От Альп до Рейна

Немецкая пресса с утра порадовала хорошими новостями. Помните нашумевшую майскую вечеринку на Зильте — где под «Лямур Тужур» очень плохие люди кричали «Ауслендер раус!» и энергично взмахивали правой рукой? Перечисляя потери от бурной деятельности спецслужбистов, определенно решивших выполнить годовой план за шесть месяцев, я об одной умолчал. Пострадала не только итальянская электронная музыка, но и некая студентка гамбургского политехникума HAW, которую, после идентификации на видео — снятом и слитом в Сеть доблестным BfV, кем же ещё? — решили из вуза исключить. Мысли на этот счёт у меня имелись самые разные, но я решил помолчать и выждать, чем же всё кончится. И вот он, хеппи-энд: безымянную студентку исключать из политехникума не будут. Проступок её, безусловно, ужасен, но лишение доступа к образованию — наказание несоразмерное. В Германии исключение студента «за поведение» регулируется земельными законами, которые разнятся от одного бундесланда к другому (в Берлине, например, требуется, чтобы суд сначала признал учащегося виновным в уголовном преступлении; на севере законы оставляют университетам больше пространства для маневра). Гамбургский HAW в мае запустил процесс исключения, заодно запретив студентке появляться на кампусе (хаусфербот), но, в итоге, всё отменил. Комиссия сослалась на собственные правила: чтобы быть исключенным, студент должен совершить не просто «тяжелый проступок», а ещё и «наносящий урон вузу». HAW благородно решил, что ему урона нанесено не было — в конце концов, богохульством девушка занималась в свободное от учебы время в баре «Пони», а не на кампусе. (BfV тоже можно похвалить — не стали топить, вероятно, единственного постороннего человека, забредшего на их отчётную вечеринку. Впечатлительную дурочку пожурили и отпустили доучиваться с миром) К слову, решение верное не только из соображений гуманистических (не наказывать за неправильные мысли), но и вполне практических. Колумнистка «Шпигеля» напоминает, что люди с университетским дипломом за АдГ — которая, разумеется, считается подлинным виновником всего это безобразия — голосуют реже. Соответственно, чем больше молодых людей учатся в вузах, тем меньше голосов достанется плохой партии, и тем больше — хорошей. Поэтому, продолжает автор статьи, не стоит переживать, что молодежь, надравшись шампанского, кричит «Иностранцев вон!» — поступят в университет, перебесятся и поумнеют. Главное не опускать руки и продолжать работать с ними. Этот тон — не просто damage control после недавних выборов в Европарламент, на которых впервые получившие право голоса школьники вместо полагающихся им «Зеленых» проголосовали за мемную АдГ. Некоторое время назад пресса с удвоенной силой начала писать о том, что в Германии хромает политическое воспитание молодежи. «Оно хорошее, но почему-то хромает». Тот же «Шпигель» в качестве антитезы публикует рядом дивное интервью с восемнадцатилетней гимназисткой Луизой Баснер, генеральным секретарем федеральной школьной конференции. Барышня сурово топает ножкой: мало, мало в школах занимаются политикой! Типичный немецкий школьник не просто возмутительно аполитичен и идеологически безграмотен, он ещё и зависим от политических взглядов своих родителей! Образовательные учреждения должны ещё активнее проводить воспитательную работу среди учащихся; в первую очередь, обучать школьников медиаграмотности (то есть, умению отличить правдивую правду от вражеских пропагандистских «фейк-ньюс») нужно не в седьмом классе, а сразу в начальной школе! А то насмотрятся своих тиктоков, и голосуют потом за неправильные партии. (И, добавлю я, ходят в неправильные бары, где слушают неправильную музыку, подпевают ей неправильными словами, да и руками двигают тоже совершенно неправильно. Вот что значит отсутствие образования) И становится ясно — эта девушка пойдет далеко. У нее есть политическое чутье и понимание момента:-) Впрочем, и зильтскую грешницу со счетов я бы списывать не стал. Может, это тот самый сюжет про барышню с улицы, случайно заглянувшую внутрь государственного механизма. Тогда помилование — лишь начало интересного пути.

