Белые дороги

Сегодня память иконы Богородицы «Боголюбская» 91-й год. Как мы добирались от Великодворья до Москвы, теперь уже не помню. Но из Москвы в Иркутск точно летели на самолете. Было непросто, потому что на коленях в салоне с нами летела икона. Отец Анатолий Яковин часто дарил нам разные образы Божией Матери, которой сам постоянно молился и по ночам вышивал бисером оклады на ветхие иконки Богородицы. Сейчас такой вышивкой занимаются многие, а в то время это было необычно. Нам он дарил настоящие писаные образы, из числа стекавшихся к нему разными обстоятельствами из окрестных деревень от многочисленных духовных чад. На этот раз досталась Боголюбская-поясная. Икона явно когда-то находилась в деисусном ряде разрушенного храма. В Иркутске я распаковал ее и поставил в зале на кресло. Пока разбирал чемоданы, держал в поле зрения, и все время не отпускало желание склонить колени и помолиться. Наконец, разобравшись с походными вещами, припал к образу. Совершенно неожиданно разрыдался. Такой плач со мной случался в жизни очень редко, можно по пальцам одной руки посчитать. Но каждый раз было ощущение, что из глаза Кая выпал очередной осколок заколдованного зеркала. Пресвятая Богородице спаси нас!

Эль Греко. Апостолы Петр и Павел. Мои многолетние алтарники.

ой... дураках. Продавец: Отец, он предлагал свою любовь с учтивостью... Отец Александр: С учтивостью? Подумай! ......... Вообщем, француз, как и положено французу, в итоге сломался. Флейта лежала в чемодане отца Александра в бархатном футляре. Минус десять (а на самом-то деле – сорок!) процентов позволили приобрести и сувениры. Вернувшись домой, отец Александр, вынимая инструмент из чемодана, сказал домашним: «Не поездка, а просто шекспировская драма какая-то... Иногда я себя чувствовал Гамлетом... а иногда Полонием... у которого есть дочь... О, Иеффай, Иеффай, судья израильский…» …Как я уже говорил, отец Александр человек добрый. Но один раз, вот вам крест, я был свидетелем, как батюшка дезавуировал нарушителя дисциплины в храме. Было это в Крестовоздвиженской церкви Иркутска на вечерней службе. Из прихожан были: я и ещё несколько человек, общим числом не более двадцати. Всё шло своим чередом, но где-то в середине службы в храм зашёл выпивший мужичок. Такие случаи редко, но бывают, не считая инцидентов на левом клиросе. Так вот. Вначале этот мужичок вёл себя тихо, но вскоре стал как-то громко шевелиться и сопеть. И вдруг... Подобно чёрной вертикальной молнии из алтаря бесшумно вылетает отец Александр. Во мгновение ока колибри он оказывается около подвыпившего мужичка и берёт его, ни слова не говоря, за шкирку. А дальше... всё происходит, как в немом чёрно-белом кино. Батюшка приподнимает несчастного, ботинки которого зависая, стукаются друг о друга и, всё так же бесшумно, плывут над крашенным коричневым полом храма по направлению к выходу. Ровно через сорок секунд отец Александр возвращается в храм, как вы уже догадались, всё так же быстро и бесшумно. Он исчезает в алтаре. Служба началась с того же звука, на котором приостановилась. То есть, вечность продолжилась. То есть, время опять остановилось. А в храме стояли двадцать соляных столбов… …Люди, как известно, часто просят о совершенно ненужных вещах. Хотя, Оскар Уайльд, кажется, говорил: «Я легко могу обойтись без необходимых вещей, но не могу обойтись без роскоши…» Так вот, подходит как-то раз после службы к отцу Александру казак – косая сажень в плечах, глаза голубые… видно, что мужик-то – доброты неимоверной. И эта самая святая простота говорит: «Благословите, батюшка, на развод». Отец Александр устрашающе остановил свои зрачки на просителе: «??!» Но, тот, видимо, был готов к этому и повторил просьбу. «Ты хорошо подумал?» - спросил для начала отец Александр. «А чё тут думать, чё тут думать? Женщина – она известное дело – враг человека. Через неё все соблазны происходят…» «А ты в курсе, что она – из твоего ребра?» - ставит вопрос ребром батюшка. «Из моего?» - уточняет казак. «Ну, не из моего же.Из моего – моя жена.» - ответствовал отец Александр. Казак молча делает движение кадыком. «А ты в курсе, что она – немощной сосуд? … Она что – тебе изменяет?» - уже мягче спрашивает священник. «Господь с вами, батюшка! Да я бы её сразу шашкой зарубил!» - возмущённо отвечает казак. «Добрый ты… Ну, может, она пьёт, колется, курит траву?» - с надеждой спрашивает отец Александр. «Скажете тоже… с чего это ей курить-то…» - уныло отвечает казак. «С таким, как ты – не только закуришь… Короче, нет у тебя шансов на развод… Придумай что-нибудь получше» - подводит итог отец Александр. И тут, как будто что-то вспомнив, казак радостно вскрикивает: «А она в постные дни борщ варит! А ведь чтобы причаститься – сорок дней поститься надо!» - довольный собой говорит казак. «Трёх дней достаточно» - опрокидывает его отец Александр. Казак недоверчиво смотрит на батюшку. Тут отец Александр ему говорит: «Ответь мне – только просто и однозначно… Ты любишь свою жену?» «Как не любить… Благословите, батюшка, на развод…» - уже без надежды в голосе просит казак. «Благословляют на что-то хорошее… А ты недоброе задумал… Развод… Даже чина такого нет. Вот венчание – есть… Отпевание, кстати, тоже. Безблагодатное это дело – развод. Да и не уполномочен священник на такое.

