Renovatio

Но и это свидетельство почти бесполезно в нашем случае. Порфирий явно не планировал оставлять намек на то, будто бы душа Плотина могла переселиться в змею. С точки зрения неоплатоников, это было бы весьма прискорбным событием, которое не соответствует ни добродетели, ни мудрости Плотина. Кроме того, по свидетельству самого оракула, Плотина после смерти ожидала совсем иная участь, нежели жизнь пресмыкающегося. Итак, предположение Брейе о том, что под змеей Порфирий (или Евстохий) подразумевает александрийского Агатодемона, кажется сомнительным. Вариант с перевоплощением Плотина в пресловутую змею после смерти противоречит представлениям неоплатоников о загробной жизни Плотина. Уверены мы можем быть лишь в том, что Порфирий посчитал сообщение о проскользнувшей змее заслуживающим внимания. а.н. В качестве иллюстраций — античное изображение Агатодемона в Помпеях и средневековый портрет Плотина.

Смерть Плотина О том, как Плотин умер, мы узнаём почти в самом начале его жизнеописания, которое нам оставил Порфирий, один из ближайших учеников философа: «В день же его смерти, как рассказывал нам Евстохий, поскольку он, Евстохий, жил в Путиолах и пришел к нему поздно, Плотин сказал “я все еще жду тебя” и “старайтесь возвести бога, присутствующего в вас, к божественному во всём”, и в тот момент, когда змея проползла под ложем, на котором он лежал, и скрылась через дыру в стене, он испустил дух…» (пер. Д.В. Бугая). Это небольшое место оказалось большой проблемой для исследователей. Во-первых, в рукописях существует разночтение последних слов Плотина, т.е. неясно как именно это сказано по-гречески. Во-вторых, о точном смысле слов Плотина также ведутся большие дискуссии. Полемика осложняется тем, что часть исследователей видит (и не без серьезных оснований) в них главную идею всей философии Плотина. В-третьих, вызывает вопросы и тот факт, что мыслитель умирал почти в полном одиночестве. Присутствовал при этом один лишь Евстохий. Какой статус имел «кружок» Плотина, и каким авторитетом в нем обладал сам Плотин? В-четвертых, почему акцентируется внимание на змее? Этот вопрос мы сейчас рассмотрим подробнее. Невозможно установить, проползала ли в тот момент змея на самом деле или нет. Нельзя узнать и то, не выдумал ли эту подробность Евстохий или сам Порфирий. Факт состоит в том, что Порфирий счёл это заслуживающим упоминания. Хотел ли он детально запечатлеть последние мгновения жизни учителя или же намеренно попытался мистифицировать смерть Плотина? Этого мы не узнаем. Тем не менее, Э. Брейе делится интересным наблюдением: «Хотя змея часто появляется в момент смерти, эту легенду следует связать с повествованием из главы X, где Плотин вызывает даймона. Даймон, который на самом деле был богом, несомненно, идентичен змею, который покидает Плотина в момент его смерти. В Александрии известен змеиный бог, Агатодемон, роль которого примерно соответствует роли Гермеса-Тота, т.е. открывателя божественной истины; возможно, именно ему суеверие александрийца Евстохия приписало роль даймона Плотина». Однако эта гипотеза не кажется убедительной, так как сам Порфирий эти два случая (один — из второй главы, другой — из главы десятой) никак не соединяет, хотя такое сопоставление было бы вполне в его стиле. Интересно, что похожее свидетельство о змее, оказавшейся рядом с античным философом, когда тот умер, мы находим у Диогена Лаэртского. Диоген пишет о Гераклиде (не путаем с Гераклитом!): «Там же сообщается о нем вот что: и мальчиком и взрослым он держал при себе ручную змею, а перед смертью завещал верному человеку во время похорон спрятать эту змею на погребальных носилках, чтобы казалось, будто он отошел к богам. Так и было сделано; но когда граждане, с громкими похвалами сопровождавшие тело Гераклида, подняли шум, то змея это услышала и высунулась из-под его плаща, всех обративши в ужас. Однако потом все открылось, и люди увидели Гераклида не каким он казался, а каким он был. Наши о нем стихи таковы: Ты, Гераклид, пожелал, чтоб люди поверили славе, Будто по смерти своей стал ты живою змеей. Ты обманулся, мудрец — иное у нас в разуменье: Видя животным змею, видим животным тебя».

