Аланский Богоявленский женский монастырь

​​Наш «Бессмертный полк»!!! Рассказывает монахиня Сарматия (Икаева) Мой дед- Келехсаев Владимир (Варлам) и его брат Шалва ушли на фронт с одним из первых призывов. Шалико практически сразу был захвачен в плен под Керчью и всю войну находился в Австрии. Через два года после окончания войны, отсидев срок за то, что оказался в плену, Шалико, в конце концов вернулся в Осетию. Дед был сержантом, артилерристом- наводчиком, через Ростов попал в Белоруссию. Рассказы о войне были скудными, но иногда он всё же делился воспоминаниями, которые не давали себя забыть. При формировании их отряда, солдатам практически ничего не выдали: ни оружия, ни одежды. По ночам, с одной лишь палкой пробирался к немецким позициям и в коротких, но жестоких схватках добывал оружие и провиант. Бывало, что с мертвых снимал одежду. «Ночью уползаю, а мне говорят, куда ты ползешь? И так шинели, сапоги собирал. Разумеется, и оружие притаскивал, раздавал бойцам»- рассказывал Варлам. Еще рассказывал, что однажды с тяжёлыми боями заняли село. При проведении зачистки смотрят, а там, в сарае спит немецкий солдатик - совсем молодой, почти ребенок. Он так устал, что и не мог толком проснуться, а когда пришел в себя такими безумными глазами посмотрел. Дед пожалел его, вывел за село, да так и отпустил на все четыре стороны. Дед мой дошёл до Венгрии, где получил тяжёлое ранение в ногу. После госпиталя был отправлен домой, и там поставлен председателем колхоза. Люди порой на него жаловались - «деревянными лопатами копали картофель, чтобы как можно больше отправить». Дед, зная как тяжело и голодно было на фронте, заставлял народ работать на износ. Мы слышали от деда о голоде, отсутствии достаточного количества оружия и обмундирования, о том, что мы не фашисты и убивать юнца - «горесолдата» это «не по-советски» и много ещё чего, но только из подробного описания в газете «Красная звезда» узнали о том, как однажды очень ранним утром, наш дед, проверяя посты и обходя позиции, увидел за холмом танки. Фашисты начали наступление, и он один из пушки подбил три танка. Уж не знаю, что там им, немцам, показалось, но остальные танки развернулись и ушли. Наступление остановилось.

​​Наш "Бессмертный полк"!!! Рассказывает монахиня София (Плиева): Мой отец, Гигуч Иванович Плиев, очень почитал святого Георгия-Уастырджи и говорил, что только благодаря Его заступничеству он остался жив, пройдя войну, немецкий плен и ре-прессии, которым подверглись после освобождения многие военнопленные. Отец говорил, что каждый день, проведенный на фронте, он горячо молился Уастырджи – великому заступнику всех воинов, защищающих свое Отечество. К сожалению, многие подробности из военной биографии отца стерлись из памяти. Запомнилась история, которую он рассказывал особенно часто. В лагере, где содержались плен-ные, было очень голодно. Многие погибали от ис-тощения и ран. Иногда пленных водили работать на поля, но не всех, а по записи. Те, кого записывали, очень радовались, потому что во время работы могли есть неспелые зерна пшеницы. Как-то, когда отца записали, к нему подошел знакомый грузин и попросил уступить ему очередь. Сказал, что совсем ослаб и если не поест, умрет. Отец его пожалел и уступил. А вечером стало известно, что поле разбомбили, и погибло много советских пленных и немецких солдат. Знакомый отца, которому он уступил очередь, тоже погиб. Ложку этого человека отец привез с собой и всю жизнь хранил как великую реликвию.

