Воск в деталях

На границе нынешних Италии и Франции, над долиной Сузы, стоит Новалеза, один из старейших действующих бенедиктинских монастырей. Он основан богатым франком Аббоном в 726 году, задолго до франкских проектов на Апеннинском полуострове. Уже Пипин Короткий и Карл Великий обитель одаривали – а они никого не одаривали, не ожидая ответных даров. Уже после присоединения большой части лангобардских земель к Франкскому королевству, в начале IX века, здесь подвизался аббат Альдрад (781-844). Если верить житию, он загнал целый клубок змей, допекавших округу городка Бриансон, в какую-то пещеру, велел им оттуда не вылезать, запер – и вышел в святые. В 1096 г. сюда попал палец св. Николая Мирликийского, серьезная частица серьезного святого, мощи которого к тому времени уже целиком умыкнули из Мир Ликийских в Бари. Не поверите, но в те времена такое приобретение – серьезный повод все вокруг перестроить, украсить стены дорогими фресками, растрезвонить по белому свету о спустившейся на обитель благодати. Так и произошло: при аббатах Адральде (1060-1097) и Гульельмо (1097-1129) древние постройки расписали очень сильные мастера из Ломбардии. То немногое, что пережило бардак Нового времени, было отреставрировано в 1988 г., и выглядит настоящим сокровищем. Подозреваю, что мастерская могла быть и той же, что написала знаменитого апокалиптического дракона в Чивате, о котором я здесь рассказывал той осенью. Интересно еще и то, что дошли лангобардские капеллы, совсем маленькие, потому что лангобарды не умели строить больших церквей, большая архитектура вернулась в Европу лишь с Карлом Великим. Надеюсь скоро попасть в это удивительное место с небольшой группой, которую мы с Кириллом собираем в самом начале августа. Если кому-то интересно, кажется, еще есть пара свободных мест. https://teletype.in/@vikivas/Piemonte_Medievale_Aug2024

Данте в трактате «О народном красноречии» дал для своего времени невероятно ясное разъяснение того, что он и многие его современники понимали под Италией. Интересно, что он обожал Флоренцию. Если бы его не выгнали с позором, возможно, у нас не было бы ни «Комедии» на вольгаре, ни этого удивительного латинского трактата, посвященного итальянским языкам. Вынужденный отказ от своей «колокольни» сделал Данте не космополитом, конечно, но «итальянцем». Он увидел полуостров из Паданской равнины, понял, что здесь два моря, между которыми – горный кряж. Он высмеял говор и шамканье всех основных диалектов, но на самом деле не стал навязывать некий усредненный тосканский в качестве нормы – языковая картина Италии у Данте намного тоньше, чем тупой провинциализм. Мне же пора в мясную лавку, там делают отличный vitello tonnato, то бишь тонко нарезанная вареная телятина, покрытая майонезом из тунца. В Брианце эту штуку делают с особой любовью. И думаю, это неспроста. Может, именно здесь бьется древнее сердце Италии? Во всяком случае, именно в таком ключе сами итальянцы в запрещенной сети комментируют выплеснутую туда кем-то упрощенную версию истории слова Italia. И эти комментарии ужасно забавны, поскольку пока что никто не собирается присоединять ничего «исконно итальянского» - Корсику, Тичино, Истрию, Ниццу, Мальту, что там еще. А вы встречали какие-то точки зрения о происхождении слова "Русь" и, в особенности, досужие мнения на этот счет? Из досужих мнений, уверяю вас, и складывается большая - иногда болезненная - политика. Меня вот покойный академик Рыбаков, некогда советник Сталина и автор всех возможных учебников, в 1993 году учил, что слово "Русь" исконно русское, только не совсем понятно, откуда взявшееся. И что еще Геродот, описывая скифов, имел в виду нас с вами. У него был громкий, убедительный голос. Только из-за почтенного возраста он одну и ту же лекцию два раза читал...

