Песня цветных осколков

.. Мне 29. Кремль начинает войну. Мой суд идет к завершению, я готовлюсь к сизо наблюдаю как рушатся остатки привычного мира.  … Сегодня в список террористов вносят движение лгбт. Я иду готовить, а когда открываю телефон вижу новости про расстрел невооруженных людей в москве.  … Этот текст нелогичен и эмоционален. На трезвую голову будет очень легко разложить, и сказать, что я в тревоге соединяю несвязанные факту. На трезвую голову будет легко сказать что тут слишком много “я”.  Но сегодня открыв новости я ощутила именно это. Распаковку ужасов, шаг за шагом, эпизод за эпизодом. Вплетение ужасов в свою жизнь, и вот этот вопрос, а было ли спокойное время?  Террор - это власть страха. За только свою жизнь я вижу самые разные оттенки этой власти. От страха перед бандитами, которых государство не может победить, до страха перед государством, которое само стало бандитом. Если выстроить в цепочку страх, пережитый моими родственниками, страх депортаций, расстрелов, ссылок и голода, становится еще более страшно.  Все это - про государство. Государство, которое решает провести войну. Государство, которое делит власть с бандитами. Государство которое взращивает террористические организации. Государство которое создает из людей террористов, доводя их до ручки. Государство которое устраивает театр безопасности и привыкает охотиться на мирных активистов. Государство с его провокациями и нападениями на своих же граждан. Государство, которое убивает ,пытает и исчезает своих граждан. Государство, которое использует страх в своей политике больше, чем что бы то ни было.  Многие правительства используют акты террора в своих целях. Но в России, мы знаем не только используют, но культивируют, создают, делают сами, выкручивают и . Когда страшнее ужаса от случившегося следующая мысль - а как используют это? Как усилят войну, кого из невиновных накажут…. Сами или не сами… Неужели могли и такое…  Я устала жить в страхе. Я устала от жизни в которой спокойное время это вкрапления. Я хочу жить в мире, где у страха нет власти. Я хочу жить в мире где в политике нет места страху. Я хочу жить в мире, где бандитам нет место во власти. И да, в мире, где невинные люди не гибнут от случайной пули или от коктейля молотова. 

Террор. Мне 7. Я с папой в машине на бандитской стрелке. Он взял меня с собой, чтобы его не убили на месте. У бандитов были такие правила. На него пытаются повесить поджог кафе - самый страшный шрам на теле современного комсомольска. В переделе власти и собственности бандиты, администрации и полиции поджигают кафе в котором подростки празднуют день рождения. Погибает 8. Ребят с ожогами много, слишком много для маленького города. …. Мне 8. По стране боятся взрывов, боятся даже у нас, на другом конце страны. Мы на танцах готовимся к параду в честь дня города, а нам рассказывают, как вести себя при теракте. Мы тренируем движения для марша, а я смотрю на лицо девочки, которая мне нравится и представляю как она взрывается. Представляю людей которые бегут, став толпой, так нам рассказывали, люди в страхе страшнее, чем сам взрыв. … Мне 9. В переделе власти между бандитами, администрацией и фсб убивают моего папу. Я учусь в лицее, где в основном все семьи полные. Папы теперь нет у меня, одной из 3-4 детей на класс. Вместе с моим папой исчезает папа другой девочки, он военный и уезжает на войну. Я тогда много думаю о том, что страшнее, знать что папы нет, или каждый день не понимать где он, что с ним и вернется ли он. Наверное тогда слово “война” становится для меня чем то более реальным чем исторические сводки.  Мне 10.  