АнтиФар

И, надо сказать, я им верю. То есть, расизм и привычка в любом небелом актёре видеть культурные войны в этих ребятах, разумеется, тоже бурлят забытым на плите бульоном, но что тригерит их не только и, может, даже не столько кожа актрисы, сколько другие её внешние характеристики – крупные черты лица, мощная челюсть, широкие плечи, мешковатая, скрывающая тело одежда, я вполне могу допустить. И тут начинается действительно интересный разговор. Дело в том, что Шекспир по меркам своего (да, в общем, и нашего) времени умел создавать на удивление интересных женских персонажей. Леди Макбет, Розалинда, Офелия, Беатриче, Катарина, Изабелла, Клеопатра получились у него настолько живыми, многомерными и глубокими, что существовала даже версия (почти наверняка ошибочная), приписывающая авторство его пьес одной из первых английских поэтесс и протофеминисток Эмилии Бассано. В этом же ряду сильных героинь стоит и Джульетта. Ромео в пьесе формально, пожалуй, более активный герой: это он приходит инкогнито на бал к Капулетти, замечает Джульетту, влюбляется, пробирается под её окно, просит отца Лоренцо обвенчать их, убивает Тибальта, убивает Париса, убивает себя – словом, весело проводит время и постоянно двигает сюжет. Но Ромео – мужчина и будущий глава почтенного семейства в глубоко патриархальном обществе. Его стремление следовать своим чувствам вопреки воле семьи и собственной безопасности никого особо не удивляют. А вот когда против воли семьи идёт 13-летняя девочка, которую как панду в КНР, собираются удачно всучить родственнику местного Герцога, чтобы наладить с ним отношения, это выглядит как настоящий вызов статусу-кво. Образ Джульетты – это образ сильной, непокорённой девушки, выбирающей себя и свою любовь, даже если для этого приходится жертвовать жизнью. Именно это – суть её персонажа, тот неизменный стержень, вокруг которого можно выстраивать какие угодно внешние и внутренние надстройки, но Джульетта при этом останется узнаваемой. Однако есть ощущение, что в общественном сознании после десятков экранизаций и постановок на первый план в образе Джульетты вышла совсем не непокорность, готовность сражаться за любовь и дерзкая пощёчина статусу-кво, а её… «женственность» и «хрупкость». И сама история из разгромной критики лицемерных общепринятых правил и бессмысленной многолетней вражды (семей? народов? государств?) превратилась в тягучую романтическую патоку о нормативных отношениях. Для критикующих новую Джульетту Светова, Рогозина, Панасенкова, для фейсбучных и твиттерских нормисов персонажи пьесы стали всего лишь очередной патриархальной фантазией (пусть и с мрачным концом): нежная голубка, склоняющая голову на плечо своему маскулинному господину. «Посмотрите, каким милым ребёнком была Оливия Хасси в 1968-м! А какая трогательная и хрупкая Клэр Дейнс в экранизации 96-го!» – как бы постоянно намекают они своими сравнениями. Но создатели постановки в театре герцога Йоркского пошли другим путём, сделав внутренние характеристики Джульетты отчасти ещё и внешними. Мне даже кажется, что аллюзию на «дуэль взглядов» UFC могли дать вполне осознанно (на одном из фото отец Лоренцо, стоящий между венчающимися, и правда выглядит как типичный бойцовский рефери). Джульетта здесь не только по сюжету, но и визуально не уступает, а может, даже превосходит Ромео в силе, дерзости и готовности к бою. Да, её внешность – не следование букве Шекспира, но при этом очень точное попадание в его дух. Вот только проблема – в такой интерпретации персонажа патриархальным нормисам едва ли получится дрочить на свою псевдошекспировскую фантазию об альтушке с Госуслуг. И если новой Джульетте ещё можно было бы простить её расу, то вот этого – уже никак нельзя

