Душеполезное чтение
Стихи, короткие рассказы и отрывки из книг для семейного чтения.
Ko'proq ko'rsatish878
Obunachilar
Ma'lumot yo'q24 soatlar
+67 kunlar
+830 kunlar
- Kanalning o'sishi
- Post qamrovi
- ER - jalb qilish nisbati
Ma'lumot yuklanmoqda...
Obunachilar o'sish tezligi
Ma'lumot yuklanmoqda...
Repost from Rebrik sacerdos
Радостное расстройство
Поехал наш отец Павел отпевать. Возвращается радостно-расстроенный.
- Ты чего, бать?
- Сын усопшей пообещал мне морду набить!
- За что?
- За то, что я его мать рабой Божьей новопреставленной Ольгой называл.
- А как надо?
- Он требовал, чтобы Ольгой Дмитриевной величал и никак иначе.
Как тут радостно не расстроишься, а?
😁 2👍 1🔥 1
Repost from Андроников монастырь
Вильгельм Кюхельбекер
Воскресение Христа
Душа моя, ликуй и пой,
Наследница небес:
Христос воскрес, Спаситель твой
Воистину воскрес!
Так! Ад пред Сильным изнемог:
Из гробовых вериг,
Из ночи смерти Сына Бог
И с Ним тебя воздвиг.
Из света вечного Господь
Сошел в жилище тьмы,
Облекся в персть, оделся в плоть -
Да не погибнем мы!
Неизреченная любовь,
Всех таинств высота!
За нас Свою святую Кровь
Он пролил со креста.
Чистейшей Кровию Своей
Нас, падших, искупил
От мук и гроба, из сетей
И власти темных сил.
Христос воскрес, Спаситель мой
Воистину воскрес.
Ликуй душа; Он пред тобой
Раскрыл врата небес!
[художник Абакумов Михаил Георгиевич
"Весна в Великом Устюге",
1997]
Подписаться на канал Андроникова монастыря 🤝
❤ 6🔥 3👍 2👏 1
Repost from Rebrik sacerdos
Военное.
- Дядь Коль, а ты немцев много на войне убил?
- Убивал, наверное.
Это «наверное» меня, мальчишку лет десяти, родившегося через девять лет после войны и постоянно об этой несправедливости сожалевшего, никак не устраивало.
Допрос продолжался.
- Как это, наверное? Ты ведь артиллеристом был, с пушки стрелял, и не знаешь?
- Да как же я знать могу, если наши орудия в ряд поставят и стреляем мы залпами по тем местам, где немец находится.
- Но ты ведь по ним целился?
- Целился, конечно.
- Значит, убивал, - делал я окончательный и удовлетворительный вывод, хотя ожидал более захватывающих рассказов о сражениях, боях и подвигах.
Особенно же были непонятны разговоры между дядькой и его друзьями, когда они за столом или «на природе» вместе собирались. Мы с моими братьями двоюродными и друзьями нашими никак уразуметь не могли, за что это они свои ордена с медалями получили, если на войне только и делали, что от ран по госпиталям лечились, окопы копали и переходы по холоду и грязи совершали.
Странная война у них была. Совершенно неинтересная.
Вот друг у нас был, мы его Шохой звали, так он все о настоящей войне знал. С разведкой, пленными фрицами, дотами с пулеметами и картами секретными. Нет, Шоха не воевал, он всего лет на пять старше нас был, но историй знал много. Говорил, что ему их дед рассказывал, который был летчиком-героем.
Мы Шохе верили. Да и как не верить, если Шоха нас водил в те места, где раньше бои были, а там можно было не только каску немецкую найти, но и патроны отыскать.
Как то после майских праздников собрались мы в колхозном саду в «войну» поиграть. Поделились на наших и немцев, о правилах «убит-ранен» договорились и только собрались сражение начинать, как Шохин свист услышали.
Шоха у речки, на бугре стоял и нам махал, к себе звал.