Но и это свидетельство почти бесполезно в нашем случае. Порфирий явно не планировал оставлять намек на то, будто бы душа Плотина могла переселиться в змею. С точки зрения неоплатоников, это было бы весьма прискорбным событием, которое не соответствует ни добродетели, ни мудрости Плотина. Кроме того, по свидетельству самого оракула, Плотина после смерти ожидала совсем иная участь, нежели жизнь пресмыкающегося. Итак, предположение Брейе о том, что под змеей Порфирий (или Евстохий) подразумевает александрийского Агатодемона, кажется сомнительным. Вариант с перевоплощением Плотина в пресловутую змею после смерти противоречит представлениям неоплатоников о загробной жизни Плотина. Уверены мы можем быть лишь в том, что Порфирий посчитал сообщение о проскользнувшей змее заслуживающим внимания. а.н. В качестве иллюстраций — античное изображение Агатодемона в Помпеях и средневековый портрет Плотина.

Н.А. Бердяев о любви, Платоне и Владимире Соловьеве: «В истории мировой философии я знаю только два великих учения о поле и любви: учение Платона и Вл. Соловьева. «Пир» Платона и «Смысл любви» Вл. Соловьева — самое глубокое, самое проникновенное из всего, что писалось людьми на эту тему. Платон жил до явления Христа в мир, но постиг уже трагедию индивидуальности, ощутил уже тоску по трансцендентному и прозрел соединяющую силу божественного Эроса, посредника между миром здешним и миром потусторонним. По учению Платона, облеченному в мифологическую форму, пол есть результат разрыва в первоначальной, единой и могучей человеческой природе, распадения индивидуальности на две половины, любовь есть томительное желание воссоединения в целую индивидуальность, стремление каждой половины, каждого пола найти свою другую половину, свой другой пол, таинственное влечение к тому, что восстанавливает индивидуальность. Платон постиг с гениальной, божественной мощью различие между Афродитой небесной и Афродитой простонародной, любовью божественной, личной, ведущей к индивидуальному бессмертию, и любовью вульгарной, безлично-родовой, природной. В Афродите небесной Платона уже чувствуется дыхание христианского эроса, таинственного и по сию пору, средневекового романтизма и глубочайшего, возможного лишь после Христа учения Вл. Соловьева о любви как о пути к индивидуальному бессмертию. Вл. Соловьев устанавливает противоположность между индивидуальностью и родом. Любовь родовая, рождающая, дробящая индивидуальность есть для него Афродита вульгарная, подчинение природной необходимости. Истинная любовь всегда лична, завоевывает вечность, индивидуальное бессмертие; она не дробит индивидуальности в рождении, а ведет к полноте совершенства индивидуальности. Во всем вероучении Вл. Соловьева центральное место занимает культ вечной женственности, любви к Богу в конкретной форме любви к «прекрасной даме». Отвергая род и рождение, Вл. Соловьев вместе с тем называет «импотентным морализмом» проповедь бесплотной, аскетической любви. В этом Вл. Соловьев принадлежит новому религиозному сознанию, подходит к новому религиозному учению о любви, но не доходит до конца.» Н. Бердяев, «Метафизика пола и любви». В качестве иллюстраций - памятник Платону в Афинах (1885 г.) и прижизненный портрет Владимира Соловьёва. P.S. Тем, кому интересно узнать больше о Платоне и Соловьеве или о Платоне Соловьева предлагаем прочитать статью Д.В. Бугая «Русские образы греческой мысли или Платон Владимира Соловьева». #renovatio_studies

Дени де Ружмон усматривает в романтическом идеале неизбежный ущерб, наносимый институту семьи, но упускает из виду, что средневековый брак — не союз преданных друг другу влюбленных, не результат взаимного вожделения, а всего лишь отношения между господином и служанкой, между владельцем и его собственностью. Такое понимание брака не будет соответствовать нашим чувствам до тех пор, пока статус женщины в обществе коренным образом не изменится. И как раз придворная любовь — при всех ее недостатках, со всеми присущими ей эротическими и невротическими составляющими — приблизила это изменение». Александр Бальхаус, «Любовь и sex в Средние века». #renovatio_studies

