Шарнирный Шурале

Неожиданно для всех и особенно своей ипотеки брат купил мотоцикл, поэтому поздравлял меня сегодня с днём рождения короткометражкой о том, как хорошо быть байкером: мартовский прибайкальский сугроб, солнце в соснах, шлем, врум-врум-врум. «А почему вокруг тайга?» — спрашиваю. «Это спортивный снаряд для полей, лесов и пересечённой местности», — говорит. А ведь к кризису среднего возрата я на шесть лет ближе него. * Всем интересующимся моими новостями и достижениями я отправляю портрет собаки или с ходу начинаю рассказывать о приключениях с документами. К. называет это «истории с налётом чуда и бюрократии». Вот, например, несколько дней назад мы снова собирали бумажки для местной визы, и оказалось, что у меня нет подходящей фотографии. Добыть её среди ночи было сложно, а в 7:30 утра нужно было уже торчать у дверей конторы. Так что я нашла прошлогодний скетчбук с картинками из мусора, журнальных обрезков и старых фоток, выдрала оттуда своё лицо три на четыре, соскоблила ножом двусторонний скотч, чуть обрезала по краям, три часа подержала под ножкой тумбочки и то, что осталось, прилепила к анкете. Боялась, что её с такой фоткой не примут, но дядя в окошке наорал на меня не за это, а за какие-то проклятые копии. Четыре раза отправлял в очередь к принтеру, размахивал руками, швырялся листами а4, орал с большим вдохновением. Когда я отходила, переключался на пожилого мужчину с розовой футболке. Было неловко перед ним и его швейцарским паспортом. В конце орущий человек открыл мой паспорт на странице со штампами о повторном продлении визы и говорит: «Ирина! Вы давно живёте, я не понимаю, почему вы не знаете, что вам делать?» «Никто не знает», — подумала я и скорчила рожу. Обладатель паспорта Швейцарии засмеялся. Орущий человек ничего не сказал. Наверно, решил, что это моё обычное лицо. * А лучшую историю с налётом чуда и бюрократии обеспечила мне консульская система РФ, назначив приём на сегодня около полудня. «Есть такая традиция — в консульство к двенадцати ходить», — сказала К. В этот раз очередь была поменьше и наконец-то дали паспорт. «Дата, подпись, — сотрудница консульства протянула мне очередную бумажку. — Сегодня двадцатое ноль третье» Я расписалась и автоматически поставила дату «20.03.1986». Наверно, потому что в последнее время слишком часто пишу эти цифры в такой последовательности. Сотрудница забрала бланк, поразглядывала его пару секунд и говорит: «Но ведь двухтысячные уже наступили». * Со временем, как и со словами, давно что-то произошло. Никак не могу запомнить, какой сегодня год, какой месяц, какой март, а февраль был какой? А жили мы где? Пока искала ту самую фотку в анкету, нашла посадочные на 7 марта 2022. Стало быть, улетели два года назад. Когда появился пёс, завели счётчик дней — вчера он показал 200. Время теперь похоже на пустыню, куда мы с Дружком ходим гулять вечерами: ни начала, ни конца, одни ямы, встречается колючая проволока. Много мусора. Часто бывает страшно, но и красиво тоже. Запрокинешь голову — луна. И Медведиц видно хорошо, как на Байкале или в атласе звёздного неба за пятый класс