​​Наш "Бессмертный полк"!!! Рассказывает монахиня Маргарита (Кудзиева): Оба мои деда воевали в Керчи и позна-комились во время переправы через Керченский пролив. Оба были на войне со своими родными братьями. И у обоих братья погибли в тех страш-ных боях. Дед по отцу, Дианоз Кудзиев, был ранен в руку, дед по матери, Алексей Козаев, попал в плен. Дианоз после ранения был демобилизован и вернулся домой, а Алексей пришел в родное село только в 47 году. Очень интересная история женитьбы Дианоза на моей бабушке Саломии. Бабушка была невес-той его погибшего брата Тата, они обручились еще до войны, но свадьбу сыграть не успели. Когда Тата уходил на войну, Саломию привели к Кудзиевым, чтобы она дожидалась будущего супруга в его доме. Всю войну она прожила с моей прабабушкой, во всем ей помогая. Саломия была очень смелой и решительной девушкой: по собственному желанию прошла курсы стрелков, была военнообязанной, но на фронте побывать не успела. Когда дед Дианоз вернулся домой и рассказал о гибели брата, Саломия хотела уйти в родительский дом, но свекровь благословила ее выйти замуж за Дианоза. И она послушалась, хотя уже в преклонных годах, рассказывая нам об этом, всегда с иронией подчеркивала, что в восторге от нового суженого не была. В семье Дианоза и Саломии родились мой отец и шестеро его братьев и сестер.

​​Наш "Бессмертный полк"!!! Рассказывает схимонахиня Николая (Ткач) Папа мой ушел на фронт в самом начале войны, мне тогда шел пятый год, и помню я его смутно. Когда Москву начали бомбить, меня отправили в Рязанскую область, в родную деревню матери. Поехала с тетей, так как маму, как и многих женщин тогда, призвали на трудовые работы. Они работали в Подмосковье на торфяниках. В деревне тогда было еще не так голодно, голод начался к концу войны. Помню, что всех лошадей забрали на фронт, и когда началась пахота, женщины впрягались вместо лошадей и так пахали. Еще помню, как собирали посылки на фронт: носки вязали, шили кисеты для махорки. Вообще все лучшее старались для фронта отдать. Хоть и тяжелое было время, но люди были открытые, теплые, жили общими бедами и радостями. Отцу во время войны дали увольнение на не-сколько дней и он пришел к нам в деревню. Но до-бирался он долго, и когда пришел, уже надо было обратно возвращаться. Помню, как он ночью по-стучал в окно, а утром его уже не было. Больше я никогда его не видела. Мы с мамой долго еще ждали после войны, хранили его письма, но он не пришел… Не знаем мы, где и когда он погиб и где похоронен. В одном из писем, он, как бы предвидя свою судьбу, писал маме: «Может, мы погибнем, но вы будете жить…» Помяни, Господи, во Царствии Своем простого русского солдата, Ивана Васильевича Соколова…

​​Наш "Бессмертный полк"!!! Рассказывает иеромонах Савватий (Томаев): Отец не любил говорить о войне, во всяком случае, у нас в семье об этом говорили мало. Награды свои он тоже не надевал, хотя его до конца жизни награждали ко всем юбилейным датам Сталинградской битвы и Победы в Великой Отечественной Войне. Его военную биографию мы знаем по документам. Томаев Дзантемир Николаевич был 1924 года рождения, но с военного периода в документах значится дата 1921 год: чтобы уйти добровольцем на фронт, он прибавил себе три года. После трехмесячных курсов боевой подготовки в сентябре 42-го года отец попал на Сталинградский фронт. Тогда же лейтенант Томаев был назначен зам.командира роты по политчасти. В январе 1943 года в боях за Сталинград получил тяжелейшее ранение в ногу, лечился в госпитале и был демобилизован как инвалид. Как-то он обмолвился об этом: «Огонь был такой, что голову было невозможно поднять. И первым вставал политрук, потому что все остальные смотрели на него». Вот такая скупая фраза, но в ней вся его короткая фронтовая биография. Когда отец был жив, я не расспрашивал его подробно о войне: наверное, то что человек защищал свою Родину, не казалось чем-то героическим. И сейчас не кажется. Кому как не мужчинам защищать свои семьи и свою землю.