Строгие регуляции ЕС осложняют жизнь для частных компаний, однако посреди выстриженного газона к небу всё же тянутся отдельные ростки. «Штандарт» пишет и о них: это немецкий «Алеф Альфа» и французская «Мистраль». Последняя описывается как, в общем-то, единственный успех ЕС в сфере ИИ: на фоне американских колоссов она выглядит более чем скромно (два миллиарда евро капитализации против семидесяти пяти у «ОпенАИ»), но ничего лучше пока нет. Однако что это за компания? Как ей удалось так развиться? Её ведь тоже должно было придавить бетонной плитой европейских регулирований, как остальных. Всё просто: «Мистраль» – это французский правительственный проект. По бумагам ей руководит вундеркинд из парижских предместий Артюр Менш (идеальная фамилия для директора конторы, занимающейся ИИ :-), но в соучредителях отчего-то появляются люди из Елисейского дворца. Например, Седрик О: советник Макрона и бывший госсекретарь по вопросам цифровизации; человек настолько скромный что в статье о «Мистрали» на Википедии он не упоминается. Во ковидные времена он курировал проект приложения TousAntiCovid, который даже самая лоялистская пресса назвала провалом; но, похоже, с «Мистралью» он вполне реабилитировался. Однако политика ЕС не сводится к удушению частных огородиков в сфере ИИ ради строительства государственных колхозов. Раз «Мистраль» всё же выросла, её, наверное, приспособят к делу на родине? Будет документы в межведомственной переписке обрабатывать: французский и немецкий у нее получше, чем у «ЧатГПТ» – несмотря на отставание по производительности. Не совсем. «Мистраль» недавно заключила договор с «Микрософтом», её главный продукт – Mistral Large – появится в сервисах «Микрософта», точно так же, как раньше продукты «ОпенАИ», например. Зачем «Микрософту» несколько разных больших языковых моделей тоже понятно: для разных аудиторий. Очевидно, что в Европе он будет продвигать именно «Мистраль», имеющую благословление от Брюсселя. (Как вы понимаете, с «Алеф Альфа» ситуация точно такая же, только у немцев труба пониже. Основан при небрежно замаскированной поддержке немецкого правительства и по достижению зрелости сосватан «Хьюллет-Паккарду». Немецкие сыры уступают французским, но тоже весьма неплохи) (А пионерами этой схемы, вероятно, являются англичане, впихнувшие в «Гугл» свой DeepMind) Таким образом, следите за руками: ЕС делает фактически невозможным разработку ИИ вне государственного контроля, одновременно жестко регулируя использование иностранных моделей (тот же «ГПТ» находится в градации рисков посередине). Затем выращивает свои правильные проекты на экспорт – для американцев, которым, в силу европейских регуляций, будут нужны продукты, сертифицированные для использования в Европе самой же Европой. Все они будут воспитаны на превосходных данных: чистых, как альпийская вода и зеленых, как луга Прованса. Не удивлюсь, если однажды для европейских ИИ введут защищённое наименования мест происхождения, как для шампанского и рокфора :-)

Австрийская пресса задается грустным вопросом – отчего в Европе всё так плохо с ИИ? У американцев-то и «ОпенАИ» есть, и «Гугл» с «Метой». Чат наш Гепете скоро в американские президенты сможет баллотироваться, а где европейские продукты? Европейцы, где же ваш Бог генеративный ИИ, где большие языковые модели? И действительно, их нет. (Почти, но об этом ниже) Причины совершенно тривиальны, и «Штандарт» их называет сам: чрезвычайная зарегулированность всего в ЕС, евробюрократия, драконовские законы о «личных данных», а также совсем недавний гвоздь в киберботинок – принятый в мае регламент об искусственном интеллекте. О каком же прогрессе тут может идти речь? Пока выжившая из ума