Пиши в епархию… Владыке… Только не пытайся ему впарить ту чепуху, которую пытался мне… Тебе придётся найти более веские доводы. Но учти – оговор – тоже грех». Короче, ушёл казак, так и не решив своего вопроса. А через день пришла к батюшке жена этого казака. «Вы уж простите, отец Александр, дурака моего… На него каждый год в марте месяце что-то находит… бежит разводиться… Весеннее обострение, должно быть… А так-то он человек хороший. Любит меня» - сказала казачья жена. Отец Александр улыбнулся, благословил её и отпустил с миром. И прожил этот казак со своей женой потом ещё тридцать лет и три года… у самого синего моря… ой… или не тридцать три… Ну, это уже неважно. Но у синего моря… … Отец Александр очень любит классику советского кино. Особенно фильм «Белое солнце пустыни». По-моему, в его рейтинге он занимает первое место. Количество просмотров – 31. Магия начинается с первого кадра и оторваться потом уже нет никакой возможности. Все диалоги из этого фильма отец Александр помнит наизусть. Когда он служил в афгане, то бывало на любой вопрос он отвечал с разными интонациями «Стреляли…» Этот фильм даже и не искушение. Это сам эдемский сад, а в нём дуб с яблоком. И всё. Дуб с яблоком. И тишина. И никаких мёртвых с косами. В один из первых своих Рождественских постов, уже будучи священником, отец Александр достал с шифоньера телевизор, который в пост семья не смотрела, и включил его только на время показа этого фильма по одному из каналов ТВ. Как только фильм кончился – телевизор был водружён на шифоньер... …Из певцов же отец Александр больше всего любит Валерия Ободзинского. Великим постом, в апреле месяце, часто можно услышать, как отец Александр поёт «И веееееееечная весна!» А ещё я выдам страшную тайну о сверхчувствительной душе отца Александра. Прослушав как-то раз на кассете запись альбома PINK FLOYD “DARK SIDE OF THE MOON”, после композиции “TIME” – он бросил её в печку - потому что гениальная музыка. Акт сожжения коснулся только Пинк Флойд и этого конкретного концерта. Чтоб не привязываться душой… Спустя несколько лет отец Александр уже спокойно слушал любую музыку, в том числе и Пинк Флойд. Он нашёл в своей душе место и для этого. И никакого фанатизма…"

