Чорт ногу сломит

Astra AI demo

Вчера Google провела очередную конференцию Google I/O, посвященную новинкам в сфере ИИ. Событие прошло на следующий день после аналогичного мероприятия от OpenAI и в целом было о том же. Google представил Veo — свою ИИ-модель для генерации видео из текста, рассказал про новый чип для ИИ под названием Trillium и показал, как ИИ теперь будет интегрирован в их поисковик и в YouTube. Интеграция ИИ в самый популярный поисковик, основную статью дохода и главное конкурентное преимущество Google, важный шаг и ответ OpenAI и другим компаниям, которые хотят урвать себе кусок поискового пирога. Пока эта интеграция выглядит не очень впечатляюще. Главные обновления касаются Gemini — флагманской ИИ-модели Google, а точнее, построенного на ее основе мультимодального ИИ-ассистента под названием Astra. Astra может воспринимать звук, текст и изображения и делать с ними что-то полезное для вас. И такую же фичу своего ИИ позавчера продемонстрировали OpenAI. За два дня мы уверенно перешли из эпохи больших языковых моделей, с которыми можно только переписываться, в эпоху мультимодального ИИ. Точнее, мультимодальных ИИ-агентов, которые видят, слышат и “понимают” окружающий мир. Камеры и микрофоны на наших девайсах становятся глазами и ушами ИИ-агентов, а чипы и накопители информации превращаются в их мозги и память. Можно выделить два типа ИИ-агентов: 1) личные агенты попроще — они будут основываться на простых ИИ-моделях с небольшим количеством параметров (до 10 млрд), жить на наших персональных устройствах, иметь доступ ко всей нашей личной информации и работать на нас как личные ассистенты; 2) облачные агенты посложнее — в основе этих будут лежать громадные ИИ-модели (с сотнями миллиардов параметров), они будут жить в облаке, будут на порядки мощнее и утонченнее личных ассистентов, ну и либо будут, либо не будут иметь доступ ко всей нашей личной информации, как повезет. Презентации OpenAI и Google — самое начало мультимодальных ИИ-агентов, но это очень большой культурный сдвиг, который доказывает, что человечество резко перестало бояться ИИ и открыло ящичек Пандоры. Кошмарный потенциал этой технологии, может, и не просматривается изнутри благополучных комьюнити Кремниевой долины и в богатых потребительских обществах, но его очень легко разглядеть на примере все более тоталитарной РФ. Например, одна из фич, показанных Google, заключается в том, что их маленькая модель Gemini Nano сможет теперь слушать разговоры пользователей Android-смартфонов и прерывать их беседу предупреждением о подозрительной активности: например, сообщит вам, что вы говорите с мошенником, потому что банки не просят вас перевести деньги куда-то. А теперь представьте, что эта маленькая модель называется нe «Gemini Nano», а, скажем, «Мини ФСБшка» — он тоже стоит на телефонах и предупреждает вас (или не вас) о подозрительной активности. Выход один: автократии и тирании должны исчезнуть до того, как ИИ-агенты станут общим местом.