Сашка Забедин, самый младший в нашей компании тут же завопил:
- Пацаны, побежали, мне Шоха говорил, что придет и мины немецкие принесет. Взрывать будем.
Гурьбой ринулись к реке.
Рядом с Шохой, у его ног, лежал видавший виды мешок, а в нем, когда Шоха мешок приоткрыл, мы увидели два продолговатых цилиндра грязного цвета.
- Мины из миномета немецкого, «кабанчиками» их называют - разъяснил Шоха.
«Кабанчики» взрывали на краю сада, в корневом дупле большой старой яблони, недалеко от речки. Собрали сухой травы и коры, на них положили хворост, а сверху два снаряда.
Разожги костерок и бегом прятаться за речным обрывом. Лежим тихо. Головы не высовываем. Страшно. Сжались, уши руками позакрывали.
А взрыва нет и нет.
Осмелели.
Сашка к краю подкрался, выглядывает, а Шоха решил вообще вылезти. Разузнать, в чем дело. Полез.
Тут и рвануло.
Шохе ничего, просто вниз отбросило, а Сашке маленький осколок в глаз попал. Живой Сашка остался, только без глаза.
Бабка Сашкина нам сказала, что его Бог спас, а мы не верили и Сашку ругали, что из-за него нас всех выпороли, как следует, а Шоху, чуть в колонию не отправили.
Прошло много лет. Был я в тех местах. Бродил по заброшенному бывшему колхозному саду. Яблоню ту искал. Не нашел. А место определил сразу. Речной обрыв никуда не делся.
И Сашку отыскал. Он там же живет. С черной, въевшейся в щеку и лоб повязкой, закрывающей потерянный глаз. Внуков растит.
Теперь мы все вместе с ним знаем, что нас Господь сохранил, как и понятны нам нынче рассказы о войне наших дядек…
👍 17🔥 2
Repost from Филологичка
В мае 1945
1
Когда она пришла в наш город,
Мы растерялись. Столько ждать,
Ловить душою каждый шорох
И этих залпов не узнать.
И было столько муки прежней,
Ночей и дней такой клубок,
Что даже крохотный подснежник
В то утро расцвести не смог.
И только — видел я — ребенок
В ладоши хлопал и кричал,
Как будто он, невинный, понял,
Какую гостью увидал.
2
О них когда-то горевал поэт:
Они друг друга долго ожидали,
А встретившись, друг друга не узнали
На небесах, где горя больше нет.
Но не в раю, на том земном просторе,
Где шаг ступи — и горе, горе, горе,
Я ждал ее, как можно ждать любя,
Я знал ее, как можно знать себя,
Я звал ее в крови, в грязи, в печали.
И час настал — закончилась война.
Я шел домой. Навстречу шла она.
И мы друг друга не узнали.
3
Она была в линялой гимнастерке,
И ноги были до крови натерты.
Она пришла и постучалась в дом.
Открыла мать. Был стол накрыт к обеду.
«Твой сын служил со мной в полку одном,
И я пришла. Меня зовут Победа».
Был черный хлеб белее белых дней,
И слезы были соли солоней.
Все сто столиц кричали вдалеке,
В ладоши хлопали и танцевали.
И только в тихом русском городке
Две женщины как мертвые молчали.
Илья Эренбург
Repost from Сергей Перевезенцев
Пасха в Москве. Из воспоминаний художника Сергея Виноградова (1869-1938)
«Суббота – последний день Страстной. Все ожило, последние приготовления, носятся москвичи по магазинам, закупают к празднику последние покупки, все громче стали, спешат, суета. Москва живет до закрытия магазинов перед вечером. И когда замрет жизнь, все стихнет, как будто и нет двух миллионов-то людей. Часто в эту затихшую темную ночь послышатся какие-то шорохи, потрескивания, отдаленные глухие гулы, точно вздохи – это вскрывается Москва-река! И тогда в этой слитности, одновременности великой радости людской и воскрешающей природы – такая полнота, такая слава Творцу!