Европа пользуется бумажной почтой или скрипит факсами, передовые американцы вместе с технократами-китайцами покоряют очередной «последний фронтир». Дело раскрыто: проблемы европейцев порождены их дурацкой Европой. Опять:-) Но что, если это не так? Вдруг странная политика ЕС в отношении ИИ имеет рациональное объяснение? Ну, то есть не сумасшедшие немцы взяли и просто так закрыли все АЭС (потому что сумасшедшие и немцы), а это следствие некой стратегии: разумной и выгодной в текущих условиях. Что, если и отношения ЕС и ИИ можно трактовать так же? Давайте посмотрим на этот самый регламент об ИИ. Прежде всего, он делит ИИ на несколько категорий риска, от «неприемлемого» до «минимального». ИИ, отнесенные к категории «неприемлемых» фактически запрещены. Речь идет системах, которые способны манипулировать поведением людей; собирать биометрические данные в общественных местах; и заниматься составлением «социального рейтинга». По мере снижения уровня риска смягчаются требования к системе; к «минимальному» риску отнесены ИИ для игр или спам-фильтров. Но это не самое главное. Куда важнее, что регламент также требует документации того, откуда берутся данные для обучения модели; чем выше степень риска, тем полнее и точнее должна быть документация. На это в статье жалуется Йозеф Хохрайтер, один из ведущих немецких специалистов в области ИИ: языковая модель, которую он разрабатывает, из-за регламента попадает в категорию высокого риска, что накладывает на него обязательства по подробной документации данных для обучения модели. И это одновременно лишает его возможности кормить свою модель теми же данными, что и американцы. Почему? Потому что это не может быть достаточно задокументировано. - Мы могли бы иметь технологию лучше, чем у «ЧатГПТ», но нам не разрешают её использовать, - возмущается Хохрайтер, - Я считаю это абсурдным. Да, абсурд, безумие, мракобесие. Но давайте ещё раз сформулируем требования ЕС: нельзя кормить модель чем попало. И уж точно не надо кормить её американскими данными. На что это похоже? Совершенно верно, на сельское хозяйство. И разный подход к нему по обе стороны океана. Я как-то уже говорил, что американцы – глубоко религиозные материалисты. Следствием этого является пренебрежение к нематериальным сущностям; например – информации. Если что-то нельзя пощупать, этого как бы и не существует; а несуществующие вещи нет смысла учитывать при планировании. У американцев тут слепое пятно. Положительным следствием такого подхода является американская свобода слова, совершенно невозможная в Европе. Отрицательным – пущенная на самотек культура, например. Очевидно, что к обучению ИИ американцы относятся так же, как своей пищевой промышленности («побольше и подешевле»); европейцы же, верные старым принципам, отправились регулировать «кривизну огурцов» и в сфере машинного обучения. Причины на то у них есть, причём самые веские. Ознакомиться с ними можно в любом школьном учебнике европейской истории, описывающем последние лет четыреста. Уж если для государств чрезвычайно важно, что говорят (и о чём думают) люди, то машины и вовсе будут ходить по струнке. (Ну и, разумеется, нельзя забывать про частный случай такого подхода – «коэффициент Мавроди») Продолжу сельскохозяйственную аналогию: США, безусловно, производят больше сыра, чем Франция и Германия. Но лучше ли он? Американцы-то убеждены, что да:-) Не буду спорить. «Жираф большой, ему видней».

Я всё собирался присоединиться к вспыхивавшим тут и там дискуссиям про «ИИ», но постоянно чего-то не хватало: то слов, то времени, то духа. А потом я вспомнил, что был человек, который уже высказался – и намного лучше, чем мог бы я сам. Уступаю кафедру ему.