Полгода как убили моего папу. Только случился беслан. Мама забирает меня с первосентябрьский линейки и рассказывает что где-то там захватили детей. Мы сами живем каждый день в страхе, что нас могут убить бандиты из папиной крыши, в страхе что меня похитят, потому что идут угрозы этим. Мой личный страх вплетается в страх о том, что первое сентября может стать таким. Что где-то там дети не вернутся домой. … Мне 17. Я только-только прилетела в москву на учебу. Мой мир переполнен новыми впечатлениями и яркими красками. Я иду домой с какой-то тренировки и вижу, как навстречу мне бежит женщина, говоря по телефону. Я успеваю уловить “сколько жертв, куда ехать, чтобы сдать кровь”. Я возвращаюсь домой и узнаю, что в домодедово был взрыв. В том домодедово, в который я прилетела меньше недели назад.  … Мне 18. Я наблюдаю за протестами на болотной. Я испытываю смешанные чувства,много думаю о том что такое политика. Мои знакомые поют “перемен” и ходят с белыми ленточками.  ... Мне 20. У меня нет телевизора и я не читаю новости. Из разговоров старших знакомых я узнаю об аннексии крыма.Об убийстве немцова. Впервые слышу термин “гейропа” и от чувства что происходит что-то неприятное, что-то ненормальное мне хочется еще больше закрыться в своем мире.  … Мне 23. Впервые я вижу политическую активность в комсомольске, ребят из штаба Навального с шариками в руках. Я никогда не была в их штабе, не смотрела ролики Навального и испытываю много скепсиса к текущим стратегиям фбк. Но после убийства Навального я с удивлением пойму, что мне придется признать, что его президетская кампания доехавшая до наших дебрей стала для меня спусковым крючком для входа в политику.  … Мне 25. Меня начинает преследовать государство. Я много общаюсь с жертвами преследований и гомофобии, впервые сталкиваюсь с нарушениями в правозащите. Изучаю историю гулага. Читаю про тюрьмы. Впервые всерьез задумываюсь о том в какой стране я живу. … Мне 26. В Комсомольске в очередных бандитских разборках поджигают детский лагерь. Лагерь в горах, связи мало, информации мало. В лагере мой ученик, и мы все утро не понимает что с ним. Погибают четверо детей.  .. Мне 26. На меня заводят дело. Я живу в мире постоянного страха. Я живу в мире политических дел, обвинение невиновных в терроризме, в мире пыток, убийств и тюрем. …. Мне 28. Я начинаю планировать теракт против фсб. Я изучаю бомбы, думаю о тактике и стратегии. Думаю, как максимизировать эффект от своей жертвы. Впервые задумываюсь, что возможно далеко не все дела, которые заводят органы не имеют под собой оснований.

Не боюсь - это пустые слова, если перед вами нет реальной угрозы. Я вот не боюсь львов. И тигров. Вот такая я смелая. А то, что живу я в районе балтийского моря где ни тех ни тех не водится, это так, детали. Я еще и анаконд не боюсь, представляете…. Смешно же звучит. Так почему “я не боюсь” от непуганных идиотов покупают и продают за чистую монету. Я не могу забыть как я шла на приговор, а мне приходили журналисты со словами, ну, вот девушка тут в москве посидела в спецприемнике и не боится тюрьмы, а вы почему боитесь. Да так, ссыкло вот я такое, между московским спецприемником и колонией на адльнем востоке с преступлением особой тяжести ведь нет отличий.  Пустозвонные “я не боюсь”на руку режиму. На руку режиму забвение. В чем разница между теми, кто отрицает ужасы режима, потому что он вне политики и тем, кто отрицает ужасы потому что “не боится?.  Чем сильнее ваши репрессии тем яростнее наши мемы это кек для интернета, но плохой жизненный подход. Для меня куда-то сюда же отстаивание столь многими право смеяться над уголовками. Как аргумент любят приводить целебную силу юмора висельника, вот только смеются люди в основном над чужими бедами, а когда приходят за ними, то почему то всем сразу не очень смешно.  Не бояться того, чего не знаешь - это не крутость. Это как когда ребенок не боиться уличную собаку, не понимая что животное может укусить. Это не доблесть. Это незнание. И когда это делает ребенок это понятно. А когда взрослые нет.  Не бояться - это не про выкрикивание лозунгов из толпы. Не стояние под песни. Не вечеринки и не шутки. Не бояться - это нести все риски на себе. Лично на себе. Не бояться это видеть врага и продолжать делать то, что делаешь. Не бояться - это когда человек находится один на один с системой и не ломается. Не бояться это знать последствия сопротивления и продолжать сопротивляться. Не бояться это вообще не всегда доблесть. Иногда боятся куда правильнее. Страх нам вообще не просто так дан природой, так то.  