Часов в 11 ночи отовсюду течет людской поток в Кремль. Наполняется Кремль. Напряженное ожидание. В толпе, в Кремле часто слышна иностранная речь, оказывается, много приезжало иностранцев в Москву на Пасхальную ночь. Мы стоим у парапета перед соборами, ждем, все тихо и темно. Часто все глядят на свои часы…
И, наконец, ровно в двенадцать высоко-высоко взвивается ракета, с треском лопается в выси, рассыпается огненным дождем и тотчас же изумительный, бархатный с Ивана Великого удар его огромного колокола. Только и ждали этого. Нестеров восклицает восторженно: «О, ведь это Бетховен!» Сейчас же вся Москва загудела звонами, со всех сторон сорока-сороков, зажглась иллюминация в Кремле и всюду стало светлее, и из Успенского собора выходит Крестный ход. Вся толпа со свечами, стало еще светлее. Несется песнь синодального хора: «Христос Воскресе».
Светлая, волнительная радость! Тут начинается христосование, а потом после заутрени разговляются. Ну, а уж разговенье, каково оно, понятно само собой – ведь московское!
А в первый день Пасхи, после этой великой радостной ночи, пойдешь в Кремль, а там на пригреве, на солнышке сидят, отдыхают странники-богомольцы. Облупливают крашенные пунцовые яички и скорлупки окрашенные около валяются, и как-то это хорошо вяжется с молоденькой чуть – чуть зачатой зелененькой травкой: красное-то с зеленым – ведь гармония. До сих пор скорлупки запомнились. И все это на солнце. Не вижу без солнца. Потом аккуратненько подберут скорлупки, сору нет. И отдохнув, поднимутся и пойдут из собора в Успенский, Благовещенский, Архангельский – к Спасу за золотой решеткой, к Иоанну Лествиничку, что под Иваном Великим, в Вознесенский монастырь, в Чудов, к Константину и Елене, к Нечаянной Радости – это все в Кремле. А затем к Иверской и дальше, дальше к Святыням Московским – ведь она полна была ими. Как это трогательно, какое чистое сердце в этом. Дивно, хорошо!
А в церквах-то после скорбных, за сердце берущих мотивов-песнопений Страстной, сразу все меняется, сразу радость, веселье, почти плясовые речитативы. Да и в словах-то песнопений так и говорится: «Людие веселитеся». Ведь вот, наверное, бывали Пасхи в дурную погоду, а у меня в памяти не сохранилось этого. Всегда помнится солнце только.
С утра до вечерен всю Святую неделю звонит Москва златоглавая веселым звоном. А весна-то, весна тоже звенит, ликует, ну, что за пора, что за чудо! Да разве все это расскажешь! И слов-то нет у меня… И в душе весенние звоны, до сих пор чувствую их я.
Звонят у Николая Мокрого, у Покрова в Голиках, у Троицы на Листах, у Николы в Капельках, у Николы в Толмачах, у Николы на Курьих Ножках, у Николы в Пыжах, у Успения на Могильцах, у Николы на Плотниках, у Николы на Болвановке, у Воскресения в Кадашах, у Николы на Дербеновке, у Спаса на Бору.
И везде, везде, со всех сорока-сороков веселый звон.
И чудесный художник, милый Аполлинарий Васнецов звонит в своем приходе у Харитона-огородника».
❤ 18👍 2
Пастернак Борис
На Страстной
Еще кругом ночная мгла.
Еще так рано в мире,
Что звездам в небе нет числа,
И каждая, как день, светла,
И если бы земля могла,
Она бы Пасху проспала
Под чтение Псалтыри.
Еще кругом ночная мгла.
Такая рань на свете,
Что площадь вечностью легла
От перекрестка до угла,
И до рассвета и тепла
Еще тысячелетье.
Еще земля голым-гола,
И ей ночами не в чем
Раскачивать колокола
И вторить с воли певчим.
И со Страстного четверга
Вплоть до Страстной субботы
Вода буравит берега
И вьет водовороты.
И лес раздет и непокрыт,
И на Страстях Христовых,
Как строй молящихся, стоит
Толпой стволов сосновых.