​ИИ-комьюнити взахлеб обсуждает новинку от OpenAI — языковую модель GPT-4o. Энтузиасты не жалеют характеристик вроде “сумасшествие” или “безумие”, говоря о новинке, и считают что это очередная ИИ-революция. “Мы уже почти в фильме Her”, говорят они. Скептики и конкуренты компании отмечают что это скорее фейл, чем победа. Все с замиранием сердца ждали на вчерашней презентации GPT-5 — чего-то принципиально нового, следующего шага на пути к сильному ИИ, который подтвердил бы лидерский статус компании Альтмана. Вместо этого получили 4o — слегка улучшенную версию 4 Turbo, которая была улучшенной версией модели 4. За 14 месяцев работы над GPT-5 компании все еще нечего предьявить, из-за чего многие опять заговорят о заморозке ИИ-прогресса и про утрату OpenAI лидерской позиции. Главная новация модели GPT-4o — улучшенная способность нейросети воспринимать любую комбинацию звука, текста и изображения и выдавать ответы в форме звука, текста и изображений. Если упростить — нейросеть стала лучше разговаривать и понимать, что она видит, если вы разрешаете ей смотреть на мир через камеры ваших девайсов. Например, вы можете навести камеру смартфона на птичек в озере и нейросеть расскажет вам, что это за птички, что они делают и посоветует чем их кормить. Такая функция очевидно круто будет смотреться в очках дополненной реальности, чтобы вы просто спрашивали “что я вижу?” и она отвечала, спрашивали “что мне делать с этим?” и она инструктировала. Пока у OpenAI, в отличие от Meta, нет своих очков — и, возможно, о создании какого-то такого девайса Альтман и договаривается с Джони Айвом, отвечавшим за дизайн айфона в Apple. Кстати он и с Apple договаривается, чтобы интегрировать ChatGPT в iOS 18 для айфонов. Вообще, от OpenAI все сильнее веет вайбом Apple, в худшем смысле: попытка создавать хайп и фетишизировать бренд, не создавая ничего нового и переупаковывая свою былую славу. Яблочная компания, блиставшая при Стиве Джобсе, сегодня стоит почти 3 триллиона долларов, но не может даже рекламу нормальную снять: для рекламы типа нового IPad копирует рекламу смартфона LG за 2008 год. Я думаю, что выход GPT-4o (кстати, “о” в названии — от слова “omni”, латинского префикса означающего “все”) все же можно считать очередной победой Альтмана. Хайп вокруг релиза доказывает культовый статус OpenAI, а суть релиза – акцент на голосовом общении с LLM – последовательно реализует видение Альтмана, который считает, что главная задача ИИ в ближайшем будущем — стать нашими всевидящими и всезнающими помощниками, которые всегда рядом. Меня конечно беспокоит потенциальная кошмарность такого его видения, особенно во всяких там тоталитарных режимах, но об этом поговорим как нибудь в другой раз. (На фото Мира Мурати, CTO OpenAI. Из презентации GPT-4o мне больше всего понравилось как нейросеть переводит ее итальянский на английский и обратно)

​Один кубический миллиметр мозга человека содержит 57 000 клеток, 230 миллиметров кровеносных сосудов и около 150 миллионов синапсов. Это структура размером с маковое зернышко настолько сложна, что ее тремхерная модель со всеми взаимосвязями между нейронами, синапсами и клетками занимает 1.4 петабайта компьютерной памяти (1,4 млн гигабайт). Ученые из Лаборатории Лихтмана в Гарварде и инженеры из Google Research в начале мая создали такую трехмерную карту миллиметрового кусочка ткани из височной доли мозга человека. «С одной стороны, наш набор данных крошечный. Но он не кажется маленьким, потому что, открыв его, вы увидите, что это гигантский лес. Это очень маленький, но очень, очень, очень сложный лес», — говорит профессор Джефф Лихтман. Это всего 1/1 000 000 часть мозга человека и впечатляющий шаг на пути к созданию человеческого коннектома (полного описания структуры связей в нервной системе): доказательство, что создание коннектома в принципе возможно. «Мы хотим понять, как информация физически кодируется в нервной системе. С точки зрения фундаментальной науки, изучение того, как меняется коннектом по мере взросления нашего мозга, позволит решить фундаментальные вопросы развития мозга, обучения и памяти, а сравнение коннектомов разных людей покажет, насколько уникален рисунок нейронных связей в каждом человеческом мозге. С клинической точки зрения, коннектомика позволит нам тщательно изучить гипотезу о том, что многие заболевания головного мозга являются «коннектопатиями» — идею о том, что патология заключается в неправильном подключении нервных цепей», — пишет профессор Лихтман. Кора головного мозга человека состоит примерно из 16 млрд нейронов с более чем 160 триллионами синаптических связей. Каждый нейрон имеет синаптические связи с сотнями или даже