Вокруг полно людей, а я традиционно никого не узнаю и всех путаю. Со зверями оно как-то попроще, честное слово, а люди мало того, что обладают примерно одинаковыми человеческими лицами, так ещё и сразу начинают что-то говорить, и пока я соображаю, что происходит, они уже рассеиаются в воздухе красивыми цветыми пятнами. Вот, например, Мартина, индонезийская спасительница собак из Нидерландов, всегда со мной здоровается, а я никак не могу запомнить, как она выглядит. Мартина довольно застенчивая и часто бывает так, что она говорит «привет», я прохожу мимо, она отворачивается и делает вид, что вообще не со мной разговаривает. Через десять шагов я понимаю, что это была Мартина, и бегу здороваться, а её там уже нет. Недавно я приняла решение быть более социальной, увидела Мартину издалека, остановилась возле мусорки и стала ждать специально, чтобы с ней поздороваться. Солнце светило, мноочисленные коты глядели на меня из мусорных баков, Мартина медленно шла с мусорным мешком, и когда подошла достаточно близко, я помахала ей рукой, как можно более добродушно сказала «хэлооооу» и поняла, что это какой-то местный дед. * Однажды около нас остановилась машина и седой водитель стал спрашивать, как наши дела, как документы, как пёс. Пёс махал ему хвостом, сообщая, что всё хорошо. Я тоже сказала, что всё хорошо. Когда машина уехала, я спросила, кто это. «Это философ»,— ответил Н. Понял, что я ничего не понимаю, и добавил: «Из Дома философа». Подумал и уточнил: «Он приглашал нас Дружком к себе на кофе». Так я узнала, что «Дом философа» — это не название жилого комплекса или музея, а «философ» — это человек, который преподаёт философию в Университете Каира. * Вчера узнала от Леночки, что серый бананоед, во-первых, существует, а во-вторых, по-английски называется Grey go-away-bird. Так во вселенной моих внутренних птиц стало на одну птицу больше. * Кстати, о птицах. В прошлом месяце один фонд прислал на редактуру историю бездомной кошки из Владивостока по имени Синичка. «Синичка появилась на улице, худая и явно сбитая с толку. Шли дни, Синичка никуда не уходила и демонстрировала полную беззащитность перед лицом окружающего мира». «Понимаем её на всех уровнях», — сказали мне все сбитые с толку синички, которым я тогда переслала эту фразу. Дальше в таких историях почему-то всегда пропускают путь героини и переходят к главному: «Теперь у Синички всё в порядке. Она спит на мягкой лежанке, дважды в день ест гипоаллергенный корм и ждёт своего человека». Хотелось бы однажды стать Синичкой из второй части повествования

Самое странное, что как бы тебя ни размотало, надо идти жить дальше. Не в каком-то пафосно-философском смысле, а в смысле чайник ставить, работать, собирать документы, кормить собаку, разговаривать с кассиром. Он такой: хау ар ю? А ты такая: гуд энд ю? Однажды вечером сказала, что соу таерд, он так перепугался, что теперь только гуд. 16, 24 и другого бесконечного февраля иди живи. В пятницу я делала селёдку под шубой. (Три дня назад редактировала эту фразу в заметках раз восемь, и любые версии кроме «в пятницу» выглядели настолько оглушающими, что просто оставила день недели) В пятницу у дорого нашего человека был день рождения. У нас есть давний внутренний мем про шубу для сорокалетних, и вот я дождалась, когда шуба станет кому-то из нас впору и решила изобразить её в виде салата. Утром искала в чатах отзывы на майонез, потом искала свёклу, нашла белую. Сохранила картинку бордовой, ходила по овощным лавкам и всем показывала. Потом варила овощи. Параллельно слушала наш разговор с одной католической монахиней и отмечала тайм-коды кусков, которые нужны будут для текста. Монахиня была лучезарная, часто говорила «это интересно» и «это очень грустно» и шутила про своё облачение. Овощи разварились. Всё вокруг было в свёкле. Позвонил курьер, русскоязычный дяденька на веспе и в вязаной шапке из конопли. Как будто 2010-й и мы тут все в Гоа. Привёз специальную гипоаллергенную еду для пса, почему-то смеялся и тысячу раз извинился за то, что перепутал дом. В подъезде, по пути на свой этаж я стала гуглить слои селёдки под шубой и увидела новости. Поднялась и стала делать салат: слой картошки — майонез — слой лука — слой отчаяния — майонез. В новостях и чатах писали разные слова. Мне кажется, слова давно потеряли силу. То есть буквально: ты говоришь, что тебе больно, или страшно, или жаль, но этого мало. Или пишешь «нет слов», и этого недостаточно. Вспомнила, как однажды в Казани писала тотальный диктант. Очно — первый и последний раз. В 2021 году автором текста был Глуховский, который теперь иноагент. Диктатор — так назывались люди, которые диктуют тотальные диктанты — демонстративно вздыхал и говорил, мол, зачем это, когда есть великие Пушкин и Достоевский. Было душно, а диктант я, кстати, написала на тройку. Потом со знакомой разбирали текст целиком. Он был о бабушке автора. Мне запомнилась фраза, которую мы потом использовали в разных контекстах: «Она никак не могла понять, действительно ли вот это всё и есть жизнь». Все горькие слова этих дней — про то, что тьма не навсегда, и надо не терять надежду, и жизнь продолжается. Cлова как будто потеряли силу, но ещё могут утешать. И самое странное для меня не то, что жизнь продолжается, а то, что всё это — слой за слоем — и есть она