Истерия по поводу темнокожей Джульетты в лондонском театре на первый взгляд выглядит даже более высосанной из пальца, чем обычно. Когда речь заходит о кино, у критиков racial blind или racial conscious подхода к кастингу иногда есть хотя бы формальная линия аргументации – мол, в фильмах предполагается, что тебя погрузят в реалистично выглядящую историю, а все условности будут так или иначе объяснены. В реальности мы, конечно, привыкли ко множеству киноусловностей, которые давно никто и не думает объяснять – скажем, к белоснежным зубам людей в Средневековье или бесконечным патронам в боевиках. Как никому не приходит в голову и критиковать авторский замысел Ларса фон Триера, когда он расчерчивает мелом на полу план домов жителей Догвилля, не показывая самих домов. К тому же в подавляющем большинстве случаев, когда кто-то возмущается чёрному персонажу в традиционно "белом" сеттинге, объяснения этому персонажу вполне существуют. Среди них: альтернативная история ("Бриджертоны"), комедийный характер произведения ("Великая"), фэнтезийный, не соответствующий каким-либо реальным историческим событиям сеттинг ("Русалочка", "Кольца власти"). Но продолжать возмущаться это, конечно, не мешает. И всё же это кино, где такой подход до последнего времени был менее конвенционален. Театр – совсем другое дело. Здесь намеренное подавление недоверия (Suspension of Disbelief) у зрителей – изначальная, встроенная черта самого медиума. Мы видим живых актёров, которые выходят из образа на поклоне или могут играть несколько ролей в одном спектакле, переодеваясь фактически на наших глазах, видим весьма условные декорации (никого не удивит, если в спектакле табуретку будут называть троном, а шапку-ушанку – короной), а нередко актёры и вовсе разрушают четвёртую стену и взаимодействуют со зрителями напрямую. Соответствие расы, гендера, возраста актёров их персонажам с самого зарождения театра имели довольно мало значения (во многих традиционных театрах прошлого, включая шекспировский «Глобус», все роли играли мужчины). А уж за последние десятилетия можно не сомневаться, что в такой многонациональной стране, как Британия, вышли сотни, если не тысячи классических постановок с самым разнообразным расовым составом актёров. Уж насколько я не большой театрал, но даже мне удалось посмотреть в кинотеатре лондонскую постановку «Франкенштейн: Камбербэтч/Ли Миллер», где почти все роли, кроме двух главных, играли актёры африканского и азиатского происхождения. Да что Британия! В скрепной матушке России в далёком 1996 году друга Ромео Балтазара в «Сатириконе» играл тогда ещё малоизвестный темнокожий актёр Григорий Сиятвинда. Он же играл и солнце русской поэзии Пушкина (на 1/8 эфиопа, конечно, но всё же не настолько очевидно темнокожего) в пьесе «Бунтари» Молочникова. А у Серебренникова в «Кому на Руси жить хорошо» одного из некрасовских «русских мужиков», Ивана Губина, – играл калмык Евгений Сангаджиев. Причём он, по иронии судьбы, тоже причастился «Ромео и Джульеттой», выступив в роли слуги Капулетти Самсона в «Театре наций». Собственно, даже чёрные Джульетты бывали и раньше. Так в чём же проблема с нынешней? Почти все ответы на анти-джульеттовскую истерию в соцсетях упирают на две вещи: дикость и оторванность критикующей публики от современной культуры и её неотрефлексированный расизм. И это, конечно, верные замечания, но, на мой взгляд, не описывающие картины целиком. Одной из главных линий защиты от обвинений в расизме у критикующих стал аргумент, что дело не в цвете кожи Джульетты, а в её внешности в целом. Некоторые твиттерские блогеры, например, показывали картинки конвенционально красивой, феминной темнокожей девушки (кажется, ещё и нещадно отредактированной фотошопом под «европейские» стандарты), утверждая, что против такой Джульетты они бы выступать не стали. При этом саму «новую Джульетту» Франческу Амевуду-Риверс в сети сравнивали с Хищником из известной франшизы, а их афишную фотографию с Холландом – с «дуэлью взглядов» на турнире единоборств UFC. ⬇

