Маленький книжный червячок

Нашла быстрый способ подсесть на Томаса Пинчона (или наоборот). Если вас пугают его объемные романы вроде «V.» или «Радуги тяготения», возьмите эту маленькую повесть, читается очень быстро. Я одновременно отдохнула и взбодрилась интеллектуально. Написано отлично, свежо, экспрессивно. Концовка странная, как и весь текст. Произведенный эффект: ничего не понятно, но хочется еще))

Самая сильная часть — сценки с учениками школы. Они живые, настоящие, в них веришь. Ребята, конечно, матерятся и прикалываются друг над другом, но почему-то эти эпизоды выглядят самыми добрыми, на них душа отдыхает от «мясных» Надиных ассоциаций. Хотя задумывалось описать буллинг и то, как школьники любят издеваться над одноклассниками. Вот тут что-то пошло не так — образы ребят получились самыми объемными и индивидуализированными, так и вижу, как спустя пять-десять лет они встречаются и со смехом вспоминают свои невинные приколы. Проблема в том, что все это складывается плохо в единое полотно. Многие поступки персонажей, не только Надины, непонятны, как будто случайны. Для объяснения некоторых вещей автор прибегает к магическому реализму, который выглядит то как бред героини, то как претензия на мистику. Эти эпизоды сильно выделяются на фоне общего нормального реализма. Писательница словно распыляется между всеми проблемами, которые задалась раскрыть, а тут еще и аутизм, пущенный на самотек. И сильно разочаровывающая концовка, спойлерить не буду. Почему книгу все-таки стоит прочитать? Она встряхивает, заставляет задуматься об отношениях с близкими людьми. Возможно, если вас затянула рутина, все идет по инерции, близкие воспринимаются, как раздражающие тени, и вы вообще уже забыли, кто вы и зачем все это, болезненный текст о девочке, которую никто не понимал и особо не любил, заставит остановиться и всмотреться в собственную жизнь. Может, вы сами уже стали для себя этой брошенной девочкой (или мальчиком, тут неважно), которой говорите каждое утро: давай, не подведи, будь нормальной! Несмотря на недостатки общей конструкции, написано все-таки достаточно хорошо. Есть даже красивые моменты:

«Надя забирается на подоконник в двенадцать, в пятнадцать десять, в семнадцать тридцать и в восемнадцать сорок. У других тоже есть свои ритуалы: например, в семь вечера в доме напротив на балкон выходит мужчина в трениках и желтом свитере. Три минуты он курит, затем бросает окурок вниз и неизменно плюет ему вслед. Однажды мужчина не выходил на балкон целых четыре дня, и Надя все это время сильно тревожилась. <…> Как зачарованная, Надя неподвижно смотрела на мужчину все три минуты, а тот — как зачарованный — неподвижно смотрел куда-то в пространство. Будто оба медленно проваливались в один и тот же застывший сон. И все было хорошо, все на своих местах».

Текст захватывает — пока читаешь, плывешь, как по течению, хоть и коробят отдельные моменты. Понимание, что книга не до конца удалась, приходит после, по осмыслении. Но все же это хорошая попытка сказать о важном, дать слово ребенку. P.S. История с гением, который все бросил и выбрал обычную жизнь, есть в книге Алессандро Барикко «City», и там она написана очень хорошо. А тема родственников, которые больше манипулируют, чем на самом деле любят, отлично раскрыта в книге Саши Николаенко «Муравьиный бог». Для лучшего понимания людей с аутизмом моя знакомая, работающая с подобными детьми и сама воспитывающая такого ребенка, советует посмотреть кино «Темпл Грандин» (2010), основанном на реальной биографии.