​​Наш "Бессмертный полк"!!! Рассказывает монахиня Георгия (Бестаева): Моя тетя вспоминает, что когда появились первые телевизоры, они, дети, родившиеся после войны, с особым интересом смотрели военные фильмы. Казалось, вот-вот в кадре появится твой отец, брат или сосед. А ее отец и наш дед Къола, Николай Ильич Бестаев, фильмы эти не любил. А когда смотрел, почти всегда плакал. Из нашего маленького села в 30 домов на фронт ушло 12 человек, все Бестаевы, дружные как родные братья. Пятерых из них забрала война. Къола в 41-ом был председателем колхоза и на войну его не призвали. В военкомате, куда он явился добровольцем, сказали, что он нужен в тылу. Но когда все его ровесники ушли, он настоял, чтобы его отпустили, считал бесчестьем не быть вместе с друзьями. Оставил беременную жену и трех маленьких дочек. Через много лет, когда страна, которую защищали эти простые сельские парни, распадется, и война придет уже в их родное село, мы осознаем до конца, что воевать идут тогда, когда не идти невозможно. Воевал Къола в Севастополе, был ранен в руку, лежал в госпитале в Крыму. По ранению был демобилизован в 44 году. Имел боевые награды. Когда он пришел, его сыну, моему отцу, было уже два года (он родился весной 42-го). Дед скончался, когда мне шел пятый год. Помню только облик: густые седые волосы, глубокие карие глаза и ласковый голос. Расспросить старших сестер отца о воинской биографии деда не удалось, а младшая, родившаяся в мае 45-го, помнит лишь обрывки его воспоминаний. Рассказывал мало. Как-то сказал, что когда поднимались в бой, огонь косил солдат как птенцов, они падали, не успев сделать даже выстрела. Говорил, что на рассвете перед боями все время горячо молился Уастырджи. Считал Его своим спасителем и по народному обычаю всю оставшуюся жизнь на майский праздник святого неизменно приносил в жертву специально вскормленного теленка. Наград своих не носил, но когда выпивал, надевал их на своего маленького сынишку и смотрел, как тот радуется… Наш дед по матери, Кима Григорьевич Гассиев, прожил долгую жизнь и скончался в 92 года, пережив несколько войн и множество общественных катастроф. Нам, его внукам, довелось дружить и общаться с ним и о многом от него услышать… Кима не совершил никаких деяний, которые можно назвать героическими в общепринятом смысле этого слова, но почему-то кажется, что он был никому неизвестным, но настоящим героем своей собственной человеческой истории…Истории, в которой стремление исполнить заповеди Божии подвергалось нечеловеческому натиску зла – слишком часто для одной жизни. Мы с детства видели его веру в Бога и с особым чувством воспринимаем слова, сказанные о войне: «Самая страшная мысль на фронте - что твоя пуля может убить человека». Кима воевал в Финской войне 39-40 гг., пережил отступление войск в районе Винницы (Западная Украина) в самом начале Отечественной, плен, лишения, но никогда в его рассказах мы не слышали слов осуждения или ропота. Казалось, у него не было злобы даже на врагов, только бесконечное терпение и мудрая кротость, которая помогала ему увидеть руку Божию во всех злоключениях и иметь сострадание к любому человеку, попавшему в мясорубку войны. Нас удивляла его способность рассуждать, не осуждая, не «приклеивая ярлыков», как сейчас говорят. Поражало беззлобие человека, прошедшего через бездну злобы.

Наш "Бессмертный полк"!!! Рассказывает схимонахиня Марфа (Михайленко): Из нашей семьи на фронт ушли двое - мой старший брат Леонтий Антипин и отец Димитрий Никифорович Антипин. Брата призвали в начале войны, ему было двадцать лет, и он был на фронте все четыре года. В конце войны воевал в Польше, а Победу встречал в Германии. Леонтий имел 13 боевых наград. А папа был уже не призывного возраста, ему было под пятьдесят, но в 43 году его, как работника путей сообщения, тоже призвали. При переправе через реку отец получил ранение в ногу и в 44 году был демобилизован. Он вспоминал, что всегда в минуты опасности молился и особенно читал 90-ый псалом. Постоянно молилась за них и мама. И, слава Богу, воины наши вернулись живыми!

