поэты первой необходимости

Я видел на картине замедленного сна: по-старому в квартире, и мама у окна, отец, конечно, ласков, и радостна родня, и куплена коляска, но нет ещё меня. Олег Дозморов

у меня фамилия — «Зверей» у меня фамилия — «Камней» у меня фамилия — «Земли́» у меня фамилия — «Ушли» и при этом всём я человек смесь доблести, робости, добра страха и ветвистого вчера яростно шагающих калек небо разрешает пулемёт воздух попускает чистый смех сердца состоящего из всех встречных, совершенно совершенных Василий Бородин

сначала смотрит на оборот фотки, потом наоборот. как ни смотри, а это две тысячи пятнадцатый год. розовые рыбы лежат на стене лицом к спине – как ни смотри, а никого не прет. — ты же не думал, что больше не будет войн? — вот уж не думал, что эта песенка о войне. меж ребер крутится перо, торопится конвой тебя и все твое добро пожаловать домой. Кира Фрегер

Иди, твердит Господь, иди и вновь смотри, – (пусть бьется дух, что колокол воскресный), – на срез булыжника, где спит моллюск внутри, вернее, тень его, затверженная тесной окалиной истории. Кювье еще сидит на каменной скамье, сжимая череп саблезубой твари, но крепнет дальний лай иных охот, и бытием, сменяющим исход, сияет свет в хрустальном черном шаре. Не есть ли время крепкий известняк, который, речью исходя окольной, нам подает невыносимый знак, каменноýгольный и каменноугóльный? Не есть ли сон, едва проросший в явь, январский Стикс, который надо вплавь преодолеть, по замершему звуку угадывая вихрь – за годом год – правобережных выгод и невзгод? Так я тебе протягиваю руку. А жизнь еще полна, еще расчерчен свет раздвоенными ветками, еще мне, слепцу и вору, оставлять свой след в твоей заброшенной каменоломне. Не камень, нет, но – небо и гроза, застиранные тихие леса, и ударяет молния не целясь в беспозвоночный хор из-под земли – мы бунтовали, были и прошли сквозь – слышишь? – звезд-сверчков упрямый, точный шелест. Бахыт Кенжеев

Скушно мы стали жить. Всякий с чумою свыкся. Отчего же мне снится, как в полноводном Стиксе тёмным омутом проплывает огромный сом, буро-зелен, величествен, невесом. Вряд ли известно ему, что такое нервы. Важный такой, усатый, как ветеран первой мировой войны, под корягою до весны зимовал мой далёкий родственник, тоже видел странные сны о чужих вещах (пламя, звезда, драгоценный камень). Пробудился под утро и вот плывёт, шевеля плавниками, осторожно осматриваясь — но безопасна эта река: на две тысячи вёрст ни парохода, ни рыбака. Бахыт Кенжеев

Церкви, обстроенные дворцами, стены, обросшие чешуей, встретились каменными крестцами — стали одной семьёй. Так, бесконечное время празднуя, улицы спутанные, густые, сплошь покрывает загаром красная пыль, занесённая из пустыни. Так же несутся, сбиваясь в тучу, ласточки на закате над Ватиканом, над Авентином. Кто их так учит — в плотном на миг застывать охвате, взмахом кружить единым? Ходит туман, накрывает горы, склоны с проборами боковыми, башенные селенья. Время движеньями круговыми учит выстраивать укрепленье в воздухе без опоры. Михаил Айзенберг

В саду, где оккупация повисла, Где пристальные взгляды у растений, Беседуем с хозяйкой, у которой Хватило слов на всех её былых Нечаянных и вежливых соседей Из пепельного воздуха вокруг. Она как будто в лодочке плыла Сквозь всю свою Галицию стальную, Каштановую, серую на сгибах, Слегка солоноватую на вкус, Где вслед за поворотом головы Меняются деревья и фигуры, Не двигается улица сама. Там яблочная плещется брусчатка И кажется, что рыжая вода Достигла барабанных перепонок И мой трамвай уходит без меня. Николай Звягинцев

Стол, стулья вокруг разной масти стоят, наклонясь, как животные в засуху — к бледнополосой луже солнца и пусто в кафе, несмотря на обеденный час и настенную роспись: в траве повторяется роза в траве повторяется роза. Лето в самом начале, но всё тоскует о нём уже. Diner, где твои diners? Только в таких местах — нелепых — на первом-втором этаже и меню о семи листах — нахожу себе место свиданья. Отраженье в столе и узор наверху — Налицо, а внутри, если верить Декарту, конечно, потаённый закон залегает, как роза, в мозгу, и о городе память кромешном. В эту пору всегда на Бульварном кольце пахло краской и, помнится, выпечкой мятной, в дождь особенно. Курят на заднем крыльце. Дверь прикрыта, но всё залетает обратно. Хельга Ольшванг

Р***на не разглядеть ее сполна пока с высотки не ощерится дикорастущая луна с решетчатым лицом кащея четырнадцатый день метёт планета плоская как противень собака лает ночь идёт хрустит от бешенства сквозь оттепель коль вышел ростом распрямись играй лицом покрытым сажею пока в трёхфазный оптимизм вползает мгла в четыре сажени и света след уже простыл и смерть по сметам чай не франция но мгла кругла и есть рефракция чтоб лучше видно с высоты Алексей Колесниченко

этот тяжёлый шар это моя душа повторяющиеся дни полдень с полднем раскалённым небом меняются: полночь полночь повторяет яростью звёзд ...белому бычку хорошо в сумерках хрустеть травой чёрно-серой середина августа или жизни земной — белый свет помолчи со мной Василий Бородин