Недавно решила брать у старших родственниц интервью о прошлом и теперь слушаю по субботам их рассказы про 70-ые в Бухаре и рецепты сливовой пастилы, в которых солнце и крыша сарая — секретный ингредиент. Узнала вот, что фонарные столбы, деревья и вывески у меня в глазах лучатся во все стороны вовсе не потому что мир полон странного, а потому что астигматизм передаётся в нашей семье по женской линии и усиливается с возрастом. Также узнала, что моя бабушка, оказывается, боялась попов, как кто-то боится чёрных кошек или женщин с пустыми вёдрами. Однажды ей сказали, что при виде священника необходимо покрутиться вокруг своей оси три раза. В доме через дорогу как раз жил священник, и бабушка всегда выполняла этот ритуал. Но просто так вращаться посреди двора ей было неловко, поэтому она делала вид, что танцует. Возможно, идентичность соседки с прибабахом — это что-то вроде астигматизма. * Раз в пару дней хожу в овощную лавку и покупаю две или три тыквы. Иногда четыре, если тыквы маленькие. Пёс Дружок по совету врача сидит на лечебной диете и съедает примерно по тыкве в день. Всё ждала, когда хозяин лавки начнёт задавать вопросы и много раз представляла себе смолток, в котором он спрашивает, зачем мне столько тыкв, а я так небрежно: «Да это для собаки!» Но парень из лавки всё молчал и молчал. А недавно пытался уместить на весах очередные четыре тыквы и говорит: — You are а pumpkin-girl. — Sinderella, — соглашаюсь. Смотрит вопросительно. — Девушка, которая каталась на карете из тыквы, — поясняю. — Ммм — Ей фея её построила с помощью волшебства. — Угу, — аккуратно по одной снимает тыквы с весов и смотрит ещё так: «теперь понятно». — Потом она потеряла ботинок и стала принцессой, — быстро закругляю сказку. — А, ну окей, — говорит. — 95 фунтов. Приходите к нам ещё. * Кстати, об интервью и других устных столкновениях с людьми. Кроме вольного пересказа текстов Шарля Перро, от коммуникативного провала меня удерживают только две темы: Сибирь и собаки. Во-первых, на случай важных переговоров всегда должна быть история про какого-нибудь пса. Во-вторых, вокруг полно незнакомых серьёзных людей, которые родились по ту сторону Урала. И когда они по-деловому начинают объяснять, что вот, знаете, Ирина, есть такая Сибирь, туда ещё декабристов ссылали, и там Байкал, а дальше Забайкалье, у нас с ним шесть часов разницы, и располагается оно в 6000 километров от того места, где мы с вами находимся (обычно мы находимся в зуме — прим.) А я отвечаю, что сама из Иркутска и неплохо ориентируюсь в декабристах. И в тот момент меняется сразу всё. Потому что мы больше не два незнакомых человека посреди долбанного хаоса и прерывающейся связи. Мы теперь соседи, друзья, знатоки черёмуховых пирогов и носители слов «гача» и «мультифора»

А также бытовая зарисовка о том, как на днях я искала маринованные огурцы для извините оливье. Не то чтобы оно мне так уж необходимо, но с ним в этом году как-то устойчивее, так что я уже запланировала на конец недели резку салата и пошла в эти выходные на поиски маринованных огурцов. Их не было ни в одном отделе пикулей ни одного местного супермаркета. Не было в «армянской кулинарии». Не было в сирийском маркете. В «славянском магазине в бритиш резорте» (так его называют в чатах) среди колотого гороха и золотой гречки сидел мужчина и меланхолично собирал ёлку из зелёных ёршиков. Я говорю: «Здравствуйте, у вас есть маринованные огурцы?» Он такой: «А вам для чего?» «Да мне на оливье», — говорю. Он идёт куда-то, возвращается с ведром, прямо вот с ведром, и говорит: «Вот. Для оливье у нас малосольные. Будете брать?» Потом звонит кому-то и говорит: «Ир, это я. У тебя почём огуцы, девушка на оливье берёт» В общем , взяла шесть штук в целлофановом пакете. Не учла, что без жидкости им нехорошо, а до оливье ещё жить и жить. С другой стороны, чувствую, что миссия моя выполнена и можно обойтись без салата