тысячами других нейронов, и каждый отправляет выходные данные такому же количеству целевых нейронов, разбросанных на большом расстоянии. Так что установление полной схемы соединений даже одного типа нейронов в коре — огромная технологическая и вычислительная проблема. Прежде чем взяться за создание коннектома мозга человека, люди еще в 1992 году создали коннектом нервной системы круглого червя Caenorhabditis elegans: у него было всего 302 нейрона, но на создание его коннектома ушло целых 10 лет. Поэтому после изучения червя за мозг человека никто не брался почти 20 лет. Сейчас, благодаря ИИ и вычислительным мощностям, этот проект кажется более реальным, — но все же пока фантастическим. Когда я вижу такие цифры, мне совсем не трудно согласиться с утверждением, что человеческий мозг — самая сложная технология в известной нам вселенной. Но сразу возникает вопрос: как выглядит мозг существа, которое, вероятно, живет где-то в этой вселенной, — и которое сложнее нас на столько же порядков, насколько мы сложнее этого червя? Мозг и космос — самые важные области для изучения. И очень жаль, что и то, и другое мы рвемся изучать в первую очередь для того, чтобы милитаризовать их и победить друг друга. (На иллюстрации показан один нейрон (белый) с 5600 аксонами (синий), которые с ним соединены. Синапсы, обеспечивающие эти связи, показаны зеленым цветом. Тело клетки (центральное ядро) нейрона имеет диаметр около 14 микрометров)

В последнее время я много думаю о пропаганде: почти каждый день читаю статьи и исследования, слушаю лекции и семинары по этой теме. Моему увлечению пропагандой уже больше 10 лет, но в последние 2 года эта тема стала особенно актуальной, потому что меня — и всех вокруг — с утра до ночи омывают потоки грубой, злой и беспощадной пропаганды со всех сторон. Увлечение пропагандой начиналось с изучения трудов Уолтера Липпмана и Эдварда Бернейса, корифеев пропаганды в демократиях, и изучением нацистских и советских практик тоталитарной пропаганды. “Пропаганда, очевидно, работает, просто она не на те цели направлена», — думал я. Так что какое-то время я был озабочен «пропагандой осознанности» — идеей, что используя методы убеждения, разработанные на фоне двух мировых войн, можно склонить даже самых дремучих людей в сторону более осмысленной, вдумчивой жизни. Я, конечно, понимал, что пропаганда в основном работает на отупение, что ее монотонный бубнеж не способствует развитию интеллекта и мышления, которого я хотел добиться, да и в целом она тем лучше работает, чем менее человек образован и смышлен — и все же надеялся, что смогу что-то придумать. Наверное, я вдохновлялся фразой «пропаганда здорового образа жизни», которая вполне себе работала на отдельные категории людей, и думал, что так же можно «заставить людей быть осознанными». Начиная с 2022 года, я окончательно убедился, что пропаганда вообще не подходит для моих целей, потому что испытал на себе ее действие на максималках. Пропаганда не только рассчитана на “слабоумие” людей, но и чаще всего представляет собой набор очень грубых примитивных инструментов. О главном инструменте пропаганды я недавно писал: это остервенелое повторение, без которого не работает никакая пропаганда, — особенно в век соцсетей и рекомендательных алгоритмов. Окей, может тогда что-то интересное происходит на уровне послания, которое бесконечно повторяется, может, там есть пространство для маневра мысли? Тоже нет: ведь чем грубее и примитивнее послание, тем лучше — людям легче запомнить, проще повторить и не надо напрягаться чтобы вникнуть. Чуть интереснее становится на уровне поверхностной психологии, к которой эти повторяемые грубые послания постоянно обращаются: искусство пропагандистов в том, чтобы правильно уловить эмоционально-психологическое состояние народа и доминирующие в нем настроения, и постоянно долбить в эти состояния соответствующими дубовыми посланиями, чтобы какие-то настроения разжечь, а другие — наоборот, погасить. Проще всего повторять послание. Но ощутимо сложнее — сформулировать это послание. А труднее всего угадать настроение объекта и понять, до какой степени это настроение можно изменить своими посланиями. В любом случае, классическая пропаганда — это инструмент прошлого века, когда основными каналами ее распространения были газеты, кино, радио и телевидение. Это не значит, что пропаганда сегодня не эффективна – так же, как архаичные молоток и отвертка нужны при строительстве адронного коллайдера, пропаганда сегодня тоже нужна для строительства чего-то гораздо более совершенного и тотального, чем простенькие агитки, которыми недалекие политики все еще плюются в народы. Но об этом поговорим позже.