Вообще прелесть «Оленёнка» в том, что помимо сталкинга он поднимает или частично затрагивает ещё столько разных проблем, что прямо не знаешь, за какую хвататься. Вот, скажем, первое насилие со стороны Дэрриена. Влиятельный продюсер долго обхаживал ничего не подозревавшего молодого автора, накурил его у себя в квартире, и пока тот находился в максимально уязвимом состоянии, засунул пальцы в его интимные места. Даже несмотря на то, что Дэрриен прекратил после первого же «стоп» (когда Донни сумел хоть что-то из себя выдавить) – то есть, формально действовал по *очень несовершенному* принципу «нет» значит «нет», кажется, абсолютно для всех очевидно, что это именно насилие. Ничем не спровоцированное, неожиданное проявление власти, эгоизма и жестокости. Да, потом главный герой приходил к своему насильнику снова и снова, и для многих уже это поведение наверняка стало поводом расчехлить аргумент «сама виновата», но в самой первой ситуации едва ли кто-то разглядит вину Донни. А теперь представьте на месте Донни не парня, а девушку. Её обхаживает продюсер, предлагает прийти к нему домой, даёт наркотики, предупреждая об их мощном эффекте. Сколько людей просто рассмеялись бы ей в лицо, как Диане Шурыгиной с её «на донышке», узнав, что после всего этого она обвиняет его в насилии? Причём рассмеялись бы не только какие-нибудь патриархальные мудаки с Первого канала и ТНТ, а даже некоторые либеральные светила. Вот, например, Зинаида Пронченко по поводу почти аналогичной, просто показанной чуть менее откровенно, сцены из «Утреннего шоу», пошутила над наивностью героини, не сумевшей дать отпор ТВ-суперзвезде в исполнении Стива Карелла.

Как-то в прошлом году я сидела в баре заполночь и один очень влиятельный мужчина, примерно в два раза старше, сказал: "допивай шампанское и пойдем ко мне, посмотришь кино или как я сплю". И, о, сюрприз, я не подумала, что он заинтересован в моей personality или в нем проснулись отеческие чувства. Ведь мне ближе к 40 чем к 11 и я не идиотка. А Ханна, молодая женщина за 30, делающая карьеру на крупнейшем американском телеканале, решила в аналогичной ситуации, что суперзвезда Стив Карелл просто "хочет дружить" и пошла. Потом очень удивилась, когда ей засунули руку в трусы. У нее задрожала челюсть и на полтора года случилась тяжелая депрессия с наркоманией, в последней серии она умерла от передоза. <…> И даже никого не насиловавший насильник Стив Карелл наконец-то увидел в зеркале, что рожа крива. <…> Телеманифеста феминизма не получилось. Какая боль, какая боль, внутренняя мизогиния - сестринство 5:0!

Как видите, персонажа Карелла (делавшего в сущности то же самое, что и Дэрриен, разве что в роли «наркотиков» тут выступил мощнейший стресс от репортажа о десятках убитых людей) критикесса охарактеризовала как «никого не насиловавшего насильника», а пришедшую к нему в номер и «замершую» в процессе жертву сексуализированного насилия – по сути как «идиотку», ведь самой Зинаиде уже не 11 лет, и она сразу распознала бы подвох. А вот в рецензии на «Оленёнка» Пронченко уже почему-то не обвиняет героя, не говорит, что он идиот, не распознавший подвоха. Почему? Отчасти дело, конечно, в гетеронормативности нашего общества – гомосексуального насилия в обычной жизни, за пределами армий и тюрем, ждёшь меньше, оно находится на периферии общественного сознания, и потому как будто менее оправдано, менее «по природе». Но именно поэтому сравнение с ним очень хорошо демонстрирует и доказывает уже казалось бы навязшие на зубах трюизмы времён MeToo: что и гетеросексуальное насилие не относится к «природе» никаким боком, что уровень доверчивости жертвы или её неумение быстро реагировать на стрессовые ситуации не служит оправданием для насильника и что решение принимать алкоголь и наркотики не является согласием на секс. А тем, кто, как Пронченко, подразумевает обратное, возможно, стоит представлять девушку на месте Донни в сцене с Дэрриеном. Или лучше – парня на месте Ханны в сцене со Стивом Кареллом. Может, тогда вердикт «насилие» не будет вызывать вопросов

