная, тем более что греческое пение в нос, с пригнуской, действует усыпляющим образом. Однако так как вся публика смотрела на меня, пришлось учащенно креститься. Здесь, на Востоке, каждый видит из русских только пилигримов, составилось убеждение, что нет на свете более набожного народа, чем «москобы»: они – «абрар» (праведники). Полагаю, что я своими изобильными крестами поддержал эту славу. Кстати заметил, что большинство икон монастыря пожертвованы из России, на них и надписи славянские. В конце вечерни, как водится, освятили хлебы. Но это были не просфорки, как у нас, а огромные хлебы, величиною с сито каждый. Они были потом разрезаны и розданы всем в церкви. Я для отличия получил четырехугольный кусок (величиной с книжку in 8˚) как раз из середины с буквами ICXCNIKA и тут же в церкви услышал объяснения одного из присутствующих (он учитель в школе): «Понятно, он ведь важный человек – ху кбир». После вечерни настоятель о. Матфей и монахи повели меня в приемную, угостили вареньем и в заключение, когда я стал прощаться, сунули в руки моему спутнику (брату хозяйки, который вел меня) целый платок яблок, чтоб он их понес за мною. Я не мог отказаться, пришлось взять. Словом, люди очень радушные». А.Е. Крымский. Письма из Ливана. М., 1975. С. 181–182.

Полный текст статьи К.А. Панченко «Османский путь имперостроительства: некоторые размышления» / Исторический вестник. 2019. Т. 29. С. 18–36 можно найти здесь:

Османский путь имперостроительства: некоторые размышления В длинном ряду имперских проектов Османская империя по критериям жизнестойкости и успешности занимает одно из лидирующих мест, уступая, пожалуй, только древнему Риму и Второму Риму/Византии и даже несколько опережая по продолжительности жизни Третий Рим, который стал формироваться как универсальное государство с мессианской идеологией лишь с середины XV в. С какого времени можно отсчитывать имперскую историю османов? Наверное, с того момента на рубеже XIII–XIV вв., когда тюркская орда номадов, занимавшая северо-западный край Анатолийского плато, пробилась через горные долины и растеклась по «Вифинской ривьере», вступая во взаимодействие с византийской городской культурой и вовлекая в свой разбег некоторые группы воинственных христиан горной Вифинии. Отсюда и до Мудросского перемирия 30 октября 1918 г., положившего конец существованию Османского государства, прошло свыше 600 лет. Это в несколько раз больше срока жизни большинства других имперских проектов Евразии. При том, что во многих регионах существовали мощные традиции державной преемственности, и государства имперского типа, например, на Иранском нагорье и в Месопотамии, регулярно сменяли друг друга – но в плане стабильности и жизнестойкости они не идут ни в какое сравнение с османами. Дело тут в порочной политической архитектуре большинства империй Передней Азии, начиная с Арабского халифата и, особенно наглядно, с «тюркской волны», накрывшей регион в XI в. Эти империи создавались пассионарными номадами, у которых генетически и культурно были заданы сильные наклонности к агрессии и индивидуализму. Такой этнический стереотип поведения плохо совместим с уважением к законам и иерархии, на которых держится любая государственность. Для экстенсивного скотоводческого хозяйства, кроме того, характерен низкий прибавочный продукт, не позволяющий власти создать эффективный аппарат принуждения. Отсюда проистекает эфемерность всех степных империй, державшихся лишь на военной харизме предводителя и рассыпавшихся при первых неудачах. Завоевывая области городской и земледельческой культуры, номады овладевали куда большей ресурсной базой, но сталкивались с проблемой управления непривычным хозяйственно-административным механизмом. Они неизбежно обращались к услугам потомственной городской бюрократии из покоренного населения, самым ярким примером которой выступает Низам аль-Мульк (1018/20–1092), везир Сельджукидов и отец ближневосточной политологии. Этот дуализм красной нитью проходит через историю почти всех тюркских империй Передней Азии, от Карахинидов до Каджаров: военная аристократия, «люди меча» из тюркской племенной среды, частью приверженцы весьма неортодоксальных религиозных течений, и бюрократия, «люди пера», носители иранской городской культуры и нормативного ислама. Сама логика общественного развития выдвигала вперед группировку автохтонной бюрократии и религиозной знати, которой зачастую удавалось подмять под себя государство и трансформировать его в традиционную деспотию аббасидского образца, где не оставалось места кочевой вольнице. Это вело к столкновению государственной власти и номадов, которое один исследователь удачно сравнил с вековечным библейским конфликтом Каина и Авеля (где первоубийца Каин выступает, напомню, носителем земледельческой культуры, а Авель – пастушеской). (…) Почему же османам удалось вырваться из порочного круга противостояния потомков Каина и Авеля? Почему этот народ оказался сильнее своих исторических конкурентов – империи Ак-Коюнлу, Сефевидов, египетских мамлюков? (…)