danones

город вот-вот зазвучит и помчится вперед из нежного летнего утра в стремительный многоцветный день. и у каждого из нас он будет только своим: идущим по плану, или взрывающим все ожидания, подсвеченным подарочной удачей или спотыкающимся на ровном месте, ярким или неприметным. но неповторимым даже в своей схожести с другими. и каждый из нас проживёт его так, как сможет. а пока есть немного времени для того, чтобы прислушаться к себе и к своей собственной жизни.

город вот-вот зазвучит и помчится вперёд из нежного летнего утра в стремительный многоцветный день. и у каждого из нас он будет только своим: идущим по плану, или взрывающим все ожидания, подсвеченным подарочной удачей или спотыкающимся на ровном месте, ярким или неприметным. но неповторимым даже в своей схожести с другими. и каждый из нас проживёт его так, как сможет. а пока есть немного времени для того, чтобы прислушаться к себе и к своей собственной жизни.

или все-таки сознательного?

бабочка — символ возрождения и бессознательного стремления к свету

так много разных чувств, и так много к ним разных инструкций. когда я была счастливой, я придерживала двери для старушек, тщательно мыла посуду, часто болтала. мне нравились рассветы, потому что они знаменовали новый день. а я так любила новые дни, собирала их в дневнички, консервировала в стихах, сушила гербарии воспоминаний. чувствовала себя человеком и даже ощущала какую-то важность своей жизни в масштабе времени, как будто бы я на свете совсем не зря. когда я была нужной, я часто писала смски, много смеялась, улыбалась детям, хранила фотографии и открытки в коробке памяти, придумывала крутые поздравления на день рождения, умела кого-то любить и радовалась этому умению. считала часы до встречи и по ночам всегда хотела как можно быстрее заснуть, чтоб скорей проснуться. когда я была растерянной, я забывала дома ключи и часами ждала, когда в подъезде зазвучат знакомые шаги. я много хмурилась, читала гороскопы, чтобы найти в них оправдание или утешение. они мне всегда врали, но несчастные ищут себе панацею даже там, где её и в помине нет. я редко брала трубку и всё чаще думала о том, что было б здорово вообще никогда не существовать. когда я была брошенной, я брала чьё-то плечо, утыкалась в него носом, мямлила что-то о жизни. я забывала позавтракать, пообедать, пожить. я обесцвечивала дни, слушала, как любимую песню, безответные, безответственные гудки на номер, который вечно занят, увы, не мной. были друзья, красное полусладкое, ничем не утешающие вечера и море соплей, в котором я плескалась, ощущая горючий кайф чувствовать в этой жизни так много всего разносортного, разноцветного. когда я была разочарованной, я пила холодный кофе, читала новости, чтобы видеть, что мир ещё функционирует на фоне моих ничего не значащих подростковых крушений. часто опаздывала или вовсе не приходила, а в голове часто висел вопрос: “зачем всё это?”, но ответа на него никогда не поступало. я гладила бездомных кошек на остановке, чувствуя свою с ними сопричастность, ведь нас всех в какой-то мере кто-то когда-то выкинул. я почти знаю, как справляться с тоской, или кому звонить, когда жить не хочется. знаю, как отпраздновать 18 лет, потерять друга, тепло и искренне обниматься. знаю, как влюбиться не туда и не в того. в моём складе памяти есть засушенные октябри, безрассудные апрели, распятые маи. иногда я что-то знаю о жизни. но что мне делать, если в липких пластилиновых днях я не чувствую абсолютно ничего?

открываю окна роста я сегодня новый Маяковский запутанные улицы, дворы где до самого утра с тобой терялись мы. под рванными дождями, за черными очками снова встречаемся, пьём кофе молчим, не поднимая глаз ну все, мне пора между завтра и вчера море иллюзий сорвав якоря начинаем жить с нуля верим и любим

глупо взбираться на вершину горы, чтобы мир увидел тебя. взбирайся туда, чтобы увидеть мир.