Книга поднимает сразу несколько важных проблем. Во-первых, описана беспомощность детства, полная зависимость ребенка от тех взрослых, у которых он оказался. Идеальный расклад — любящие родители — случается не со всеми. Надю перебрасывают от мамы к бабушке, потом обратно, потом к отцу и снова назад, как будто она резиновый мячик. Любой ребенок, даже без диагноза, от такой жизни стал бы замкнутым и нелюдимым, живя с пониманием, что он никому не нужен. Во-вторых, проблема вундеркиндов — обязаны ли дети, обладающие определенным даром, реализовывать его только потому, что на этом настаивают взрослые? Множество историй гениальных детей, которые потом пошли вразнос и упустили все возможные шансы, и обратных, где при поддержке и любви родителей они полностью реализовали способности, подсказывают, что, наверное, не стоит лишать их детства, стоит давать им быть собой, идти своим путем, пробовать, выбирать. Это здесь описано очень хорошо, и опять же жизнеспособно и без аутизма. В-третьих, тут во весь рост проблема «семейного проклятья»: бабушка гнобит маму, мама, в свою очередь, дочь, и мало кто делает выводы и пытается изменить поведенческий паттерн. Еще одна проблема — школьный буллинг. Тут он не очень страшный, видимо, автор пожалела героиню и не стала делать из нее еще и «Чучело». Но вопрос поставлен — как необычному (неважно, в чем) ребенку выжить среди группы других детей с их естественной жестокостью по отношению к тем, кто хоть немного отличается. Но для меня в этой книге оказалось очень много вопросов. Обычно я спокойно отношусь к каким-то фактологическим несообразностям, если сама история сложилась и живет. Но здесь слишком много нестыковок, прежде всего связанных с музыкальной частью. В какие-то моменты становилось ясно, что история придумана (даже если основана на чем-то реальном), торчат декорации, над текстом возникает автор с ниточками в руках, двигающий своих марионеток. На эти мелочи можно было бы закрыть глаза, если бы у сюжета был хоть какой-то скелет. Но текст расплывается, держась всего на трех «косточках». Надины близкие мотивируют ее одним и тем же призывом: «ты странная, а мы тебя терпим, не подведи нас, не опозорь, стань нормальным человеком!» В случае бабушки прибавляется еще и «ты меня в могилу сведешь своим ужасным поведением». Как ни странно, что-то близкое к пониманию появляется только у школьной подруги Ксюши, но и она слишком озабочена своими проблемами, так что близкой и душевной эту дружбу не назовешь. Однако этот мотив работает и двигает Надю вперед — она честно пытается не подвести, хотя иногда и скатывается в очередной мелтдаун. Еще одна часть сюжетного каркаса — Надин внутренний мир, очень странный, болезненный, неприятный. Здесь много описаний, постоянно повторяются такие эпитеты, как серый, затхлый, липкий, тусклый, угрюмый, тревожный и так далее. Окружающие люди тоже описаны неприязненно, некрасиво:

«Антонина Илларионовна была дамой неопределенного возраста. Тучной, желеобразной, похожей на холодец. С мышино-серыми глазами и такого же цвета волосами, гладко зализанными на пробор».

И так далее — кажется, рядом с Надей нет ни одного симпатичного человека, ни одной детали, которая не вызывала бы у нее тошноту и неприятные физиологические ассоциации. Можно выписывать подряд: «хмурые лица, покрытые чешуйками и бородавками», «коросты крыш», «школьные стены снаружи и изнутри оказались угрюмыми, цвета венозной крови», «болезненное летнее пекло» — это буквально на нескольких страницах подряд. Очень жаль человека, который так воспринимает мир, но жаль чисто теоретически, потому что все это вызывает не сочувствие (а должно бы) — лишь тошноту.

#художка Екатерина Ру. Мертвые пианисты. — М.: АСТ. — 352 с. Перед нами история девочки Нади с пятилетнего возраста до окончания школы. У Нади синдром Аспергера и большие способности к игре на фортепиано. Сложно сказать, в чем здесь сюжет, — Надя просто живет, пытаясь встроиться в социальную систему, которую не понимает, ошибается, начинает сначала, преодолевая внутренние проблемы, насколько это возможно. История в самой ее жизни, ежедневных сражениях то с собой, то с окружающими, потому что кажется, что девочка в принципе несовместима с тем, как все устроено в этом мире. Ведь все устроено для нормальных, а она особенная. Диагноз ей так и не ставят, о том, что она именно Аспергер, можно понять из деталей, общеизвестных об этом синдроме. Симптомы описаны узнаваемо, емко, но, если убрать из сюжета аутизм, кажется, мало что изменится.

Если говорить о коротких рецензиях на конкретные книги, то текст анализируется со всех сторон, оценивается и сюжет, и правдоподобие, и стиль, и интонация, и авторский потенциал, после чего выносится «приговор» — и это на трех-четырех страничках. При всей экономности, точности и краткости в этих статьях есть образность и юмор, подчас недобрый, и художественность, метафоричность, игра слов и контекстов. Это не просто прикладные тексты, а «литература о литературе», как называл критику Михаил Гаспаров. Например, так Хлебников оценивает книгу Дмитрия Захарова «Средняя Эдда»:

«При этом текст удивительно монотонен и монохромен во всех смыслах. Видимо, от "тоски по признанию" Захаров сразу бросает читателя в текст, считая это признаком высокой художественности, настоящей прозы. Без экспозиций и объяснений. Читатель должен сам реконструировать, погрузившись в роман. Но погружаться не хочется по одной причине: нет глубины и течения».