Меня пугает то, что в полит и активистской среде страх отрицается. Страшное отрицается. Что-то в этом есть странное, когда у нас не любят кремлевскую власть за ее отрицание реальности и жизнь в парадигме сильный слабого есть, а сами же играют в ту же игру. Палачи хотят забвения для своих преступлений. Стирать жертв репрессий в угоду идее не потворствовать страху - становиться пособниками полачей. Молчать о страхе - это не смелость. Молчать о страхе - та же трусость. Сколько сказано о банальности зла, о том, что молчаливое большинство страшнее проактивного меньшинства….и что, мы теперь все это обнулим, потому что жителям европейских столиц тревожненько? И вот эта логика у многих лидеров мнений, что люди могут быть активными только вне страха. И что только не идет в эту топку, от сфабрикованных акций и отчетов, до выкручивания фактов. Дескать, если наши же соратники узнают реальное положение дел, то разбегуться в момент. Я не знаю кем надо быть, чтобы всерьез говорить что очереди свергнут режим, а цветы на могиле окупят гибель политзэка.  Я знаю контраргументы. Страх парализует, страх деморализует, страх медленно отравляет. Да, все так. Страх и чувство беспомощности это одно из самых губительных для человека состояний. Но, повторюсь, отрицать ужасы - это не про смелость. Если общество живущее в условиях репрессий и войны не может признать реальность, я не вижу сценария в котором это приводит к чему то хорошему.  Ужасы есть. Есть голод и болезни и тюрьмы и войны и насилие и несправедливость. Это страшно. Но только признав этот страх мы можем начать по настоящему бороться против тех, кто создает эти ужасы.  Несомненно тема страха сложная. Мы живем в непростое время в непростой стране, или в непростой эмиграции. Политика страха и страх политики возможно будут основными мотивами публичных дискуссий на много лет. И у меня в канале пост про страх не первый и не последний. 

А напоследок вот такая мысль. Бывает, что недалекие люди повторяют “я очень умный” а мелочные и обидчивые любят говорить “я очень добрый”. Что если люди, которым так важно педалировать это надрывное  “я не боюсь” на самом деле преисполнены огромного страха. И иронично, если пытаясь запретить бояться всем вокруг они на деле пытаются побороть страх внутри самих себя. Получается не “я не боюсь” а “я боюсь, а вам запрещаю”.  Я никому не желаю проживать большой смертный ужас, что бы понять а как оно там. Но очень хотелось бы чтобы в угоду политкоректному “не боюсь” не забывали тех, кто побывал по ту сторону смертного ужаса.  

“Я боюсь а вы не бойтесь” Признаюсь. Посматриваю иногда политический ютьюб. Да, в мире есть занятия лучше, продуктивнее и полезнее. Сижу стало быть, и слушаю, как политолог всея руси в эфире очередного стрима у друзей друзей говорит буквально следующее - да, конечно, политзеков нам надо поддерживать оглаской, но когда мы рассказываем про репрессии, мы играем на руку гос.пропаганде, потому что политпреследывания это страшно, а государство хочет заставлять бояться, а значит…. зловещая пауза.  Выключаю эфир и сижу в чувстве съезжания во флешбек. Я же не одна это слышу? Эту логика. Боятся страшно по этому давайте не боятся. Политзеки это страшно поэтому давайте не будем о них. А то режиму выгодно.  Почему мне важно из раза в раз отстаивать свое право на страх. Рассказывать о своем опыте, писать что в тюрьмах умирают не только селебрити и писать “я боюсь”? Потому что я видела ужас. Неописуемый ужас. Видела смерти в шаге от себя, видела, как легко сломать человеку жизнь, видела пытки, самоубийства. Должна была сесть в колонию, фактически попав в ситуацию трудового рабства. Смотрела на нарушения этики, и закона от своих же, на предательства и подставы.  И всю дорогу я видела, как люди не хотят видеть страшное.  