Куртуазная любовь «Придворная любовь начинается как игра, а заканчивается как образ жизни. И все же о «конце» куртуазной любви говорить неправильно: начиная с ХI века, она определяет понятие любви в западном мире. Придворная любовь не теряет своего влияния — временами она становится слабее, но затем снова набирает силу. Дени де Ружмон в своей книге «Любовь и Западный мир» (1939) утверждает, что придворная любовь с самого начала была ошибкой и, развиваясь, становилась только опасней. Она оказывала пагубное воздействие на общество, поскольку убеждала мужчину в том, что он беззаветно влюблен, что им владеют роковые чувства. Из-за этого он становится немощным, несчастным и меланхоличным. Для де Ружмона такая любовь есть не что иное, как «угнетенная тоска по смерти». Закрепившись благодаря Элоизе и Абеляру, Тристану и Изольде, она стала вечным проклятием, возбуждая жажду испытать страсть и погибнуть. Ведь все любовные истории заканчиваются роковым финалом. Впрочем, мы не должны идти на поводу у подобных оценок. Вначале в такой любви присутствуют нежность и мягкость, порой преувеличенные и абсурдные в своем выражении, но все же исполненные значения. Да, подобная любовь может привести к прелюбодеянию — но она как ничто иное подчеркивает верность в отношениях между женщиной и мужчиной. В них особую роль играют взаимное внимание и восхищение. Придворная любовь связывает эротические ощущения с нравственным прогрессом.

Каковой же, с точки зрения Паулина, является христианская дружба? Во-первых, она устанавливается сразу. Нет никакой необходимости связывать себя с другим путём разговоров или дел, поскольку двое связываются во Христе и Христом. Во-вторых, друзьям нет никакой необходимости видеть друг друга хотя бы раз в жизни, поскольку они связываются не телесно, а духовно. В-третьих, христианская дружба вечна, поскольку она христоподобна и является отражением чувства Христа. В-четвертых, христиане объединяются в дружбе не ради какой-то высокой цели и даже не ради стремления к благу, но по причине принадлежности единому Телу Христову. Представления Августина о дружбе отличаются от паулиновских в контексте представления об аффекте. С точки зрения Августина, дружба необходимо включает в себя аспект эмоциональной привязанности, который за теоретической ненадобностью опустит Паулин. О том, как отражались теоретические представления Августина и Паулина о дружбе на практике, — читайте в следующей части! а.и.