Возможно, на наших глазах рождается новая мюнхенская традиция: каждую весну запрещать какую-нибудь песню к исполнению на Октоберфесте – чтобы сделать её в итоге бессмертным хитом праздника. В прошлом и позапрошлом году все силы были брошены на борьбу с ужасной, отвратительной, сексистско-мизогинной «Лайлой» – которая уже два Октоберфеста бодро звучит из каждого шатра. Но, как говорится, a new challenger appears: теперь общественному спокойствию угрожает совсем вопиющий «Лямур тужур»! Предыстория, если вы вдруг не знаете, такова: была невинная композиция L’Amour Toujours от известного итальянского диджея Джиджи Д’Агостино. Записанная ещё в благословленном 1999-м, кстати. Но в конце прошлого года отвратительные «ультраправые» негодяи повадились петь под мотив мелодии «Deutschland den Deutschen, Ausländer raus» (категорически осуждаем!). Последней каплей стала вечеринка на Зильте, где к кощунственным словам добавились богохульные жесты и дьяволопоклонничество. Ну и песню, в итоге, на Октоберфесте (да и не только на нём) запретили совсем. А то вдруг кто-то начнёт петь не то? В общем-то, запрет сейчас совершенно не означает, что Визн-2024 пройдёт без «Лямур тужура». «Лайлу» два назад запретили к исполнению примерно в то же время, но в итоге запрет отменили. Потом её опять запретили – и опять передумали. Так что в сентябре будет виднее; в любом случае, благодаря «эффекту Стрейзанд» песня стала супер-популярной и полезла вверх в народных чартах: теперь её послушали даже те, кто подобной музыкой не интересуется. Спасибо федеральному правительству за музыкальный ликбез. Но кого-то, вероятно, интересует – а что это было? Откуда такая серия нелепых выходок с нехорошими лозунгами на видео и не менее нелепая реакция наверху, благодаря которой о новом ремиксе узнали все? Очевидный ответ: BfV досрочно выполняет годовой план по борьбе с врагами конституции. Видимо, все премии за разоблачение заговора принца Генриха уже раздали; теперь нужно предъявить новые подвиги. Ну и вот. Немцы – люди прямые и честные, они всегда всё озвучивают открытым текстом. Руководитель BfV Томас Хальденванг выступил ещё в январе и был предельно ясен: «Немецкое общество, как мне кажется, сильно обленилось. Люди погрузились в свою комфортную частную жизнь и не осознают, не понимают, насколько серьезными стали угрозы для нашей демократии. <…> И я хотел бы, чтобы эта часть общества, молчаливое большинство страны, проснулось и, наконец, заняла четкую позицию против экстремизма в Германии, против правого экстремизма в Германии, против антисемитизма в Германии, а не оставляла это поле для периферийных экстремистов». Немец сказал – немец сделал. Сначала в Гамбурге прошёл «марш исламистов» с требованием срочно построить халифат, потом в Зильте провели веселую майскую вечеринку (нехорошие лозунги под «Лямур тужур» кричали ещё с ноября прошлого года, но черту подвёл именно Зильт). Уверен, что в обоих случаях сотрудники немецкой тайной полиции оторвались от души. (Мой тезис о методах немецкой тайной полиции вы слышали много раз, могу повторить его ещё раз: всё «экстремистское» подполье Германии на 9/10 состоит из сотрудников и агентов спецслужб. В девяностые это вышло наружу – потому что люди потеряли берега и начали создавать «неонацистские группировки» с нуля, просто для хорошей отчётности. Сейчас они ведут себя скромнее, но методы не изменились) BfV работает как часы. Посмотрим баланс: «обленившееся» общество гневно стучит ножками и требует бескомпромиссной борьбы с антисемитскими исламистами и неонацистскими экстремистами; спецслужбы в который раз доказывают свою необходимость; немцы, как и много лет назад, знакомятся с итальянской музыкой – в этот раз с ленто-виоленто. Потери: хоровое исполнение «Лямур тужур» в шатре «Лёвенброя» (уточняется). Ах да, ну и «Лайлу» теперь уже не запретят. Кстати, её авторы держат нос по ветру и, похвалив мелодию Д’Агостино, горячо поддержали её запрет. «Нормальный диджей эту песню играть не будет даже без запрета – и никто с мозгами в голове не станет петь такие отвратительные слова». Буквально, vade retro, Satana :-)

Из этого так же следует, что с точки зрения европейца есть вещь бесконечно хуже любой нацистской диктатуры – полное отсутствие государства как такого. Этот тезис, кстати, лёг в основание сюжета отличного сериала «Слёборн», пришедшего на смену «Шарите» (моя очередь выбирать, ха!). Смотрел его с большим удовольствием. Неожиданное спасибо Дмитрию «РедДеволу» за удачный совет. (Да, можно совершенно не разделять чьи-то взгляды, но пользоваться их рекомендациями. Сплошной вин-вин же. Я в своё время от Дарьи «8 декабря» узнал о «Скибиди-унитазах» – одном из лучших, на мой взгляд, проектов, сделанных в SFM. А по наводке, извините, «Роттен Кепкена», посмотрел уморительный «Дедлох». И то, и другое мне понравилось; и я абсолютно ни о чём не сожалею. Ni le bien, qu'on m'a fait Ni le mal, tout ça m'est bien égal!)