Я видела человека за человеком, которые уходили один за другим, по мере того как мое дело становилось все страшней. Чем серьезнее становилось преследование, чем менее успешной была кампания поддержки чем больше все затягивалось и чем  менее благодарной становилась я, тем меньше оставалось людей рядом. Почему? Да потому что страшно. Страшно, когда судят не за что. Страшно, когда пытают. Страшно когда пишут доносы. Страшно, когд анет адвоката и денег на него. Страшно видеть .как все усилия по поддержке уходят в песок. Страшно видеть, как меняется человек под уголовкой. Если бы  видела это только в своем деле, но вижу это из раза в раз. Большие сроки отпугивают. Тяжелые статьи отпугивают. Болезни отпугивают.  И всю дорогу я бьюсь с людьми, которые пытаются сказать “хей, но не все же так плохо”. Не страшно, не грустно, не травматично, тюрьма это ретрит и вообще от вас же отстанут, вот вот.  По сей день, когда я пишу о чем-то плохом, после каждого поста, ко мне чаще всего приходит какой-нибудь человек, чаще всего мужчина, и начинает объяснять, что я не права, угрозы мои на самом деле мне не угрожали, вела я себя не так ,и он, конечно, хочет помочь, вот только я сама виновата. А я сижу и думаю, чувак, ты же сам пришел…. В моем мире режим пытает и убивает, похищает и доводит до суицида, ломает жизни и грабит, загоняет в рабство и лезет в постель и делает все это законно и обоснованно.  И тут лидер мнений, президент прекрасной россии в мечтах многих либералов,  публично говорит а теперь давайте просто не говорить про ужасы репрессий, потому что это играет на руку режиму. А я сразу провожу эту мысль далее и думаю, что так еще через пару лет про зк будет говорить не можно и не прилично, потому что они про страх, а страх грязненький.  Я последние несколько дней смотрела на преисполненных собственного достоинства стоятелей в очередях и слушала их гордое “мы не боимся”. И только сегодня поняла, насколько меня это злит. Стоят люди, которые могут пойти голосовать, а значит им в россии ничего не грозило, которые при этом, считают себя одновременно и жертвами и борцами, и одновременно преисполняются собственной гордости за то ,что постояли в очереди под концерт и кофе с чатиками. И ладно бы просто приняли участие в акции и пошли. Но этот пафос, это претерпевание…. Когда я вижу среди этих особо смелых людей, которые в россии боялся каждого чиха, держался подальше от всего “острого” и отказывались помогать мне потому что “дело политическое и стыдное”, мне хочется кричать. А что ж вы дома не были такими смелыми!? Что мешало. Что мешает вернуться сейчас, если вы можете свободно прийти в посольство, зная что на самом деле вам ничего не грозит? 

Недавно к близкому мне человеку пришли мошенники и развели человека на деньги. Как? Сославшись на фейковое инагенство, не мое. Но человек знал о моем деле, особенно переживал о моем инагентсве, и манипуляция попала на плодотворную почву. И ужасно там все, и виктимблейминг с которым сталкиваются жертвы мошенников, и отношение полиции и эйджизм. Но все это время я не устаю радоваться что обошлось только деньгами.  Люди, устроившие диверсию из-за обмана мошенников как я вижу находятся в серой зоне внимания общества. Особенно странно к ним относятся либералы. Жертвы мошенников не идейные, а значит не герои, они чаще всего не молоды, а значит попадают в ненавистную многими либералами несуществующую страту 55+. И похоже, что так как либералы не могут говорить плохо про украину, то они не могут занять однозначную позицию относительно того, что мошенники из другой страны это зло. А еще эти люди не мученик, их реальное действие чаще всего запечатлено на видео, а значит, что они не невинно оболганные зловещими органами. А еще кажется что иногда примешивается чуть ли не злорадство. Что, дескать так вам и надо, ватники. А еще виктимблейминг, куда без него. Сегодня я с ужасом наблюдаю за диверсиями на выборах и с еще большим ужасом за реакциями некоторых либеральных сми. От игнора до попыток сказать, что все это граждане недовольные политикой властей. И ,что особенно мерзко, упускания того факта, что на людей в моменте заводят дела. Так почитаешь свободную прессу, и покажется, что по стране прокатился карнавал с поджогами, после которых люди вышли сухими из воды. А это не так.  