​Израильская армия разработала алгоритмическую систему «Лаванда», которая помогает военным с помощью ИИ и больших данных быстро и массово идентифицировать боевиков Хамас в Секторе Газа для их дальнейшего уничтожения в ходе операции «Железные мечи». В первые недели этой операции израильская армия очень сильно полагалась на Лаванду при определении целей для нанесения бомбовых ударов. За несколько недель операции, начавшейся после вторжения 7 октября, Лаванда выделила около 37 000 палестинцев из более чем 2 млн жителей Газы, в которых она распознала скрытых боевиков Хамас. Исходя из расследования журналистов израильского издания +972, основанного на 6 источниках из израильской разведки, Лаванда опирается на систему массовой слежки за палестинцами в секторе Газа и на основе собранных данных присваивает жителям рейтинг от 1 до 100: чем выше рейтинг, тем больше вероятность, что человек принадлежит к боевикам. Такое распознавание осуществляется с помощью ИИ, который натренировали на данных уже известных боевиков и научили распознавать похожие паттерны в других людях. К общим паттернам прибавляются очки за более конкретные нюансы: например, если человек состоит в одной Whatsapp-группе c известным боевиком, меняет телефон каждые несколько месяцев или часто переезжает. Визуальная информация, данные мобильного телефона, связи в соцсетях, информация с поля боя, фотографии и тд — все это идет в топку ИИ, который выписывает рекомендации к ликвидации. Это пока еще не полностью автономная ИИ-система, скорее, так называемый ИИ-кентавр — гибрид человека с ИИ — поэтому финальное решение для ликвидации маркированного Лавандой палестинца принимали живые военные. По словам источника издания, работавшего с Лавандой, на подтверждение корректности цели у него уходило совсем не много времени: «Я тратил по 20 секунд на каждую цель в тот период и подтверждал десятки целей каждый день. Как человек, я не привносил никакой добавочной ценности, кроме того, что ставил печать одобрения. Это экономило много времени». Расследование +972 утверждает, что Лаванда ошибается минимум в 10% целей, а приоритетное место для уничтожения помеченных целей — их дома, так что вместе с предполагаемыми хамасовцами под огонь часто попадали их семьи и соседи. Армия обороны Израиля утверждает, что значительная часть расследования — безосновательные утверждения, а другая часть — неправильно понятая правда. Я не спешу верить всем деталям этого расследования, так как понимаю, что это тоже часть информационной войны. Однако я не сомневаюсь, что системы вроде Лаванды (смесь нейросетей, больших данных, социального рейтинга и предиктивного полисинга) используются в зонах конфликтов и в том числе служат основанием для ликвидации людей — в данном случае, если это правда, поражает только масштаб. Ранее Израиль уже использовал аналогичную Лаванде систему «Евангелие», она специализировалась на определении хамасовских зданий, а не людей. Ее пользу объясняет бывший начальник Генштаба Израиля Авив Кохави: «Эта машина с помощью ИИ обрабатывает большой объем данных лучше и быстрее, чем любой человек, и превращает эти данные в цели для атак. В результате с момента активации машины во время Операции «Страж стен» [в Газе в 2021], она генерировала 100 новых целей каждый день. Понимаете, в прошлом бывали времена, когда мы могли сгенерировать только 50 целей за год. А тут вам машина, производящая 100 целей в день».

Люди определяют политическую ориентацию других с точностью около 55% — это слегка эффективнее, чем попытка определить, консерватор человек или либерал, подбросив монетку (50%). Но как показало исследование профессора Стэнфордского университета Михала Косински, ИИ вычисляет принадлежность человека к консервативным или либеральным взглядам гораздо точнее: в выборке из 1 млн фотографий людей нейросети определили их политориентацию с более чем 70% точностью. Результаты исследования Косински подтвердились двумя экспериментами других ученых. В самом свежем варианте этого эксперимента Косински доказывает, что алгоритмы распознавания лиц могут угадать политическую ориентацию человека даже по фотографиям с нейтральным выражением лица (как на паспорт), без растительности на лице, пирсинга, тату, украшений, макияжа и любых других форм саморепрезентации. Другая серия экспериментов с использованием фотографий из профиля людей (то есть содержащих информацию о саморепрезентации) показала, что нейросети с высокой вероятностью умеют определять также и их сексуальную ориентацию. Такое ясновидение ИИ возможно за счет того, что он умеет распознавать паттерны значительно лучше, чем это получается у людей. Если мы посмотрим на фотографии десяти рандомных геев или консервативно настроенных женщин, мы можем не заметить между ними ничего общего — каждый и каждая могут оказаться непохожими друг на друга уникальными персонажами. Но когда ИИ смотрит на десять тысяч фотографий этих категорий мужчин и женщин, он, в отличие от человека, научается определять закономерности, паттерны, по которым затем может распознать гея или консервативную женщину на изображениях не из выборки. Безусловно, эксперименты с распознаванием сексуальных и политических предпочтений человека по его лицу