Всё-таки качественную методичку составил Богомолов в 2021-м

А давно Парни+ превратились в боевой листок Хасбары? Вот кого-то удивляют «квиры за Палестину», а меня гораздо больше удивляют «квиры за геноцид» (хотя, конечно, всё понимаю про то, что какая-либо идентичность не определяет политические взгляды)

Фейсбук напомнил о старом посте, который стал за два года на удивление даже более актуальным: «Осторожно, hot take. Кратко я бы сформулировал так. Победа СССР или, скажем, России (как тоже любят говорить) над Германией - не твой бро, потому что восприятие победы одной страны над другой как чего-то хорошего - это именно та философия, которая приводит и к развязыванию войн, и к фашизму. А вот самая безоговорочная, самая убедительная (хотя, конечно, не окончательная) в истории победа международных левых и либеральных сил над фашизмом и правыми силами - твой бро. Надеюсь, не надо объяснять, почему»

Да, наличие в медиапространстве большого количества праволиберальных спикеров с откровенно чудовищными идеалами (упомянутая Ксения Ларина далеко не одинока в своих рассуждениях о "черни") может у кого-то создать впечатление левизны Марии Певчих, но левизна эта более чем относительная. Когда она говорит о том, что приватизацию в 90-е нужно было проводить, но просто более честно; когда она говорит, что не считает плановую экономику эффективной; когда в качестве решения проблемы последствий грабительской приватизации она предлагает разовый налог на олигархов при сохранении их активов; когда она говорит, что крупный бизнес должен процветать; когда оказывается, что можно закрыть немножко глаза на империалистическую сущность западных режимов ради борьбы с путинским режимом - многое становится по своим местам. И, я думаю, тайм-коды из этого подкаста - это даже своеобразное алиби для Марии в рамках либеральной среды. Да, разумеется, подобными тейками всё не исчерпывается. Всё же Мария говорит и о необходимости борьбы с бедностью как залоге демократии, и о различных социальных вещах - и это сдвигает её чуть ближе в сторону самой умеренной социал-демократии. Но всё же это по сумме параметров очень и очень центристская позиция.

Рудой В интервью с Рудым тоже отметил, насколько на самом деле осторожная и умеренная позиция у Певчих. По сути всё, что она хочет, — это сменить Путина и, возможно, посадить (или нет? до конца не ясно) тех из олигархов, кто уж совсем сильно с ним связан — вроде Ротенбергов и Ковальчуков. Для участников же залоговых аукционов (которые она сама называла самой большой коррупцией в истории России) вроде Потанина, она предлагает... налог. — То есть, олигархи, которые получили задарма гигантские советские предприятия и уже треть века на них паразитируют, просто заплатят налог, оставив их у себя в собственности? — спрашивает Рудой. — Но это БОЛЬШОЙ налог, — отвечает Певчих. Кстати, встаёт вопрос, могут ли в таком случае откупиться налогами и чисто путинские олигархи, если уж коррупция, в которой они участвовали, меньше по масштабам, чем залоговые аукционы? В остальном тоже совершенно обычные для либералов базовые установки: частная собственность неприкосновенна, итоги приватизации пересматривать не надо, нам нужны "хорошие" миллиардеры вместо "плохих", а марксизм утопичен — это моё глубокое убеждение, хотя вообще я в экономической теории не разбираюсь. Но забавно, конечно, что оппозиционный ландшафт в России со всеми Латыниными, Лариными, Кацами, Плющевыми и т.д. настолько крайне правый, что для него обычная топящая за налоги для богатых кайнда социал-демократка выглядит комиссаршей, поднимающей "чернь" на расстрелы богатых