Особенно ярко такое вольное освещение вопроса видно контрасте с раздутым делом художников в котором акционисты, активисты, галеристы и кураторы в один голос говорят, что они не художники но это не волнует сми, создавшими новый ярлык и побежавшими кричать про сталинский 38ой. Там да, освещали больше истории медийных персон, насколько я поняла были обыски о которых никто даже не писал. Но эта волна обысков обсуждалась повсеместно, день в день, со статистикой, картинками и карточками.  А тут, безымянные “женщины” и “пенсионерки”. Ни имен, ни статистики, ни сочувствия. А эти люди ведь дважды жертвы, жертвы мошенников, и жертвы российского репрессивного аппарата.  Мне в этом сюжете видится то, как сильно либеральная мысль не тянет сложносоставные конструкции. Когда не черно бело, а всяко Боюсь, что к этой условной группе людей внимания общественности не будет. Либералы все никак не поймут как про это все думать. Патриотической общественности такое не интересно. А пенсионеры-пенсионерки не те люди, кто имеет большие социальные связи, доход и здоровье. Сроки там при желании можно выкрутить огромные. Это трагедия чистой воды. Трагедия подкрепленная людоедством со всех сторон.  Мне кажется, что те ,кто претендует на роль политиков в будущей россии не может позволить себе так в лоб игнорировать такую массовую и такую страшную беду жителей страны. И не может позволить себе пренебрежение к обычным гражданам, которых в стране большинство.  Это редкий для меня текст без вывода. Я вижу беду, и вижу, что она на сегодняшний день не имеет решения. Вижу серую зону, вижу пренебрежение и халатность. Грустно и страшно. Наверное тут можно только повторять вечно актуальное. Берегите близких. 

ПыСы. Пока писала и перечитывала сходили в новости, а там эмигрантское сми литвы постит обзор на кафешку с вафельными трубочками в дорогом районе города. По моему их оторванность от мира работает на меня. Такое нарочно не придумать.  Я подумала, что тексту не хватает конкретных решений.  Чтобы на мой взгляд могло смягчать точки напряжения, на вскидку: Диаспора которая занималась бы не сладкими трубочками, а репрезентацией и интеграцией россиян. Когда у вас диаспора с человеческим лицом ее сложнее называть “врагами”.  Большая репрезентация жертв преследований и пыток. Пресловутая видимость политзеков после отсидки, о которой я пишу, и не только. Не все эмигрируют из точки сытости и благополучия, и системы очень и очень сильно не приспособлены для уязвимых людей. В системе должно быть место для того, кому сложно и страшно. Потому что ему так не на пустом месте. Это, если что, проблема не только Литвы.  Должен быть диалог с европейскими политиками-чиновниками, кто-то из диаспоры должен лоббировать интересы россиян в изгнании. Не через запятую, не с оговорками, не с приписками. Должен. Я не знаю что готовы слышать европейцы, меня на представительские конференции не зовут. У меня был опыт, когда я объясняла европейским правозащитникам и журналистам какие-то вещи, поэтому мне кажется, что при желании объяснить можно всегда.  Нужны протоколы безопасности для россиян вне россии. Потому что их нет, никаких. А угрозы растут. И продолжат. Я имею в виду, скорее всего что-то типа представительного органа, или горизонтальной структуры, которым, например можно принести угрозы. Потому что не все из этого ответственность другой страны.  Мы не можем влиять на чужую страну. Я не могу запретить всем политикам мира врать, воровать и фальсифицировать выборы. Но можем выстраивать свои системы, соблюдая баланс между ассимиляцией и репрезентативностью. И отстаивать интересы себя и своих сограждан. 