А в городе, на небольшом
Пространстве, как на сходке,
Деревья смотрят нагишом
В церковные решетки.
И взгляд их ужасом объят.
Понятна их тревога.
Сады выходят из оград,
Колеблется земли уклад:
Они хоронят Бога.
И видят свет у царских врат,
И черный плат, и свечек ряд,
Заплаканные лица —
И вдруг навстречу крестный ход
Выходит с плащаницей,
И две березы у ворот
Должны посторониться.
И шествие обходит двор
По краю тротуара,
И вносит с улицы в притвор
Весну, весенний разговор
И воздух с привкусом просфор
И вешнего угара.
И март разбрасывает снег
На паперти толпе калек,
Как будто вышел Человек,
И вынес, и открыл ковчег,
И все до нитки роздал.
И пенье длится до зари,
И, нарыдавшись вдосталь,
Доходят тише изнутри
На пустыри под фонари
Псалтирь или Апостол.
Но в полночь смолкнут тварь и плоть,
Заслышав слух весенний,
Что только-только распогодь,
Смерть можно будет побороть
Усильем Воскресенья.
1946
⟱ ⟱ ⟱
📖@dushepoleznoe_chtenie
👍 10🕊 4🙏 3
Repost from Rebrik sacerdos
АННА ПЕТРОВНА
Пешком, почти километр. Затем на трамвае три остановки и до храма метров триста-четыреста.
Этот путь Анна Петровна проделывала два-три раза в неделю. Суббота с воскресеньем обязательно и еще в праздник, который почти во все недели приключается.
Сегодня служба длинная была. Пост.
Устала конечно, зато обо всех помолилась, да еще и два греха собственных вспомнила, в которых тут же и покаялась. Благо священник исповедовал.
Старый трамвай, который Анна Петровна называла «мой добрый друг», потому что их дружба началась еще в ее школьные годы, сегодня себя ждать не заставил. Уселась бабушка у окна, вздохнула, что нет кондуктора и деньги нужно передавать водителю, а не «обелечиваться», как в года прошлые. И еще вспомнила, как когда то, получая билет, почти все пассажиры внимательно в него всматривались и быстро определяли по сумме первых и последних трех цифр, «счастливый» он или нет.
- Воспоминания одни, - хотела сокрушится старушка, но тут же себя одернула:
- Слава Богу, хоть возвращаться сегодня не надобно.
Вчера Анне Петровне пришлось нв храм вернуться, хотя уже почти до дома добралась.
По дороге вспомнила, что о соседе Петре, который ее иначе, чем «карга старая» не называл, не помолилась.
- Как же так, - подумала бабушка Анна, - Я ведь его в воскресенье прощеное простила, а помолиться о нем забыла.
И вернулась. К иконе своей любимой. К Богородице «Утоли мои печали».
У них особенные отношения были, у Петровны и Богородицы. Только батюшке о них старушка рассказывала, тому, которому всегда исповедуется, а батюшка всегда внимательно слушал ее, улыбался головой кивал, «помоги Господи» шептал, а недавно даже заплакал.
Домой попала уже поздно.
У подъезда на скамейке, там, где дням старушки сидят, расположился в достаточно упитом состоянии ее сосед Петр.
Посмотрел на старушку, цыкнул слюной и как всегда спросил:
- Что, карга старая, к своим богам опять ходила?
Анна Петровна вздохнула, поздоровалась и подумала:
- Надо бы батюшку попросить вместе о нем помолиться. Я ведь его простила. Бедненький…
👍 7
Repost from Архимандрит Мелхиседек (Артюхин)
И через некоторое время нам сообщили, что он зовет нас к себе. Известие о том, что отцу Василию плохо, застало меня в келье у Батюшки. Я тогда нес в монастыре послушание благочинного и отвечал за больницу. Тут же побежал на место происшествия, размышляя по дороге, что могло случиться. Почему-то про сердце я тогда не подумал (что может у атлета случиться с сердцем!), предположил, что отца Василия ударило током. В монастыре шла стройка, и на территории было много проводов.