Скажем, фамилия того министра, продвигающего реформу здравоохранения – вьетнамская: Нуен. При этом, по поведению, манере разговора и даже внешности, это вылитый Роберт Хабек. Который, вообще-то, датчанин. И в вымышленном мире будущего это, вне всякого сомнения, означает, что прогрессивные немцы принимают вьетнамцев как своих северных соседей; однако в нашей бренной реальности это выглядит иначе: датчанин воспринимается как экзотический иностранец – даже если он возглавляет министерство экономики и климата:-) Интересно также отношение авторов к тайной полиции и армии. Как вы помните, по неписанному канону в немецкой масскультуре плохой является тайная полиция любой эпохи, кроме нынешней; ведь кто, кроме федерального ведомства по защите конституции спасет бундесреспублику от неонацистов и «ультраправых»? Но по «Шарите» в 2049 году тайная полиция называется «Штаатсшуц» (Staatsschutz – аналогия кристально ясна) и состоит из мрачных мужчин в черных мундирах, которые сначала арестовывают невиновных, а потом уже разбираются. С армией случилась такая же история: в сериале упоминаются «Европейские силы быстрого реагирования», воюющие за свет демократии где-то на востоке, и куда однополая пара женщин-врачей боится отдавать своего сына – ему там «вживят в голову чип» и «превратят в машину для убийства». Смешно же: государство тратит кучу усилий на рекламу бундесвера и BfV, а из сценаристов всё равно лезут бессознательные клише прошлого: вермахт и гестапо, гестапо и вермахт. \0\0\0 Или, например, забавный момент с некими хакерами, воплощающими народный гнев – они взламывают системы госпиталя, когда там оперируют ненавистного Хабека Нуена. Выясняется, что взлом осуществляет один из молодых врачей, Лу Мельник. Но не со зла – у него тоже в голове чип, на который удаленно влияют неназванные негодяи, заставляя творить всякие безобразия. В Германии фамилия «Мельник» одно время была очень на слуху, поэтому в элементарное совпадение верится с трудом. Следовательно, это такое объяснение для трудящихся: бывший украинский посол did nothing wrong. Это всё чип у него в голове. Beep-boop. (Я во время просмотра не преминул заметить, что авторы, стараясь набрать побольше нетфликсных галочек, допустили фатальную ошибку. Поскольку большая часть персонажей – это сильные и независимые женщины, то, разумеется, и руководящие должности тоже отданы им: бундесканцлер – женщина, бургомистр Берлина – женщина, главврач Шарите – тоже женщина. - То есть, получается, что все эти проблемы в здравоохранении, социальной сфере и политике происходят во время женского руководства? – удивился я. – Сексизм какой-то. Общество возмущенно надулось) Ну и в завершение можно ещё раз сравнить, как всё-таки по-разному понимают жанр антиутопии в Европе и США – да, создатели «Шарите» снимали не чистую антиутопию, но множество элементов так или иначе использованы были. Так вот европейская антиутопия – это американский соцреализм: главным ужасом всегда является социальное неравенство. У бедных нет такого же доступа к медицине, образованию и белочкам в парке, как у богатых – ужас, кошмар, ад на земле. Американец бы пожал плечами, просто не понимая, в чем проблема: «ха-ха, я тут живу». В то же время, американская антиутопия всегда связана с наличием сильного государства, которое безжалостно навязывает свою волю гражданам. Эта проблема неясна уже европейцам, которые существовали в таком государстве всю сознательную жизнь; если присмотреться, видно, что в европейской культуре осуждается на государственное насилие как таковое, а насилие неправильное. Скажем, Третьим Рейхом управляли злодеи, потому что там сжигали хорошие книги, запрещали хорошие мнения и репрессировали хороших людей. Если же государство сжигает плохие книги, запрещает плохие мнения и репрессирует плохих людей, то тогда всё в полном порядке. (Впрочем, европейский подход получает всё большое распространение в США. А вот обратного не происходит – даже немецкие рейхсбюргеры отвергают не государство, как таковое, а лишь нынешнюю бундесреспублику, отличаясь от мейнстрима лишь точкой приложения своих симпатий/антипатий)

