Женщина пишет

​​Ближе к лету хочется почитать то, от чего будет хорошо и я нашла одну такую книгу — пусть и наивный, но трогательный роман «Книжный на маяке» Шэрон Гослинг. Всех его героинь неминуемо ждёт хеппи-энд, а большего мне и не надо, хотя оно там есть — немного фем-оптики и достаточно драмы. Вам предстоит наблюдать несколько историй в развитии, но центральная — судьба Рэйчел. Пять лет назад она переехала в небольшую шотландскую деревеньку, скрываясь от мужа-тирана, и устроилась работать управляющей в старый книжный на маяке. Вообще маяком это постройка никогда и не была — от моря она стоит на приличном расстоянии, а главная функция этого места скрыта от глаз и разгадать загадку предстоит именно Рэйчел. Кроме нее в этом мире живет пожилая художница Иди, которую достал её сосед и начали подводить собственные руки, а ещё 15-летняя Джилли, которая бежит от своего прошлого и живет в палатке. Все они слетаются на невидимый свет маяка, он же всех и спасает. #зарубежнаялитература

📚Книжные ремейки. В историях современных авторов сказочные принцессы осмысляют свое место в мире, а второстепенные персонажи становятся главными героями. Собрали восемь книг, где знакомые сюжеты показаны с новой точки зрения. #почитать

Собрала вместе восемь книг, где старые истории трансформируются во что-то совсем иное силами воображения современных писательниц ✨

пропустила день рождение этого канала, а ему между тем СЕМЬ ЛЕТ исполнилось 12 мая 😍 пока листала до начала, чтобы вспомнить, когда же все это началось, увидела, что этот путь (даже не знаю с какой целью) прошли минимум шесть человек, что поставили там сердечки :) в честь праздника решила, что пора бы попробовать комментарии, а вдруг там даже ничего плохого никто не напишет — попробуем ✨

​​Три года назад я участвовала в презентации книги «Мисс Исландия» Аудур Авой Олафсдоттир, а сегодня дочитала её новый роман «Человеческое животное». Его героиня — Домхильд — не начинающая писательница как Гекла, а потомственная акушерка. Профессию она унаследовала от двоюродной бабушки Фивы, в квартире которой живет после её смерти. Иронично, что по линии отца мужчины в семье Домхильд наследуют похоронный бизнес. Роман Олафсдоттир — это красиво украшенный сундук с необычным приданным. От бабушки героине достаются три рукописи, в которых Фива рассуждает о человеке, свете и случайности. Домхильд постоянно цитирует бабушку и развивает ее идеи — кому, как ни акушеркам, размышлять о судьбе человечества, ведь они помогают людям прийти в этот мир. Младенцы, в отличие от многих других живых существ, максимально не готовы к этому событию — ни физически, ни ментально. «Говорят, человек никогда не справляется с фактом своего рождения. Что самое трудное в жизни — появиться на свет. И сложнее всего привыкнуть к свету» Сюжет книги постоянно петляет, погружая то в особенности исландского акушерства, то в трагедии прошлого Домхильд. Сложнее всего, пожалуй, одним предложением ответить на вопрос о чем эта книга. О таких текстах сложно рассуждать, ещё труднее их рекомендовать, потому что по сути советуешь не что-то конкретное, а делишься ощущением: читая эту книгу, ты словно долго-долго идешь в темноте по бескрайнему полю, а потом видишь вдалеке дом и свет в окне. #зарубежнаялитература