Про опасность и безопасность.  Вчера я засыпала прочитав новость про нападение на российского политика в Вильнюсе. Пока не открыла новости утром, не понимала насколько мне было важно услышать, что скажут местные чиновники. Услышав, я поняла насколько мне важно высказать то, что болит.  У нас дома дни когда я пишу посты со словами начинающимися на Лит и заканчивающимися на Ва проходят в напряжении.  Так было в России, когда я писала про город, писала про лгбт и шла в политику, а мама скрепя сердце стояла рядом, но из раза в раз напоминала что это опасно. Мы шутим про депортацию, и новые угрозы. Мы оглядываемся, когда ходим по улицам. Мы повторяем друг другу, что если нас депортируют из-за слов, значит лучше понять про это быстро, нежели успеть окончательно пустить тут корни.  Нам никто прямо не запрещает ничего говорить или писать. Оно где-то в воздухе. Между политикой страны, чувством небезопасности вынужденного мигранта и тишиной в русскоговорящей среде. Между угрозами и собственными страхами. В понимании что в россии ждет тюрьма, дома нет и возвращаться некуда. А тут вам не рады… Перехлестывающее через край чувство угрозы, опасности, небезопасности.  Я никогда не жила безопасно. Жила в бандитском городе. где за неверный взгляд или слово ты мог огрести, где ты огребал за одежду и внешность. Где человека могли убить, а потом прийти за его семьей. Где людей по сей день вывозят в лес и поджигают в собственных машинах. Где в разборках из раза в раз убивают детей. Очень долго мы говорили себе, что хотя бы у нас есть дом, куда никто не имеет права зайти. Всю жизнь мне снятся сны, как за мной гонятся, а я не успеваю закрыть дверь в квартиру и дальше происходит страшное.  Последние годы я жила под постоянным преследованием от фсб. И вот эти их методы….Мой паспорт задерживается так, что мне не ставят визу и мы месяц гадаем - удержали паспорт или нет. И нет ответа. За нами следят, но вроде и не следят. Нас слушают, но вроде и нет. К детям ходят в школы и по домам. Кто-то сливает данные о моих перемещениях, но кто - непонятно. Они похищают мою кошку….  Уже после обыска к нам регулярно наведываются домой. Видно, что пока нас не было кто-то приходил - тут след, тут что-то лежит не на месте. Я ищу камеры и жучки, потом устаю от этого и просто продолжаю жить как было. ом перестает быть безопасным местом.  В отеле где селятся защитники мы предполагаем прослушку. Стараемся ничего не обсуждать вслух. Они нападают на оператора-украинца и чем-то таким ему угрожают, что он не может рассказать. Страх. Ты постепенно понимаешь, что у них нет границ. Что у них те методы, о которых можно услышать в анекдотах про кгб. Только это не анекдоты, и это не смешно.  Мне кажется, что я схожу с ума. Как в фильме газовый свет, кто-то выключает лампы.  Слежка. Снова взлом двери. Слив инфы о которой никто не мог знать. Постоянные провокаторы и засланцы, которых учишься вычислять с двух фраз.  Угрозы. Нападения. Звонки моей маме по ночам. Зачем? А потом перестаешь спрашивать.  И так много лет.  На днях у меня было несколько острых триггеров в попытке получить свои документы. Меня просят написать объяснительную, а последняя объяснительная которую я писала делалась в кабинете майора фсб. Я не могу заставить себя написать текст на полстранички. И понимаю, что это может мне стоить нахождения в этой стране.  Я не могу заполнить документы на сайте, я знаю что за это мне грозит штраф, и все равно не могу. Не могу выдать гос.органам данные своего счета, потому что не верю, что его не заблокируют. Не могу прописать свой адрес. Мне плохо меня трясет, перед глазами темнеет.  На это я обычно слышу, вам тут нечего боятся, забудьте и живите дальше.  Я слышу “а вам чего бояться, вы за границей”. Я слышу что в вильнюсе ничего и никогда не может произойти.  А потом происходит. И где вся их безопасность? Их анкеты? Их проверки?  Что-то по моему анкеты “чей крым” работают куда-то не туда. 