Во-вторых, Германия будущего полна социальных несправедливостей. Одна из сюжетных линий посвящена готовящейся реформе здравоохранения. В сериальной бундесреспублике уже действует система «скоринга»: когда обладатели медицинской страховки получают баллы за здоровый образ жизни и следование рекомендациям врачей (и лишаются их, если едят конфеты при диабете, не борются с лишним весом и пр.). Тем, у кого баллов мало, отказывают в операциях, оставляя лишь паллиативную помощь; причём, как я понял, сугубо в воспитательных целях – особого недостатка в ресурсах там нет, всякие почки-печени-сердца элементарно печатают на 3D-принтерах. Тамошний министр здравоохранения, улыбчивый технократ, хочет этот подход расширить и углубить, что вызывает народное возмущение борцов за социальную справедливость. Борцы – судя по их виду, только что вышедшие из «Бергхайна» – протестуют возле клиники и мешают работать врачам, замечательно иллюстрируя старый анекдот про «ну надо ведь же что-то делать!». Прекрасная деталь: протестующие знают по-немецки ровно одну фразу: «Stoppt die Reform!» («Остановите реформу!»), всё остальное они говорят по-английски. Это не сценарная лень, а глубокое понимание берлинских реалий:-) Другая важная социальная проблема – это отсутствие страховки у некоторых пациентов, например, упомянутых «климатических беженцев» из Калифорнии. Чтобы помочь и тем, и другим, сердобольные немецкие врачи организуют «теневую клинику» в похожих на декорации к «Списку Шиндлера» старых помещениях «Шарите», где втихаря лечат жертв социального рейтинга и спасающихся в Европе американцев. (От каких именно «климатических» ужасов американцы бегут в Европу, кстати, косвенно намекает их внешний вид: они все возмутительно белые и носят стандартные английские фамилии. Небось, ещё и протестанты. Персонал же «Шарите», напротив, образцово мультикультурен и состоит из людей, которых зовут Мараль Сафади, Ферхат Уильямсон или Лу Мельник. Классических немцев там представляет дебелая санитарка, общающаяся на берлинише :-) Социальный прогресс тоже не стоит на месте: скажем, за одного из пациентов сжимают кулачки оба его супруга – муж и жена. Согласитесь, совершенно логично – раз уж вступающим в брак дозволяется любая комбинация полов, то к чему эта архаичная дискриминация по числу партнёров? ;-) Ну и полный набор модных тревог: палеобактерии, проснувшиеся в потёкших льдах Гренландии; заражения микропластиком; бунтующие нейрочипы; etc. Безусловно, новый сезон мне понравился ещё меньше, чем предыдущие – но вовсе не из-за упомянутых выше моментов. Как раз в них я как раз ничего вопиющего не вижу. Население Германии в 2049 году и вправду будет выглядеть иначе, чем сейчас (и тем более чем тридцать лет назад), но для самих немцев это норма: они постоянно жили в одном государстве с людьми, имевшими другую культуру, веру и язык (скажем, в Рейхе прекрасно соседствовали Бавария и Пруссия; последнюю, в свою очередь, населяли не только титульные пруссы, но и поляки, немцы Рейна, фризы, и т.д. и т.п.). Система «скоринга» уже так или иначе применяется при пересадке органов или оказании помощи в чрезвычайных ситуациях, так что генерализация этого принципа не выглядит таким уж невероятным допущением; впрочем, создатели сериала уже на всякий случай сказали, что вдохновлялись китайской системой. Люди без вообще-то обязательных медстраховок живут в Германии прямо сейчас и это, как правило, даже не сирийско-украинские беженцы, как вы могли подумать, а вполне себе коренные немцы творческих профессий: актеры, писатели и тому подобное – в немецкой системе стоимость страховки привязана к профессии и доходу, так что в самом невыгодном положении оказываются самозанятые с нерегулярным доходом. Просто ни сценарий, ни актерская игра не цепляют – вещь вышла скучная и штампованная; и вообще это просто отчётный продукт к казённому юбилею. Но если бы всё было настолько плохо, я бы даже не стал вам об этом сериале рассказывать. Там всё-таки есть несколько интересных моментов: забавных проговорок и мелочей, которые в контексте сериала выглядят не так, как планировали создатели.