Этой весной попробовала себя в новой роли — публично рассказала, как и зачем веду этот канал для школы текстов «Мне есть что сказать». Делаю я это уже семь лет, а возможность сесть и подумать, как я и мой блог очутились там, где они есть, получилось впервые. Контент-плана и стратегии продвижения у меня никогда не было (если честно, то по-настоящему популярным я свой канал никогда не считала, всегда есть кто-то выше, сильнее, экспертнее). Но в первые несколько лет, я очень много писала другим людям, рассказывая про свой канал, предлагая сделать для них прикольные подборки и обзоры. Без этого, кажется, никак, в отличие от платной рекламы, которая у меня, кстати, случилась, когда в канале уже было несколько тысяч человек. Когда я начинала, деревья были большими — телеграм-каналы были всем интересны, их было не так много, а уж интересных и того меньше. Многое классное случалось без моего участия — меня рекомендовали просто так, потому что нравится. На первой встрече от школы я поделилась своим опытом, на второй — изучила и дала обратную связь авторкам нескольких телеграм-каналов, и эта, более практическая часть, была для меня самой сложной. Синдром самозванки вошел в чат, тут все по классике. Сложно советовать, когда наверняка не знаешь секрет успеха. Единственное, в чем я уверена — делать стоит только то, что нравится тебе самой. Успешного успеха может и не будет, зато хорошо проведёте время. Я вот, например, решила, что пора и кружочки позаписывать и поговорить про книжки голосом. Ну а что вы мне сделаете — отпишитесь только, но я с этим уже почти даже смерилась, но это не точно. Теперь главное — классные телеграм-каналы, которым не хватает классных подписчиц и подписчиков 💅 doom detective — канал Даши из издательства No kidding press об автобиографическом письме и жанровой литературе Приключение Кати и её Киндла — канал программистки и большой поклонницы скандинавской литературы Кати В режиме чтения — канал Полины и Кати о своих и чужих практиках чтения и хороших книгах Письмо из смуты — канал Леры о weird-фикшн и theory-фикшн

Как только начну, так сразу и устану считать, сколько раз мысли о моем теле и взгляды на него расстраивали и злили меня. Как бы я ни выглядела, сколько бы ни весила, я обязательно найду, что в себе исправить — рост, объем бедер, ширину щиколоток… Хороших книг на русском языке о том, как общество в лице незнакомых и близких людей доводит девочек и женщин до беды, в том числе до расстройств пищевого поведения, не так уж и много. Книга клинического психолога Юлии Лапиной «Тело, еда, секс и тревога», «Миф о красоте» Наоми Вульф, «Тело дрянь» Мары Олтман — все, что смогла вспомнить. Недавно я дочитала автофикшен-роман Кати Ненаховой «Посмотри на себя», который теперь к этому списку можно смело прибавить. Первым делом, ещё в раннем детстве, Катя очень хорошо научилась свое тело ненавидеть, а потом решила попробовать его принять. Состояние, в котором она находилась с восьми лет, она называет «потерей тела». Желание изменить себя ходило за ней по пятам — она терпела едкие комментарии от мамы, занималась изнуряющим спортом, голодала, с ужасом смотрела на свои фото, лечилась от нервной анорексии. Примеров потери тела в книге много, в некоторых узнала себя. «Меня не существовало в фильмах, которые я смотрела с самого детства. Меня не существовало в книгах, которые нам задавали читать на уроках литературы. Меня не существовало в магазине одежды» Восхищает честность, с которой Катя рассказывает о своем теле и своем переменчивом к нему отношении. Еще больше восхищает отсутствие дистанции между пишущей и читающими — Катя до самого конца остается живым человеком, а не ПРИМЕРОМ. Сегодня она не считает калории и не видит в продуктах врагов, но это не значит, что её тело вернулось к ней целиком и полностью. У принятия себя есть начало, но нет конца. «Думаю, „лечить“ однажды потерянное тело вообще бессмысленно. В самом этом определении сквозит неуважение к нему. Принятие себя — это процесс. Некоторые люди говорят, что он не заканчивается никогда, и, наверное, это действительно так. Для меня принятие похоже на жизнь растения: эта жизнь очень хрупка, и она может прерваться, если её не поддерживать, а ещё требует терпения, потому что маленький росток не может стать ветвистым стволом за один день. Его нельзя торопить» Текст Кати вы пока не найдете в магазинах, это самиздат. Он ждёт вас в открытом доступе здесь. #нонфикшн

✨ Вторая онлайн-встреча с Машей Буровой, создательницей канала «Женщина пишет» Зарегистрироваться на разборы книжных блогов с Машей можно в Timepad. Другой вариант — вступить в наше комьюнити для пишущих с обратной связью. Сделать это можно ➖ на Boosty (в рублях) ➖ на Patreon (в валюте)