Приятно, когда тебя помнит человек с хорошим чувством юмора. Тем более, когда попадаешь в чужие воспоминания о событиях тридцати с лишним лет давности (Сергей Эпов) "…В отличие от поэта серебряного века Андрея Белого, фамилия у отца Александра настоящая. Чему, кстати, многие в тайне завидуют: кому — всё, а кому — ничего. Роста отец Александр два метра без пяти... сантиметров. Волосы имеет чёрные. Длинные. Вьющиеся. Глаза тоже чёрные. Ряса тоже чёрная. Длинная, до пола. Из-под рясы выглядывают чёрные же начищенные носки хромовых офицерских сапог, на которые завороженно смотрят прихожане. И в голове у всех одна мысль: вот куда ушла белая гвардия... Не всё ещё пропало... Когда отец Александр с высоты своего роста строго смотрит остановившимися стекленеющими зрачками на свою паству у всех пробегает мороз по позвоночнику. А я даже ощущаю фантомную боль от виляния несуществующего рудиментарного хвоста. Но, вообще-то, человек он добрый: анафематствованиями не злоупотребляет, епитимьи экономит… …Как-то раз отцу Александру довелось посетить Париж в составе баскетбольной команды, которая взяла с собой батюшку в качестве полкового капеллана. Да и ростом он был выше всех, отчего все принимали его за тренера, против чего отец Александр ничего не имел против и не разубеждал интересующихся... Ничего особенного в этой поездке не произошло, не считая одного эпизода, связанного с приобретением флейты для старшей дочери. Так как франков у батюшки было ограниченное количество, то выходило так, что на флейту уходил почти весь денежный ресурс. Купить же надо было ещё хотя бы сувениры... И батюшка торговался. А в Париже это принято. Там не принято два раза заходить, ничего не купив — тебя запоминали и в следующий раз криво улыбались. Это вам не добродушная Каталония, где в любой магазин можно заходить сорок раз подряд, просто так, и с тобой будут всякий раз приветливо здороваться «Ола-ола!»... О, Пари, Пари... Так вот. Словарный запас на французском отца Александра был тоже ограничен и равен примерно количеству франков в его карманах. Но его диалог с продавцом в переводе на русский был, всё же, достаточно красноречив. А главное — литературен и гамлетоцентричен. Я приведу его почти со стенографической точностью. Отец Александр: Сыграйте на ней что-нибудь... Продавец: Принц... ой... мсье, я не умею... Отец Александр: Пожалуйста (си ву пле, кажется). Продавец: Уверяю вас, я не умею. Отец Александр: Но я прошу вас. Продавец: Но я не знаю, как за это взяться... Отец Александр: Это так же просто, как лгать. Перебирайте отверстия пальцами, вдувайте ртом воздух, и из неё польётся Лестница в небо. Видите, вот клапаны. Продавец: Но я не знаю, как ими пользоваться. Отец Александр: С какой же грязью вы меня смешали. Вы собираетесь играть на мне. Вы приписываете себе знание моих клапанов. Вы уверены, что выжмете из меня голос моей тайны. Вы воображаете, будто моя партитура вам известна. А ведь эта маленькая вещица специально приспособлена для игры, у неё чудный голос, но вы не можете заставить её говорить. Что же, вы думаете со мной легче, чем с флейтой? Назовите меня каким угодно саксофоном, вы можете расстроить меня, но играть на мне нельзя. Короче, в разных вариациях это продолжалось шесть раз, отец Александр выходил, пил в соседнем бистро кофе, успокаивая дыхание, ровно и глубоко вдыхая французский воздух. И заходил опять в магазин, где его уже ждал продавец. Как всякий настоящий француз, он сразу понял, что вещица этому русскому нужна и он будет добывать её не мытьём, так катаньем. Но француз должен был убедиться, что денег у него действительно в обрез. И вытрясти из покупателя всё до последнего су. Ну, сууууу... Последняя импровизация была примерно такая: Отец Александр: Сыграйте... Продавец: Я не умею... Отец Александр: Ну, сыграйте... Продавец: Да не умею я... Отец Александр: Но это так же просто, как... Продавец: Лгать?... но я не умею... Отец Александр: Лгать? Я научу: во-первых, думай, что ты — дитя, принявши всё всерьёз, и требуй впредь залогов подороже. А то, сведя всё это в каламбур, под свой залог останешься ты в дурах...

Где эта тихая пристань, где блаженный берег, место спасения, которое укроет меня хотя бы на время. Спрячет от житейских бурь, от никогда не заканчивающихся трудностей, от самого себя. Где эти рога древнего жертвенника, у которых обретали неприкосновенность. Такое место есть - это аналой, стоящий в нашей комнате перед божницей. Годами, читая молитвенное правило, постигаешь простую истину – аналой тебя не предаст, здесь найдешь покой и ответы. Сколько раз мы убеждались в этом, когда казалось, что весь мир предал нас или наоборот, мы предали весь мир, а аналой принимал нас, как верный друг. Монахам часто говорят – келья научит. Нас научит аналой. Здесь мы искренны, здесь в ответ на честность получаем откровение о себе, и о милости Божией. Искренность требует напряжения сил души, поэтому мы иногда от аналоя прячемся. В такие периоды нам не спокойно, потому что Господь зовет – «Адам, где ты?», «Симоне Ионин любишь ли Меня?». Пока мы суетимся и прячемся, святые молитвенно замерли на иконах, там, в зазеркалье, они как будто отстранились от пустой суеты. Вставая на молитву, мы встраиваемся в их ряды, это и есть подлинная жизнь и величие, достойные бессмертия. Все остальное, наши бесконечные споры и переживания, большею частью в вечность не встраиваются.

Александр Корноухов