За невинный сериал «Пикард», прелюдией к которому стал зимний марафон лучшего из «Стар Треков», общество расквиталось со мной сначала последней экранизацией «Ани из зелёных крыш», а потом объявило, что следующим будет новый, четвертый, сезон «Шарите». Поскольку от третьего сезона «Ани» меня начало мутить не хуже, чем саму Люси Монтгомери сто лет назад от американской экранизации, я, конечно же, согласился. Пожалуй, слишком поспешно. «Шарите» – это такой неторопливый сериал о разных эпохах знаменитой берлинской клиники, который я посмотрел, кажется, ещё в докороновирусные времена. В первом сезоне (время действия: конец XIX века) Роберт Кох лечит туберкулёз, Эмиль Беринг травит кроликов дифтеритом, а Пауль Эрлих экспериментирует с красителями. Но это не главное: куда больше времени уделяется рассуждениям о социализме, равенстве и правах женщин. Во втором сезоне (1943–1945) Фердинанд Зауэрбрух проводит сложнейшие операции, а Макс де Кринис, по-нацистски ухмыляясь, убивает детишек-инвалидов. Но это тоже не главное: все разговоры будут про неправильный («национал-») социализм, равенство и права женщин. Ну и в третьем сезоне (1961 год, строительство Берлинской стены) Гельмут Краац и Ингеборга Рапопорт принимают самые тяжелые роды, а Отто Прокоп творчески развивает судебную медицину. Как вы понимаете, это всё ещё только фон для бесконечных разговоров про сорта социализма, равенство и права женщин. Поэтому когда меня поставили перед фактом, что впереди четвертый сезон «Шарите», я совершенно точно знал время его действия и общий сюжет. 2020 год, в клинику привозят бездыханного Навального, из Шпре под покровом ночи лезут аквалангисты ГРУ с канистрами «новичка»…. И все вокруг, разумеется, обсуждают социализм, равенство и права женщин. Как же я оказался посрамлён! Оказывается, новое «Шарите» – это про недалекое будущее; действие происходит в 2049 году. Чем же будут заниматься берлинские врачи, пока Райан Гослинг на другом берегу океана ловит беглых репликантов? (2049 год – это, разумеется, не случайность. Авторы пытались кокетничать, дескать – «мы просто заглянули в будущее на умеренную четверть века», но для любого немца выбор даты совершенно очевиден. В 2049-м бундесреспублике исполнится сто лет. А этой весной, соответственно, отмечают 75-летний юбилей – но отмечают скромно, упор всё больше на годовщину принятия конституции. Причина такой застенчивости не только в действующем уже сорок лет принципе Хабермаса: «Единственный патриотизм, который не отчуждает нас от Запада, это патриотизм конституции». Просто созданного в 1949-м году государства уже нет: нынешняя Германия родилась в 1990-м; в конце концов, и Рейх отсчитывался с 1871 года, а не c 1867-го, например. Сам Рейх, кстати, не пережил свою 75-ю весну, но по европейским меркам и это считается приличным сроком. Так что я бы не спешил отвечать на вопрос, что именно будут праздновать в 2049 году. А уж тем более в 2090-м) Да, так какие же трудности ждут врачей «Шарите» в отчётном сезоне, снятом к Важной Государственной Дате? Ну, во-первых, их будет мучать глобальное потепление. Климат на Земле совсем сломался (и виноват лично ты, любитель авокадо и авиаперелётов. Стыдись!), так что все изнывают от зноя и засухи. В Берлине растут пальмы и орут попугаи, клубятся малярийные комары, вокруг хронически горят леса, тают арктические льды, а в Германию бегут толпы климатических беженцев. В основном, из Калифорнии :-) Я смотрел на всё это в конце апреля, когда за окном валил снег, и переживал за героев сильнее, чем за свою рассаду под сугробами. Ну, потому что первая же пара ночей, когда температура достигла невероятных 270 градусов Кельвина, отправила все посевы в тыквенный рай – и волноваться о них больше не требовалось. (Тропический антураж объясняется не только модным алармизмом. Сюжет требовал показать больницу будущего: всю такую футуристичную, стеклянную, с мониторами и роботами. Ближайшая нашлась лишь в Португалии – лиссабонская клиника Шампалимо. Где-то там же, вероятно, можно найти и другие атрибуты будущего: скоростные поезда и мобильную связь за деревенской околицей)