​​«Её стихи — белые тени, это тексты, вытканные из тишины между словами, дом, состоящих из одних окон» Как хорошо, когда писательница, первая книга которой тебе понравилась, решает написать ещё одну. Прошлой весной я провела несколько спасительных часов в парке с «Городами на бумаге» — биографией Эмили Дикинсон, щедро дополненной вымыслом канадской писательницей Доминик Фортье. «Белые тени» — продолжение истории самой известной затворницы из Амхерста. Только теперь главных действующих лиц в разы больше — это сестра Эмили Лавиния, лучшая подруга и невестка Сьюзен, любовница брата Мейбл и её дочь Милисента. Все началось с Лавинии — именно она не осмелилась сжечь стихи Эмили, которая та тайком ото всех записывала на обрывках бумаги. Сьюзен должна была стать редактором первого посмертного сборника стихов Эмили, но не смогла найти в себе силы — слишком тяжелым грузом легла на нее смерть лучшей подруги. Приводить в угодный издателю порядок все эти разрозненные тексты вызвалась Мейбл, желавшая когда-нибудь написать собственную книгу, но готовая увидеть свое имя на обложке и в качестве редактора. Милисента — самая юная в этой истории героиня — никогда с Эмили не встречалась, но чувствует её присутствие на метафизическом уровне. Домыслов и фантазий в этой книге ещё больше, чем в «Городах на бумаге». Не меньше в ней и желания увековечить память об Эмили и её стихах, которые с такой легкостью могли отправиться в огонь вслед за письмами и дневниками, которые она попросила сжечь сразу после её смерти. Фортье лучше многих умеет добавить в обыденность искру волшебства и так расширить границы хронологически верного повествования, что обязательно случится чудо — и в жизни героинь, и в жизни читательниц. «Стихи Эмили складываются в строфы некого тайного Евангелия. Это магические заклинания. Произнесите их в определенной последовательности, в нужном ритме, и вспорхнут голубка, из шляпы взметнется пламя, появится гирлянда ромашек; скажите их в обратном порядке, и набежит саранча, солнце раздвоится, на небе погаснут звезды, мир уничтожит сам себя» #зарубежнаялитература

​​«Руки женщин моей семьи были не для письма» Егана Джаббарова Скромная по объему, но масштабная по смыслу первая прозаическая книга поэтессы и деколониальной исследовательницы Еганы Джаббаровой. Руки, ноги, глаза, спина, живот — все это стандартные части человеческого тела, а ещё источники стыда и зависти, боли и наслаждения, успеха и неудачи. Егана рассказывает историю своей семьи и свою собственную через тело и его физические и культурные проявления. Возьмем брови. Азербайджанским девочкам нельзя их выщипывать, пока не выйдут замуж. Только свадьба дает разрешение на перемены во внешности, так что в маленьких горных поселениях замужнюю девушку легко узнать по выщипанным бровям. Густые черные брови были у матери Еганы, у матери её матери и у матери её отца. Но только в жизни Еганы брови сыграли одну из главных ролей — по их движению очередной невролог наконец поставил её телу, которое болело и отказывалось подчиняться, правильный диагноз. «Я не видела будущего, потому что все, что способны были видеть мои глаза, была боль, очередной тупик тела, его умирание и медленный распад: я чувствовала, как превращаюсь в статую, как каменнею изнутри, становлюсь сухим камнем, сосудом злости» Под бровями — глаза. У всех в семье Еганы они были карими, ей же хотелось голубые или зеленые, ведь они были у популярных одноклассниц в русской школе, актрис в телевизоре и моделей в журналах. Однако карие и голубые глаза объединяло осуждение, с которым они смотрели на Егану — чужую в школе из-за своего происхождения и чужую в семье из-за слишком независимого нрава. Громкая в детстве и себе на уме во взрослом возрасте — такая была и есть Егана, а ещё незамужняя, бездетная и с редким диагнозом. Все это красные флажки для людей, привыкших подчиняться и подчинять. «В мире, где я росла, каждый уголок был пронизан взглядами. Глаза от сглаза, глаза соседей, глаза родственников, глаза случайных прохожих, глаза недобросовестных мужчин и несчастные глаза женщин. Жизнь в общине напоминала реалити-шоу, где повсюду бесконечные камеры видеонаблюдения: каждому поступку, слову и делу находились свидетели, ничто не оставалось незамеченным» Болезнь, отнимающая все силы, насилие в семье, переходящее по наследству, гнет традиций, желающий подавить любое проявление свободы воли — эти явления в жизни Еганы шли параллельно, оставляя реальные и метафорические следы на ее теле и теле женщин её семьи. Она первая в своем роде, чей живот не вынашивал ребёнка, чьи руки не качали его на руках, чей рот не пел колыбельные и не молчал в ответ на удары мужских рук и несправедливость. Писать текст для Еганы (как и для многих женщин до нее и после) — выражать себя через буквы, заглушая гул чужих голосов. «я стала писать — нарушила первую заповедь женщин нашего рода»