Он лежал очень бледный на дорожке между корпусами. В миру я работал на скорой помощи и знал, что по медицинской тактике не рекомендуется начинать врачебные мероприятия на месте несчастного случая. Сначала следует занести больного в машину, так как собравшиеся люди обычно мешают медикам. Руководствуясь этим, я побежал за носилками. Но когда вернулся, обнаружил, что отца Василия уже отнесли в храм и положили перед мощами. Фельдшер приехавшей скорой поняла, что в монастыре не получится оказать квалифицированную помощь и решила везти отца Василия в больницу. На тех самых носилках, что я принес, его переложили в машину скорой. В машине он еще был жив, дышал. Я пытался говорить с ним, успокаивал: “Брат, потерпи, мы едем в больницу”. Но он смог произнести только одно слово: Хорошо“. В реанимации выяснилось, что у него кинжалом была перебита брюшная аорта. Произошло сильное кровоизлияние в брюшной полости. Скончался отец Василий от потери крови.
Иноки Трофим и Ферапонт тоже были убиты ударами остро заточенного кинжала в спину. И их тоже перенесли во Введенский храм за то время, пока я отлучался за носилками.
Каждый из убиенных отцов олицетворял разные направления монашеской жизни. Служение Марфы было близко иноку Трофиму, который, казалось, готов был помогать всем и в монастыре, и за его пределами. Об этом интересно рассказано в книге Нины Александровны Павловой “Пасха красная”. Отец Ферапонт был больше занят внутренним деланием. Я почти не слышал его речи. Как благочинный, раздавая послушания, я только и получал от него в ответ: хорошо, сделаю, благословите. Полная противоположность Трофиму. Порой меня даже смущало, что отец Трофим так много общается с людьми. Но вспоминалась патериковая история, в которой один брат спрашивает авву: “Можно ли безмолвнику принять человека, который целый день только и делает, что говорит?” И авва отвечает: “Он хотя и говорит целый день, но говорит о Боге, не сказав ни одного праздного слова, и потому он – истинный безмолвник”.
Еще помню, что иеромонах Василий исполнял послушание экскурсовода. Сохранились фотографии, где он, закутанный в мантию, рассказывает что-то паломникам. Разные вопросы задавали паломники. Однажды кто-то спросил: “Для чего в таком небольшом монастыре так много храмов? Да и вообще, разве нельзя молиться дома? Вот у меня, например, Бог в душе”. И он деликатно ответил: “Конечно, Бог везде, и, конечно, Богу можно помолиться и дома. Дух дышит, где хочет и не мерою Бог дает духа. Но молиться самому – это как грести в лодке, плывя по морю. А молиться в храме с братией – это словно плыть на большом корабле”. Мне так понравилось это сравнение, что я без конца на проповедях вспоминаю его. Ведь это очень точно замечено: стоит только прийти в храм, и соборная молитва помогает настраивать ум и сердце на духовный лад.
У преподобного Амвросия Оптинского есть рассуждение о смерти, о том, в какое время Господь забирает человека. Иногда это происходит на пике духовного преуспеяния, когда душа находится уже близко к Богу. В Евангелии есть такие слова: Когда пшеница созревает, посылается серп, чтобы пожать ее (см. Мк. 4:29). Крестьянин не дожидается, когда колос упадет на землю и комбайну уже нельзя будет его собрать. Важно не пропустить этот момент. Думается, что и наша братия была взята на пике своего духовного преуспеяния, Господь собрал их, как зрелую пшеницу, в свою житницу. И конечно это не было случайностью.
Но почему именно на них пал выбор? Это знает один только Бог.
❤ 6
Repost from Архимандрит Мелхиседек (Артюхин)
Участники вечной Пасхи
18 апреля 1993 года, на Пасху, в Введенской Оптиной Пустыни были жестоко убиты три насельника монастыря: иеромонах Василий (Росляков), инок Трофим (Татарников) и инок Ферапонт (Пушкарев).