можно подвергать бесконечной критике. В глаза бросается не 100% точность таких ИИ-дознавателей: кроме несовершенства самой технологии, проблема в том, что сексуальная ориентация, а тем более политическая, может измениться под воздействием обстоятельств жизни или по выбору человека. Правозащитник вправе сказать, что это антигуманная практика, нарушающая права человека на личную жизнь — в конце концов, лицо у нас одно, и если оно рассказывает больше, чем человек хочет рассказать, то это большая проблема в обществе, где ценят приватность. Но все эти неточности и несправедливости — не проблема в обществе авторитарном, тоталитарном и в обществе надзора. Однополый секс считается преступлением в более чем 60 странах, и имплементация алгоритмов, распознающих сексуальную ориентацию по фотографии человека может привести к массовым репрессиям невиданных масштабов. Авторитарные режимы, вооруженные алгоритмами, распознающими политическую оппозицию и диссидентов по лицу, быстро превратятся в стерильные тоталитарные режимы без тени инакомыслия. Неточность алгоритмов, распознающих неугодные слои населения, не будет пугать цифровых автократов: ИИ все равно точнее человека определяет неугодного по лицу, а невинные жертвы никогда не останавливали тиранов — «лес рубят, щепки летят». Авторитарный режим стремится к контролю внешних проявлений гражданина, а тоталитарный хочет контролировать и его чувства. Чем совершеннее будут нейросети тиранов, чем лучше они будут судить о внутреннем мире человека по его лицу, тем меньше автократий и больше тоталитарных режимов мы будем наблюдать. Выход из этого только один: автократии и тирании должны исчезнуть до того момента, когда технологии сделают психику человека полностью прозрачной.

​Сэм Альтман в последнее время системно троллит техно-общественность одним и тем же месседжем: все, что OpenAI выпустила до сих пор, — полный отстой, а вот следующее поколение продуктов будет реально крутым. Золотой стандарт ИИ-индустрии, заданный компанией Альтмана, — LLM-нейросеть GPT-4 — он сам называет «самой тупой моделью, которую вам когда-либо придется использовать» и говорит, что она «kind of sucks» — а вот следующая версия, GPT-5, будет «намного умнее». Из его же слов становится понятно, что довольно быстро “тупой”, по его меркам, станет и GPT-5. Ведь к моменту, когда она попадет в открытый доступ, его команда уже будет полным ходом работать над GPT-6 (которая, следуя логике Альтмана, будет умнее пятой настолько же, насколько пятая была умнее четвертой). Такая позиция Альтмана напомнила мне подход Вуди Аллена к съемкам фильмов: он предпочитал начинать работу над следующим фильмом еще до того, как вышел предыдущий, — и так снижал свои тревоги об успешности проката его кино. Но, в отличие от фильмов Аллена, которые мало чем отличаются друг от друга, нейросети Альтмана реально развиваются. Стороннему наблюдателю демонстративная самокритичность Альтмана может даже казаться симпатичной, ведь при нынешнем уровне развития ChatGPT мало чем полезен обычному пользователю. По-настоящему прорывным этот продукт станет, только когда приблизится к уровню AGI, создание которого и есть настоящая миссия OpenAI. Но разработчики и стартаперы часто впадают от таких саморазоблачительных эскапад Альтмана в уныние. Конкуренты OpenAI, разрабатывающие собственные LLM, вроде Meta со своей Llama 3, Google c Gemini и Anthropic с их Claude 3, нервничают. Только-только они с большим трудом сумели догнать GPT-4 (и даже в некоторых тестах слегка обогнали) — а тут Альтман плюется на свою нейросеть и попутно опускает всех конкурентов: мол, пока вы там пупки надрываете, мы тут реально возвышенными вещами занимаемся. Такая позиция лидера индустрии плохо сказывается на финансировании остальных компаний: какой смысл поддерживать догоняющих, если номер один настолько лучше, что может позволить себе такую публичную самокритику? К счастью для Цукерберга и других догоняющих, Альтман пока даже приблизительно не говорит, когда ждать тот самый GPT-5. У стартапов, которые не разрабатывают LLM, а строят свои приложения и бизнесы на уже существующих моделях, поза Альтмана тоже вызывает головную боль. Он объясняет, что сегодня ИИ-стартапы можно строить на двух стратегиях. Первая исходит из того, что ИИ-модель вроде GPT-4 не будет развиваться — и поэтому нужно вкладываться в строительство на ее основе. Вторая — из того, что модели продолжат улучшаться с такой же скоростью, как сейчас. «Мне кажется, что 95% стартапам лучше делать ставку на вторую стратегию, но очень многие ставят на первую. А мы просто делаем нашу работу и улучшаем модели — отсюда и берутся мемы вроде «OpenAI убил мой стартап», — говорит Альтман. — «Не то что вы нам не нравитесь, у нас просто есть миссия, поэтому мы просто переедем вас катком». Уровень откровенной агрессивности этого человека, скрывающейся под мальчишеской внешностью и игривой застенчивостью, временами зашкаливает. Поэтому истории о том, что он покупает острова и готовится к апокалиптичным событиям, кажутся довольно правдивыми: желание спрятаться и быть в полной безопасности очень хорошо компенсирует агрессивное желание задоминировать всех и вся — а вдруг они все соберутся вместе и побьют его?