Жестко, едко, честно, образно. Михаил Хлебников не церемонится с произведениями, которые считает слабыми или переоцененными, — если текст выходит на широкую публику, а тем более попадает в премиальные списки, он может и должен быть взвешен, измерен, оценен. Все написанное может быть использовано против писателя, обыграно и закаламбурено, какая-либо снисходительность к объекту анализа отсутствует. Живая интонация и саркастичность хлебниковских статей захватывает, бывает, смеешься в голос: «Нам хорошо знакомо понятие "постмодернизм". Как правило, оно употребляется в книжной речи рядом с другими красивыми словами: после коннотации и перед дискурсом», или «По мере чтения начинаешь понимать, как устроены рассказы Селукова. Скомбинирую пассаж: "И тут Надька, тварь такая, отвернулась от перемазанного рвотой Витька, демонстрируя ледяное равнодушие, о котором писал Альбер Камю". Читатель, тот самый благополучный житель "города желтого дьявола", после этого должен бережно отложить книгу, встать, подойти к окну и, глядя на огни проезжающих внизу машин, подумать о том, как много он потерял, забыл, не успел». В обзорных и тематических статьях взят иной тон, более взвешенный, серьезный. Такие статьи — вроде обзора советской и российской фантастики, книг в специфическом жанре «ЛитРПГ», исследования образа Сибири в зарубежной художественной литературе — хороший нонфикшн, только небольшого объема, как глава из книги. Чувствуется основательность подготовки к каждому материалу и общая большая начитанность автора, позволяющая свободно проводить исторические параллели, находить удивительные соприкосновения классики и современности, устанавливать неочевидные на первый взгляд связи. Эти монолиты хорошо структурированы и отлично погружают в тему. Особенно хороша статья о неожиданном мифе, будто «Двенадцать стульев» написаны не Ильфом и Петровым, а кем-то другим, предположительно Михаилом Булгаковым. Хлебников для начала дает экскурс в историю литературных мистификаций вообще, затем указывает источники мифа — книгу Ирины Амлински «12 стульев от Михаила Булгакова», вышедшую в 2013 году, и серию публикаций Дмитрия Галковского, объединенных в книгу «Необходимо и достаточно» (2020). После чего идет подробный разбор, как авторы пришли к такому выводу и, главное, почему он неверен. Это качественное литературное расследование, в котором проявлены лучшие черты Хлебникова-критика и литературоведа: основательность, опора на источники (письма, дневники), умение так выстроить историю, что от нее невозможно оторваться, легко и просто объяснить сложное и непонятное. Отдельный респект за креативные заголовки — звучные, аллюзивные, каламбурные: «И девочки кровавые...», «Это я – Эддочка, или Хороший лейтенант», «Похождение гипсового мальчика в августе 68-го», «Пятьдесят оттенков мрака». Содержание можно читать как отдельное произведение, но смешнее, конечно, соотнести заголовки с темами статей.

Общая проблема критических текстов в том, что они часто сближаются с филологическими, литературоведческими, слишком научно для обычного читателя, слишком скучно и занудно. Но от «Строгого отчета» не сводит зубы, это написано очень живо, легко, нет «воды», собран интересный материал, все подробности на своем месте. Можно сказать, это статьи для всех, хотя автор и считает, что «читатель, который честно зарабатывает на жизнь таксованием или мойкой стекол, нам практически недоступен». Как сделать, чтобы такие живые, яркие, но при этом в профессиональные тексты нашли своего «обыкновенного читателя», а не такого же «производителя культурного продукта» (коллеги по цеху, думаю, давно познакомились с ними в соответствующих журналах), — хороший и немного грустный вопрос.

#новинка #эссеистика Михаил Хлебников. Строгий отчет: эссе. — СПб: Литературная матрица, 2024. – 368 с. Читать написанное другими критиками, особенно такими высокими профессионалами, как Михаил Хлебников, не только полезно, бодрит и заставляет расти над собой, но и невероятно увлекательно. Я только что употребила слово «увлекательно» в отношении сборника статей, да-да. Хлебников — литературовед и критик из Новосибирска, кандидат философских наук, автор монографии о Сергее Довлатове. В сборнике «Строгий отчет» три части: в первой собраны проблемные статьи (кто такие критики и чем они занимаются, нужен ли писателям союз, новая волна писателей-эмигрантов и т.д.); во второй — рецензии на книги, номинированные на премию «Национальный бестселлер»; третья отведена под большие обзоры и «несортированные» рецензии. Все эти тексты можно найти «в розницу» в журналах «Вопросы литературы», «Сибирские огни», «Новый мир» и др., но «оптом» эффект намного сильнее.