Аврелий Августин и Паулин Ноланский о дружбе Одним из наиболее интересных вопросов для античной этики является проблема дружбы. О дружбе писали Платон, Аристотель, Цицерон и многие другие знаковые авторы эпохи. Особое отношение к проблеме дружбы было и у христианских учителей, которые — помимо философских контекстов греко-римской мысли — учитывали представления о дружбе, имплицитно выраженные в Священном Писании. Сегодня поговорим об отношении к дружбе двух знаковых христианских авторов латинской традиции — Аврелия Августина и Паулина из Нолы. Стоп-стоп-стоп! Если с Августином всё более или менее понятно, то кто этот ваш Паулин? Ноланский епископ. Родился в Бордо, был богат и влиятелен. Женился на испанке по имени Ферасия, с которой жил даже после того, как принял обет целомудрия. Имел хорошее образование, что позволило ему стать одним из первых крупных христианских латиноязычных поэтов. Теперь, когда с краткой биографической справкой покончено, можно обратиться к нашей основной теме. А тем, кто захочет узнать про Паулина больше, советую прочитать текст Донченко о Сульпиции Севере. Слова дружбы Для обозначения христианской дружбы Паулин никогда не использует слово amicitia, но употребляет caritas или dilectio. В этом он отличается от Августина, который никогда не отвергал термин amicitia. В одном из своих писем Паулин довольно однозначно разводит понятия amicitia и caritas, говоря, что полюбил Sanctus’а, но любил его не той любовью, которая идет от Христа, а иным чувством «дружеской близости»: «Давно, как ты, без сомнения, признаешь, брат Санкт, я полюбил тебя; и я любил тебя постоянно, хотя и не той любовью, которая от Христа, но дружбой человеческой близости, которая льстит устами и ​​не имеет корня в сердцах, потому что она не воздвигнута на камне (скале), который был воздвигнут Христом» («Dudum enim, ut proculdubio recognoscis, Sancte frater, diligere coepi te; et dilexi jugiter, quamquam non ista dilectione quae Christi est, sed illa familiaritatis humanae amicitia, quae blandimenta in labiis habet, et radicem in cordibus non habet; quia non est fundata super petram, quae non aedificatur in Christo»). Августин этого разделения никогда не делал, а в ранних текстах определял дружбу вполне себе в античном ключе (т.е. как у Цицерона: «Ведь дружба есть не что иное, как согласие всего божественного и человеческого, сопряженное с благоволением и привязанностью» || «Est enim amicitia nihil aliud nisi omnium divinarum humanarumque rerum cum benevolentia et caritate consensio». [De amicitia, 6.20]) Дружба духа и дружба плоти Обыкновенную дружбу как согласие во всех делах, основанную на чувстве привязанности, Паулин — как и поздний Августин — принижает. Только христианская любовь понимается им как прочная, поскольку она воздвигнута на камне, а не на песке: «Ибо не человеческой дружбой, а божественной благодатью мы знаем друг друга и соединены недрами [буквально — внутренними органами] Христовой любви. И поэтому необходимо, чтобы между нашими сердцами сохранялось вечное согласие, причина коего — Христос. Ибо какая сила или забвение может разлучить то, что Бог соединил?» («Non enim humana amicitia, sed divina gratia invicem nobis innotuimus, et connexi sumus per viscera caritatis Christi. Atque ideo necesse est perpetuam inter pectora nostra manere concordiam, quae, Christo auctore, conjuncta est. Quae enim vis aut oblivio valeat separare quod Deus junxit?»)

Легенда о собаке рыцаря де Мондидье «По легенде, рыцарь Ришар де Макер из зависти убил своего друга, благородного рыцаря Обри де Мондидье. Убийство произошло во время охоты в лесу Бонди близ Парижа. Единственным свидетелем злодеяния стала любимая гончая рыцаря Мондидье. Убийца забросал мертвое тело ветками и листьями, но верная собака осталась сидеть на том месте, где лежал ее хозяин. А дальше произошли невероятные события. Собака прибежала к королевскому дворцу. Она была крайне истощена, и слуги решили ее накормить. Но как только гончая увидела рыцаря де Макера, она стала кидаться на него и, сколько ее ни оттаскивали, бросалась на него вновь и вновь. Затем собака стала показывать королевским слугам, что хочет их куда-то отвести. Удивленный король приказал своим людям следовать за ней, и собака привела их на то место, где был убит ее хозяин. Когда тело рыцаря Мондидье было перевезено в королевский дворец, собака вновь набросилась на убийцу. На рыцаря де Макера пало подозрение. Король собрал совет, на котором постановили: чтобы снять с себя обвинения, де Макеру придется сражаться сгончей. Поединок состоялся на острове Нотр-Дам (современном острове Сите в центре Парижа на реке Сена), оружием рыцаря в поединке с животным стали щит и дубина, а для собаки на поле боя поставили пустую глубокую бочку, куда она могла спрятаться. По более ранней средневековой версии событий, де Макер был по пояс вкопан в землю, чтобы ограничить его передвижение. Обычно это практиковалось в поединках между мужчиной и женщиной, чтобы уравнять физические возможности противников (закапывали мужчину). Как только началась схватка, гончая так стремительно и с такой силой набросилась на убийцу и вцепилась ему в горло, что повалила его на землю. Так промыслом Божьим убийство было доказано, и рыцарь де Макер был с позором повешен». Василий Новосёлов, Фёдор Панфилов, «Дуэли и дуэлянты». #renovatio_studies

Прямая трансляция из Библиотеки иностранной литературы Если вы не смогли попасть на лекцию о «Трёх мушкетёрах» очно, присоединяетесь к прослушиванию в сообществе «Франкотеки» ВКонткте! Ссылка на трансляцию: https://vk.com/video-218613725_456239154 Начинаем через несколько минут!