Не смог удержаться

Представьте ситуацию. Никому не известная блогерша выкладывает личный пост со своей фотографией, скажем, в бледно-розовой рубашке, называя её цвет несколько необычным, но вполне существующим в справочниках эпитетом «цвет бедра испуганной нимфы». Этот пост спустя несколько месяцев (!) находит и, сопровождая насмешливым комментарием, репостит блогерша с куда более значительной аудиторией. А уже под репост приходит настоящая большая поп-звезда, знаменитая, богатая, с миллионами подписчиков, и откровенно высмеивает авторшу изначального поста за неудачную и комичную, на её взгляд, придуманную метафору о бедре нимфы (по-прежнему не осознавая, что эпитет справочный – и авторша его не придумывала). Вслед за тем десятки поклонников этой звезды начинают упражняться в остроумии над, повторю, всего лишь выложившей свою фотографию блогершей, а тысячи других лайкают эти насмешки. Всё это вынуждает авторшу поста закрыть свой аккаунт – фактически её выдавливают из этой социальной сети. Если вам эта история кажется отвратительным злоупотреблением властью реально влиятельной персоны и случаем настоящей, а не придуманной «отмены» не сделавшего абсолютно ничего плохого человека, вызванной в первую очередь невежеством и злобой самих «отменяющих», я с вами полностью соглашусь. Теперь замените авторшу изначального поста на трансженщину с ником Perl Girl, эпитет о бедре нимфы на даже менее вызывающее (и вполне существующее в языке) описание длины своих волос как «bra-strap-lenght» («длиной до бретелек бюстгальтера»), а неназванную поп-звезду на, как вы уже наверняка догадались, Джоан нашу Роулинг – и получите точное описание произошедшей вчера истории в Твиттере. Напомню, что Роулинг, помимо прочего, была одной из подписанто_к знаменитого (морально-панического и наполненного искажениями фактов) письма интеллектуалов против «культуры отмены»

Минутка русской народной гёрл-пауэр. Айна Спирит недавно писала о советском мультфильме «Василиса Микулишна», основанном на одноимённой былине, где заглавная героиня, переодевшись татарским послом (привет корнету Шурочке), спасает мужа из плена киевского князя. По ходу дела она побеждает двух громил в кулачном бою, берёт верх в погоне за зайцем и разносит самого князя (видимо, местного чемпиона) в шахматы, а также играет с племянницей князя Забавой свадьбу, которую, впрочем, в итоге срывает. Мультфильм, сценарий к которому создавала знаменитая Виктория Токарева, и по нынешним меркам смотрится вполне феминистским, хотя, конечно, имеет свои, скажем так, нюансы, неизбежные для советского 1975 года и тем более для Древней Руси. Муж Василисы Ставр Годинович ведёт себя в основном по-мудацки, хотя сюжет пытается выдать его за положительного героя. А подвиги Василисы во многом замешаны на гендерных стереотипах: героиня побеждает громил не силой, а ловкостью, как в айкидо, используя против них их же собственную мощь, а заяц на скачках, как бы почувствовав женскую руку, сам прыгает ей в ладонь (всё это не плохо само по себе, просто говорит о скорее традиционном видении гендеров; в случае с шахматами этого, кстати, нет, тут героиня побеждает потому, что объективно играет лучше). Сюда же можно отнести и «смекалку» Забавы, распознавшей в татарском после женщину по его «лебединой» походке, «сладкому» голосу и ласковому обращению с кошкой (ох уж эти «всегда точно знающие» эксперты, судящие о гендере человека по его феминным или маскулинным чертам). Но я сейчас о другом. Дело в том, что в былинах у Василисы была сестра – Настасья Микулишна (обе они – дочери того самого богатыря-пахаря Микулы Селяниновича). И этот персонаж ещё более необычен для привыкшего к пассивным женским героиням патриархального кинематографа XX века. Настасья – не просто богатырша, а великанша, размером, полагаю, со Святогора. Настолько огромная и сильная, что когда тот самый «классический» богатырь Добрыня Никитич, действующий, очевидно, по принципу «слабоумие и отвага», решился на неё напасть, она взяла его за волосы и положила в карман до лучших времён, даже не обратив внимания на эту мелкую помеху. Через какое-то время вспомнила, достала и женила на себе. Потому что понравился. А не понравился бы – было бы на картине Васнецова на одного богатыря меньше. Просто представьте вой о повесточке что от консервативной, что от либеральной публики, если бы кто-то экранизировал такой сюжет сейчас (не в плане полунасильного(?) брака, разумеется, а в плане победы женщины над культовым мужским героем). Да и в целом крупных, могучих, не соответствующих конвенциональным физическим стандартам женщин в качестве протагонисток даже в <якобы> прогрессивном Голливуде увидишь не так часто. А вот древнерусские авторы могли себе позволить