​За последние 2 недели в западной прессе появилась новая рамка глобального конфликта: теперь глобальное противостояние США и КНР (и вооруженные конфликты их союзников) называется не Третья мировая война, а Вторая Холодная. Одним из первых этот термин запустил британский историк-консерватор Нил Фергюсон в статье на Bloomberg. Я обратил внимание на эту статью не только из-за броского заголовка “Вторая Холодная война обостряется быстрее, чем Первая”, но и из-за возмутившего меня подзаголовка: «Чтобы понять, что на кону в войне против оси Китая, России и Ирана, просто почитайте «Властелина колец». Я, конечно, очень люблю историю Толкина, но не ожидал от уважаемого мною Bloomberg такого кликбейтного упрощения — за последние два года я очень сильно устал от пропагандистских упрощений. Консерватор Фергюсон в статье хвалит республиканцев и Трампа, ругает демократов и Байдена, рисует очень сильный Китай и в очередной раз констатирует, что в основе то ли Третьей мировой, то ли Второй Холодной лежит борьба США и КНР за превосходство в сфере технологий: ИИ, квантовых компьютеров, ядерного оружия и ПВО. Сама формулировка «не Третья мировая, а Вторая Холодная», по-моему, не значит вообще ничего, кроме того, что западные мыслители отчаянно пытаются деэскалировать ситуацию в целом. Пока не совсем ясно, делают ли они это чтобы притушить пожар снизу, или потому что пожар уже притушен сверху, на уровне глав враждующих блоков, и теперь надо об этом постоянно напоминать. Будучи украинцем, я знаю, что пожар войны горит вовсю. Однако и понимаю, что в глобальном контексте у этого пожара ужасающе большой потенциал для еще большего разгорания, так что я в принципе приветствую переведение этой глобальной войны из горячей в холодную — экономические войны мне гораздо ближе, чем кинетические. Больше всего в статье Фергюсона меня заинтересовала цитата американского политика и мыслителя Збигнева Бжезинского из его легендарной книги «Большая шахматная доска: главенство Америки и ее геостратегические императивы», написанной в 1997 году: «Самый опасный сценарий — это формирование большой коалиции Китая, России и, возможно, Ирана. Такая “анти-гегемонная” коалиция будет объединяться не за счет общей идеологии, а за счет дополняющих друг друга обид (на гегемона, прим)». Именно это мы сейчас и наблюдаем: как бы старательно стороны этого мирового конфликта не прикрывались идеологиями, в основе всего лежит простое желание доминировать и задавить конкурента любой ценой. По-моему, главная беда этой войны (наверное, всех войн) в том, что в ней вообще отсутствует добро. Точнее, добро, конечно, присутствует, но оно определяется сугубо через его отношение ко злу. Зло — это абсолютная реальность, а добро — это просто все, что не зло. Никто не борется «за добро», потому что добро неопределенно и непонятно, зато зло — осязаемо, сильно и неотступно, и борьба против него понятнее. Блаженный Августин писал: «Как тишина есть отсутствие всякого шума, нагота — отсутствие одежды, болезнь — отсутствие здоровья, а темнота — света, так и зло есть отсутствие добра, а не нечто, существующее само по себе». Но на войне — Третьей мировой или Второй Холодной — все наоборот: добро есть отсутствие зла, а не нечто существующее само по себе. Никто на самом деле не воюет за добро, потому что это даже и непонятно, что значит. Зато все борются против зла, потому что оно вполне конкретно: это оппонирующая сторона, другой гегемон. В борьбе против зла можно идти на какие угодно преступления и нарушения правил, потому что если в конце будет победа, значит, все что сделано и все что в итоге получилось — постфактум и станет добром.