То есть ради какой-то чей-то безопасности тут отменяют меня с мамой, увольняют работников театра, кошмарят русские бизнесы, заставляют людей заполнять глупые и бессмысленные анкеты, за неправильный ответ выдворяя из страны, ограничивают деньги-карты, блокируют переводы простым людям, отбирают машины… Чтобы что?  Местные чиновники говорят “мы не боимся”. Да уж наверное. Я б тоже не боялась, будь я европейцем.  Очередное “мы озабочены”, которое я слышал во время своего дела. Которое мы из раза в раз слышим на убийства и пытки.  Мы озабочены и не боимся. После вчерашнего нападения я не могу исключать ,что против всех русских здесь попробуют еще сильнее ужесточить проверки. Интересно будет посмотреть.  За без малого полтора года на меня с мамой три раза нападали подвыпившие литовцы, с криками “возвращайтесь в россию” услышав, что мы говорим по русски. И мы каждый раз обсуждаем ,что так работает дискриминация. Озлобленным людям показали врага, которого можно бить. Когда этот враг две женщины еще лучше. Мы боимся. Я иду за мамой на вокзал и на меня прет наркоман в людном месте. И знаете, я боюсь. Мне звонят в дверь и я боюсь. Теперь у меня даже нет своего дома.  Мне пишут угрозы с российской стороны и знаете, я боюсь. Мне не стыдно бояться. я знаю как бывает. Страх - это то, что помогло мне остаться в живых. И отдельно мне грустно, что мне не к кому пойти. Несуществующая диаспора такими вопросами не занимается, они там все меряются кого лично путин больше запресовал. А литовцам не до нас. Меня люди из другой страны спрашивают “ну вас же защищают в литве?” а мне хочется плакать в ответ.  Знаю, в этом тексте все в кучу - фсб, политики, нацики, гомофобы, расисты, литовцы, наркоманы. Для меня это реальность. Может быть будь что-то одно я бы реагировала не так. Будь что-то два. Ну три. Но оно все вместе, и у меня не нервов не злости не хватает.  Иногда мы утешаемся тем, что у соседей еще хуже. Что-то глубоко неправильное в этом.  Знаю что на это мне скажут “уезжайте”.  А я спрошу куда…. Мне скажут “вы знали куда ехали” А я скажу, что не знала. Может это и не правильно, но многие вещи я представляла, если представляла, не так.  Я не выбирала эту страну, я бежала от преследования а не за хорошей жизнью. Я много слышала про то, что здесь таким как я безопасно. Я пытаюсь прижиться здесь, параллельно оглядываясь по сторонам. Я выбралась сюда после многих лет медленной пытки, вытратив ресурсы, психику и здоровье в ноль. И у меня нет лишних тысяч евро на переезды. Я экономлю на еде и боюсь квартирного счета каждый месяц.  Мне важно поделиться с вами своими мыслями. Думаю по тексту видно, что мысли в хаосе.  Пока я вижу как реальную угрозу от российских спецслужб недооценивают, а мифологические угрозы раздувают. Вижу как за словами про безопасность скрывается двойное дно. Вижу как те, кто торговал и торгует с россией требует от россиян свергнуть диктатуру и остановить войну. Вижу сытых людей, вижу голодных людей, покупающих просрочку. Вижу хороших людей.  И много много политического булшита.  Я устала так жить. Казалось бы переезд в европейскую столицу должен подводить черту под чувством страха. Полиция тут должна быть на стороне людей, улицы безопасными, политики с человеческим лицом. Я стараюсь документировать вот такой опыт вынужденной миграции.  В последнее время модно говорить “я не боюсь”. А я проживя всю жизнь в страхе считаю, что это не бинарный конструкт. Нет рубильника - вкл-выкл. Можно бояться и делать, можно бояться и злиться, можно бояться по разному. Но именно зная разные оттенки страха я знаю что так жить не нормально. Так не должны жить жертвы репрессий, не должны жить женщины и дети, не должны жить, да собственно никто.  Я все надеюсь, что во мне говорит больше травмы, и что я пойму что я не права относительно текущего положения вещей. А может меня за этот пост лишат внж, и на этом все закончится. Посмотрим. 

И там каждый пример надо разбирать отдельно, потому что такие товарищи ох как любят раздувать свой образ в соцсетях, а журналист перепечатывают не проверяя. Могут сходиться личности таких вот вигилантов и похожих по типу ментов. Да. У меня так соседский прокурор и депутат со сталкером подружились. Но это не примеры “доносов”, когда гражданин озаботился проблемой, и пошел с ней в милицию.  И еще, а что считать “доносом”. Это ведь тоже большой вопрос. Если я звоню в полицию что соседи бьют друг друга это донос? с их точки зрения да. Или когда я пишу заяву на гомофоба. Для него - ложный донос. Для меня - гражданская активность.  А когда европейцы пишут заявления в полицию направо и налево. Это донос? Это другое? Это хороший донос?  Я понимаю откуда ножки этого извращенного отношения, но от этого не начинаю больше его любить. Я с недавнего времени когда слышу про доносы, понимаю, что люди вообще не пытаются разобраться. Мне кажется откровенно вредным не пытаться анализировать как работает силовой аппарат, а выставлять врагами каких-то маргиналов или женщин глубоко пенсионного возраста. Не они тут враги. Система - враг.