Помню, как летом 1988 года в возрождающуюся Оптину начали приезжать паломники, вокруг монастыря в палатках жила молодежь. И для нас остро встал вопрос о том, где мы могли бы начать крестить желающих. Времена были еще советские, крестили только в приходских храмах, в Оптине не крестили. И мы взяли благословение у наместника, архимандрита Евлогия крестить народ в Пафнутиево-Боровском источнике. Тогда это был сруб, размером три на три метра. Воду черпали из него открытым способом.
Именно в это время я заприметил Игоря Рослякова, который только начал послушаться в Оптиной. Он выделялся на общем фоне фигурой треугольной формы. Казалось, что плечи у него просто огромные. Как медик я заметил, что правое плечо было более развито и немного выше, чем левое. Позже я узнал, что Игорь был мастером спорта по водному поло. Когда его постригли и одели в мантию, все эти особенности были скрыты под рясой. Так вот, узнав, что Игорь ватерполист, я спросил его шутя: “А плавать-то ты хоть умеешь?” – “Да, конечно”, – скромно ответил он. “Слушай, а учили вас оказанию помощи пострадавшим на воде? Реанимационным действиям, например?” – “Да, – говорит, – тоже учили”.
И мы начали крестить народ. Оглашение крещаемых проводили в надвратном храме, а под утро крестным ходом шли на источник. Глубина в источнике была около четырех метров, вода ледяная, четыре градуса примерно. У самого края источника мы поставили лестницу, по которой можно было спуститься в воду. По ступенькам люди сходили вниз, полностью погружаясь, а Игорь, нависая над колодцем, держал их за руки, страхуя таким образом.
Затем новообращенные вместе с братией возвращались в храм. Братия молилась за полунощницей, а во время Литургии те, кто был в этот день крещен, причащались. Конечно, это было незабываемо.
Еще помню, как в 1993 году на Страстной неделе перед Пасхой отец Василий в проповеди сказал: “У апостола Петра есть такие слова: я не перестану вас увещевать, хотя вы это всё знаете, не перестану вам напоминать, потому что отшествие мое близко, как известил меня Господь…” (см. 2 Пет. 1:12–14)). У меня осталось впечатление, что это было своего рода извещением.
Примечательно и то, что во время крестного хода именно он нес икону Воскресения Христова. А во время заутрени совершал пасхальную проскомидию. Когда мы после утрени, во время пения пасхальных стихир, зашли в алтарь, отец Василий был уже в красном облачении; кроме него все остальные братия были еще в белых одеждах. По уставу, священники христосуются в алтаре при пении пасхальных стихир, до слова Иоанна Златоуста, и в это же время переодеваются в красное. И вот я подхожу к отцу Василию, чтобы сказать ему “Христос Воскресе!”, а он глазами показывает на свое красное облачение и отвечает мне весело: “А я уже воскрес. Воистину Воскресе!”
Всегда поражали его проповеди. Я слышал много проповедей в Лавре, когда учился в семинарии, но проповеди отца Василия, даже самые первые, когда его еще только рукоположили, были очень высокого уровня. Видимо, университетское образование, факультет журналистики, вместе с духом благодати дали такой замечательный результат.
Он очень изменился после пострига. Игорь Росляков был общительным, шутил, а когда стал монахом, произошло очень мощное вхождение внутрь себя, появилась редкая молчаливость, некоторые даже считали это его качество крайней замкнутостью
На колокольне, где произошло убийство, в то время могли оказаться и мы с отцом Тихоном (Борисовым), оптинским скитоначальником. У нас был обычай – звонить после разговения, благовествовать на всю Вселенную Воскресение Христово. Мы позволяли себе это только раз в году, потому что профессионалами звона не были, но звонить все-таки умели. Но в тот год наместник Оптиной, архимандрит Венедикт, то ли по болезни, то ли по какой-то немощи, после пасхальной службы не пошел на разговение с братией, а удалился в келью.
❤ 3