​​Наш "Бессмертный полк"!!! Рассказывает игуменья Нонна (Багаева): Мой дед Залыкка Багаев ушёл на фронт добровольцем. Когда проходил комиссию вместе с другими односельчанами, получил от ворот поворот, зрение было никудышным. Бабушка рассказывала, что он это тяжело переживал, а по-том вдруг с таким лицом с работы вернулся (был бригадиром в колхозе), что ей ничего не оставалось, как молча начать собирать вещмешок. Жёны ушедших односельчан косились вслед бригадиру. Астигматизм, которым страдал дед и который оставил в наследство своим внукам и правнукам, едва ли мог оправдать его в глазах потенциальных вдов. Сотоварищей своих догнал в Дербенте. Дома остались престарелая мать, жена и девять душ детей. Одна девочка, семь мальчиков. Девятого ребёнка бабушка носила под сердцем. Позже она вспоминала, что когда уходил, всё шутил: «если будет мальчик, выбрось в Терек, а если девочка, назови Зоей». Зоя была самой красивой в семье и самой любимой. Все баловали её за себя и за погибшего на войне отца. Дед был старшим. Его средний брат, Николай, ушёл на фронт в той же группе добровольцев. Оба они погибли под Керчью. У Николая осталась семья - жена и трое детей. Последней похоронка пришла на младшего брата - Батраза. В семье рас-сказывали, что он был дерзким и храбрым. По нему сердце болит особенно. Не успел ни семью создать, ни детей родить. Мать их, моя прабабушка Гегеш, после третьей похоронки слегла и больше уже не поднялась. Недавно на просторах интернета обнаружила сведения о деде. В списках погибших он значится как стрелок. Не представляю, как это было воз-можно с его заболеванием глаз. Не знаю, успел ли мой дед совершить на фронте поступок, который обычно влечёт за собой высокие государственные награды. Во всяком случае, у семьи таких сведений нет. Но я молюсь о своём дедушке Залыкка, верю, что он как и Батраз и брат их Николай снискали главную награду - милость у Бога и покой в райских селениях - ведь «нет пред Господом большего подвига, чем положить жизнь за други своя». Вечная память воинам, защитникам, героям! Царство Небесное нашим близким!

​​Наш "Бессмертный полк"!!! Рассказывает монахиня Феодосия (Кузнецова) В декабре 1941 года моя мама, Галина Андреевна Мисюра с годовалым сыном на руках отправилась в эвакуацию из Таганрога во Владикавказ. По пути следования эшелон подвергся бомбардировке. Чудом мама и брат избежали гибели. Позже, когда спасшихся пассажиров пересадили в уцелевший вагон и прицепили к военному составу, мама поняла, что в огне сгорели все документы, небольшие денежные средства и скудные пожитки. Состав прибыл на промёрзший железнодорожный вокзал города Беслан. Тут маме пришлось высадиться. Она стояла на перроне, не зная, что ей делать, куда идти и с чего начинать жизнь беженца. На руках хныкал голодный, замерзающий малыш. Вдруг к маме направилась закутанная в шерстяной платок осетинка средних лет. Подойдя, она раскрыла платок и, достав бутыль с тёплой сывороткой и чурек, протянула маме и сказала: «Поешь, сестра, и ребёнка покорми». Так мама осталась в Осетии. Так Осетия стала и моей родиной. Много лет спустя, перед смертью мама наставляла меня: «Доченька, никогда не уезжай из Осетии, тут живёт очень добрый, отзывчивый и верующий народ. Осетины, они такие, ты их не трогай и они с тобой как братья будут жить. Ну а если тронешь, то пеняй на себя». Так я и осталась в Осетии, где Господь сподобил меня принять монашество и стать сестрой Аланского монастыря.