Наша цивилизация находится в глубокой депрессии. Чтобы разглядеть ее, достаточно взглянуть на Часы Судного дня. Судя по ним, сейчас вероятность ядерной войны как никогда высока и до полночи человечества осталось 90 секунд. Это не что иное, как суицидальные мысли — и вполне конкретные попытки совершить массовое самоубийство. Бесконечная война людей — это преодоление искусственных трудностей, которые мы сами себе и создаем. Разделенный на части, и все же глобальный, мир хочет победить “зло”, но злом считает самого себя: западный мир хочет победить «ось зла», южный — «империю лжи». Это ненависть человечества к себе. Другой менее очевидный пример — зеленая повестка и обещания ученых, что нашу цивилизацию, как некогда динозавров, уничтожит экологический коллапс. Только в отличие от ни в чем неповинных динозавров, мы, люди, сами виноваты в этом климатическим апокалипсисе. Мы “надругались” и загрязнили матушку Землю, были слишком агрессивны и из-за нас погибла масса растений, животных, целых видов и экосистем. Самые ярые борцы против климатических катастроф считают, что мы уже прошли точку невозврата и на полной скорости летим в климатический ад — никакой переход к зеленой повестке нам уже не поможет, уже слишком поздно. Такой ход мыслей — ни что иное, как очередной признак цивилизационной депрессии. Один из самых мрачных и суицидальных, на мой взгляд, выводов из концепции климатического кризиса — идея, что людям нужно перестать размножаться, чтобы “сохранить планету”. С точки зрения эволюционной биологии, это призывы к видовому суициду, ведь биологический смысл существования нашей цивилизации — это как раз размножение людей. Мысли о собственной порочности, ощущение, что мы портим все, к чему прикасаемся, стремление не существовать, чтобы не пачкать светлый мир — признак глубочайшей, тяжелейшей депрессии. Самой позитивной повесткой с проблесками оптимизма сегодня торгуют представители Больших Технологий: кто-то хочет сделать людей почти бессмертными, кто-то — обеспечить всех бесплатной энергией и нескончаемой едой, кто-то верит, что мы вот-вот создадим цифрового бога и он решит все проблемы. Все это звучит заманчиво, но если ковырнуть чуть глубже, то за этими высокими устремлениями стоит в основном неуемная жажда богатства и власти тех, кто предлагает нам отсыпать оптимизма в виде технологий. Сальвадор Дали в середине 20 века отчаянно ругал стремление людей улететь в космос — ему хотелось, чтобы человечество не тратило деньги на такую чепуху, а вместо этого сконцентрировалось на продлении жизни и здоровья. В первую очередь, его собственного: «Гении не должны умирать», — хрипел Дали на пороге смерти. Раньше я был с ним согласен, но теперь все чаще думаю о порочности такого желания. В старости Дали страдал не только и не столько от болезней, сколько от одиночества и невозможности объединиться с другими людьми в стремлении к чему-то осмысленному. Я все больше соглашаюсь с Уильямом Берроузом, который в конце 20 столетия, наоборот, только в космосе и видел спасение для человечества и через звезды предлагал обрести смысл, который способен спасти от депрессии. В романе «Пространство мертвых дорог» Берроуз писал: «Единственное, что способно объединить всю нашу планету — это планетарная космическая программа. Земля превращается в космическую станцию, и война просто исчезает из повестки дня, даже мысль о ней превращается в безумие в контексте исследовательских центров, космопортов, восхитительного ощущения, возникающего из совместного труда с людьми, которые тебе нравятся и которые испытывают глубокое уважение к своим, определенным по взаимному согласию целям — целям, которые принесут выгоду всем, кто сможет их достичь. Счастье есть побочный продукт осмысленной деятельности. Планетарная космическая станция представляет всем членам своего экипажа возможность действовать осмысленно».