На самом деле, конечно, нет. Картина называется «Они умерли за свободу», и изображены на ней члены «Белой розы»: Ганс и Софи Шолль, а также Кристоф Пробст. Вопрос, почему они попали в ад, оставим на совести художника – Коломбо Макса. Но, увидев этот портрет впервые, я, естественно, подумал совсем о другом. Нет, даже не о скорпионе-Гитлере под ногами троицы. И я такой явно не один. После войны культ «Белой розы» инкрустировали в облик мюнхенского университета LMU – по вполне практическим соображениям: нужно было восстанавливать репутацию баварской столицы, изгаженную нацизмом. Поэтому в честь членов «Розы» названа университетская площадь, в брусчатку перед центральным зданием университета вмурованы бронзовые копии их листовок (отполированные миллионами студенческих подошв – идею мемориала придумал, видимо, тот же криптонацист, что предложил вмонтировать в тротуары камни с именами погибших в Холокосте евреев), а в самом здании c середины девяностых размещено главное святилище культа: мемориал «Белой розы». Там подробно, хотя и излишне пафосно, изложена история студенческой группы. При этом вещей героев-подпольщиков демонстрируют ровно три: пишущую машинку, блокнот Вилли Графа и его же православный крест. А вот картине места не нашлось. И нетрудно догадаться почему:-) Это хорошая иллюстрация того, что называют «контекстом эпохи». Уже изрядно пожилому Коломбо (вообще-то, Колумбусу Йозефу) Максу в 1944 году просто не могло прийти в голову, что спустя десятилетия лет люди будут автоматически ставить знак равенства между вермахтом и нацистским режимом. И он, ничтоже сумняшеся, нарисовал Ганса и Кристофа в форме; это при том, что - сам Макс, побывав на фронте в Первую мировую, стал убежденным пацифистом и всё связанное с войной очень не любил - Ганс и Кристоф прямого отношения к армии не имели – оба отслужили срочную службу в тридцатых, а потом, как студенты-медики, несколько раз отправлялись в командировки на фронт. И всё Но в сороковые даже художник-пацифист видел только в вермахте (или его части) силу, способную сбросить режим. «А кто ещё?». В итоге вышло, как с участниками Заговора 20 июля: «они, конечно, молодцы – но показывать их вам мы не будем, потому что они носили форму злодейского режима». Или как с фотографией бывшего канцлера Гельмута Шмидта в гамбургском университете бундесвера. Её в 2017 году убрали в разгар очередной зачистки бундесвера от «праворадикальных экстремистов». А то курсанты насмотрятся на всяких Шмидтов в форме лейтенанта вермахта и зигуют потом как ненормальные. (Потом, правда, кто-то вспомнил, что университет бундесвера в Гамбурге, вообще-то, носит имя этого самого Гельмута Шмидта. Поэтому нужно либо не ограничиваться выносом портрета, либо перестать заниматься ерундой. В ситуацию вмешался лично Олаф Шольц – тогда бургомистр Гамбурга – и распорядился портрет вернуть. «Мы с пониманием относимся к необходимости критически пересмотреть ряд процессов в бундесвере, но, похоже, что здесь мы перегнули палку». А чтобы никто, упаси боже, не подумал, что Шмидт всегда ходил в униформе вермахта, рядом повесили еще одно фото – экс-канцлер сидит в своем кабинете. В штатском костюме. Видите? Не нацист) В итоге, самый ранний портрет героических героев Сопротивления публике просто не показывали. Не очень понятно, когда и как он вообще попал в LMU – об этом не знают даже в самом университете, осторожно предполагая, что его подарил кто-то из семьи Макса после его смерти в 1970 году. Если бы биография Макса была менее исследована, я бы вообще предположил, что речь идет о мистификации из девяностых в духе Смагона – но тут к портрету даже прилагаются черновые наброски гуашью. С конца восьмидесятых картина точно висела в деканате химфака; а в 2002-м её всё же рискнули явить миру – но не в главном здании, а как можно дальше от него. Поэтому сейчас она висит за стеклом у входа в аудиторию имени Юстуса фон Либиха: в фойе всё того же факультета химии и фармацевтики, который в конце девяностых выселили из центра Мюнхена к черту на рога в Гроссхадерн – на южную окраину города. Судьба розы быть sub rosa :-)