Но все-таки главное — тексты. Выложу одно из любимых (довольно спокойное, нетипичное, зато про море). Перевод Василия Бетаки. ЗИМНИЙ СЕЙНЕР В этой гавани больших пирсов почти что нет. Море пульсирует под тонкой кожей — это разлита нефть. Качаются красные и оранжевые баркасы, Ниже ватерлинии ободранные до волдырей, Прикованные к причалам, старомодные, в ярких красках. Чайка едва удерживается на хлипкой рее, Не качаясь, хотя порывы ветра все злее и злее, Она неподвижна, словно одеревенелая, В сером официальном пиджачке, И гавань качается на якоре в жёлтом её зрачке. Посудина подплывает, как дневная луна белая, Скользит над рыбами, словно конькобежец, пируэты делая, Унылая, двухмачтовая, будто со старой гравюры. Три бочки мелких крабов с неё выгружают, Настил пирса скрипит, его едва удерживают сваи. Раскачивается шаткое здание портовой комендатуры, Коптильни, лебёдки, складские сараи, серые и хмурые, Какие-то мостики вдалеке... И не замечая стужи, Сплетничает на невнятом жаргоне вода, Запахи дёгтя и дохлой трески притаскивая сюда. Для бездомных и влюбленных этот месяц — Что может быть хуже? Море за волноломом ледяные осколки кружит, Даже наши тени от холода синие — такой мороз! Мы хотели увидеть, как солнце из воды подымет рассветный веер, А вместо зрелища нам достался этот заледенелый сейнер — Бородатый от инея замерзающий альбатрос: Словно бы в целлофан завёрнут Каждый поручень, каждый трос. Скоро солнце эту плёнку слижет и пар рассеет, И всё кругом закачается, в дымке дрожа... Вот уже верхушка любой волны блестит, как лезвие ножа. Издания на русском: Собрание стихотворений: в редакции Теда Хьюза / подгот. В.П. Бетаки, Т.Д. Венедиктова, Е.В. Кассель. — М.: Наука (серия «Литературные памятники»). Под стеклянным колпаком / пер. В. Топорова. — СПб.: Северо-Запад, 1994; СПб.: Амфора, 2000. Под стеклянным колпаком / пер. С. Алукард. — М.: АСТ. Мэри Вентура и «Девятое королевство». Рассказы / пер. Валерии Бернацкой. — М.: АСТ. Ариэль / пер. Н. Сидемон-Эристави. — М.: Эксмо. Об этом сборнике я писала здесь. Что еще: Фильм «Сильвия» (2003), в главных ролях Гвинет Пэлтроу и Дэниэл Крейг. Создателям почти удалось перекинуть телепатический мостик между зрителем и поэтессой. О нем я тоже упоминаю в посте. Сильвии Плат посвящен первый сезон подкаста «Анна под поездом» — на данный момент вышел один выпуск. Качественно и с большой любовью к поэтессе. Много информации из англоязычных источников, пока не переведенных на русский. Сообщество ВКонтакте — сокровища, откопанные энтузиастами, в том числе англоязычное издание дневника и много нерастиражированных фотографий.

#события Как-то в Литинституте на семинаре по английскому языку мы обсуждали стихотворение Теда Хьюза. И преподавательница, слово за слово, рассказала нам историю любви Хьюза и Сильвии Плат. До этого Сильвия была для меня просто именем и несколькими стихами из сборника «Американская поэзия в русских переводах» (кстати, он составлен другим нашим преподавателем, ныне уже покойным, — Станиславом Бемовичем Джимбиновым, но это уже другая история). Англичанка, рассказав про двух непростых людей-поэтов и их отношения, посоветовала посмотреть фильм «Сильвия» с Гвинет Пэлтроу. Фильм меня очень впечатлил, после него я прочитала все, что нашла в интернете, роман «Под стеклянным колпаком» и уже более внимательно и в большем количестве собственно стихи Плат. Так имя из сборника превратились в личность и судьбу, которая поражает не меньше, чем ее поэзия и проза. Сегодня есть повод вспомнить о ней — 11 февраля 1963 года в возрасте тридцати лет Сильвия Плат покончила с собой.

#веселыекартинки Вдогонку про вред думскроллинга на примере все той же Неми, или вечное «Не читайте советских газет» 😅