Куда это вас, сударь, занесло? Почитал тут с утра пораньше в одной запрещенной сети досужие дискуссии итальянцев о происхождении названия их страны. Досужие, но не праздные и для меня, в землях, где я оказался, в Ломбардии, иногда говорят: «Dal Pò in giù l’Italia non c’è più», «ниже По Италии нет». Взгляд, конечно, очень варварский. Поскольку название древнее, оно обросло множеством легенд – всех не перечислить. Напомню основные. Аристотель, следуя за Антиохом Сиракузским (Политика 1329b), возводил «Италию» к царю Италу, правившему на кончике нынешней Калабрии. Рассказывали, однако, что Геракл, сопровождая по этим местам коров Гериона на новую их дислокацию, одну утерял и, узнав, что местные называют их vituli, назвал и страну «Uitalía». Первый i в лат. vitulus вроде был кратким и вроде это позволяет науке предположить, что v могло отпасть, потому что само слово пришло в центр Апеннинского полуострова от живших на юге греков, у которых «в» легко переходило в мычащее «у». Слово Italia распространилось на юг полуострова в последние века до РХ, а когда местные народы были подчинены латинянами, им навязали тоги, они стали в качестве togati воевать под римскими знаменами – и вот тогда римляне воспользовались пришедшим с юга объединяющим термином. Вопрос, чувствовали ли они в этом слове что-то бычье? Не вижу ответа. При Октавиане полуостров назывался Италией уже целиком. Сицилия, Сардиния и Корсика включились лишь при Диоклетиане, около 300 года, когда уже Империю поделили, а столица переехала в Милан. В результате Italia, dioecesis Italiciana иногда совпадала с нынешней, а иногда – с ее нынешним же Севером, поскольку там резиденция властителя Запада. В Средние века общий бардак в головах распространился и на большую политику, потому что у политиков не было «географического общества» под высоким патронажем короны. Корона назначала себе наместников на подвластных землях, а чтобы звучало покруче, выражались, например, так: «на всю Италию, называемую также Лангобардией» (806 г.). Около 1000 г. от византийцев на юге правил «катапан Италии и Калабрии», где «Карабрия» включала явно Базиликату с Апулией. Тогда же маркиз Монферрато (клочок нынешнего Пьемонта) называл себя «маркизом Италии». Роберт Гвискар, совладав с сицилийскими сарацинами и наладив отношения с папством, под конец XI в., назвался «непобедимым герцогом Италии, Калабрии и Сицилии», а его внук Рожер II в 1130 стал «королем Италии», и титул, думаю, указывал на бывшие византийские владения, но никак не на Север – никто бы не дал. Можно видеть даже по кратким этим сведениям, что древним словом пользовались вообще-то как хотели, когда хотели, преследуя, однако, совершенно земные политические задачи. Утверждали личный авторитет и личную юрисдикцию на конкретных территориях. Повторяю: не было «географического общества», не было колючей проволоки, античное межевание было почти позабыто, этно-языковая карта с каждым веком только усложнялась, даже если греческий язык на нынешнем юге остается древнейшим языком полуострова (на нем преподают в некоторых школах Салентины, Калабрии и Сицилии). В 1277-1280 гг. папа Николай III Орсини, францисканец и римский сенатор, обустроился, что удивительно, в Риме и заказал Чимабуэ фрески на сводах верхней базилики в Ассизи. Здесь каждому евангелисту дали порт приписки, каждому Евангелию – по стране. Марку, что логично, досталась Ytalia, потому что мощи к тому времени уже лежали в Венеции. «Италию» велено было изобразить в виде видимого невооруженным средневековым взглядом Рима, с его Пантеоном, Латеранской базиликой и папской Торре делле Милицие. Папа в Риме, значит, там же и вся Италия. Даже Y в начале, возможно, означало сведения множества к единству. Послание фрески в духовном центре страны считывалось именно так. Но встречались и другие точки зрения…

Приходится ли вам считать деньги? Чувствуете ли вы их запах? Запах металла и запах этой странной материи, балансирующей на грани пластика? Не поверите, но я умею и знаю их (неприятный, но знакомый) запах. Жизнь заставляет периодически. Средневековый человек обычно парил в облаках, периодически норовил взглянуть вечности в лицо, мог даже написать об этом «Комедию». Но чаще все же считал деньги. О чем я честно и написал.

Лет 600 назад Кристина де Пизан написала на французском «Город женщин». Лет 50 назад Феллини снял одноименный фильм, в котором бедный Мастроянни не знает куда деваться. А я просто лекции в Милане читаю 😇

Как говорила та эпическая ворона, "щастье привалило!" Ко мне в деревню пожаловала столичная штучка, серьезный специалист, дважды просветитель и по совместительству мой старый друг Михаил Майзульс - и читает в одном из моих царских покоев лекцию в Страдариуме. На самом деле, просто наш общий парижский учитель Жан-Клод Шмитт поручил ему передать мне его новую книгу "Средневековые изображения: фигура и тело". И вот я, слушая в очередной раз Мишину лекцию, подумал. Как некоторые здесь знают, мы в "Страдариуме" нащупываем новый для нас формат, приближающий наших сострадальцев к настоящей учебной аудитории. Сейчас уже идет курс Дианы Гаспарян по философии. Меж собой мы называем такие курсы "навыковыми". Хочу предложить Мише вести у нас такой курс, в котором желающие учились бы смотреть на изображения, прежде всего средневековые и ренессансные, но не только, смотреть на них так, как смотрит он. Не то чтобы я всегда был согласен с Мишиным взглядом, мы разные. Но я очень люблю и ценю его взгляд на вещи. Как научиться? Речь не просто о "пятилекте" в пять зум-лекций, но об интерактивных занятиях в группе в несколько десятков человек. Будь моя воля, я бы прозвал такой курс "Не Босхом единым". Но это не мне решать. Между тем, мне важно понять, найдутся ли желающие учиться у Михаила Майзульса? Не просто под стаканчик шампанского, а пострадать не на словах, а на деле. Желающие - поставьте мне тут, скажем, черепушку: ☠️

Центробанк, как известно, сохранит высокую ключевую ставку, то есть экономика останется перегретой. В избежание досужих сомнений в успехе. Беспокоит меня перегрев экономики, болит сердце о судьбах моего народа. Поэтому вечером 24 июня в рамках Просветительских дней Российской экономической школы предстоит мне разговор в прямом эфире с известным и замечательным экономистом Рубеном Ениколуповым о средневековой экономике: https://news.nes.ru/news/resh-priglashaet-na-letnie-prosvetitelskie-dni/?lang=ru. Ну и чтобы что-то понять, что думали о деньгах тысячу лет назад, я полез в сатиру и кое-что перевел. Чем и делюсь. А эфир превратим в филологический семинар. Долго деньги мыслителей не волновали. Но в XI веке на тему денег стали всерьез шутить, например, в «Корабле изобилия» Эгберта Льежского (ок. 1025). На рубеже XI-XII веков финансовая сатира уже литературный поджанр, вставший на ноги благодаря талантам Хильдеберта Лаварденского и Марбода Реннского. Сатира разнообразна: стихи, проза, философствование. Но главная тема одна: соблазнительность денег и, соответственно, их власть. Вот, например, из поэмы Марбода Реннского «О монете»: Князь, церковный прелат, монахи, сенат ли народный, Клирик и рыцарь, всяк пол – будь то мужской или женский, Все они рады деньгам, с одинаковой верой им служат, Все с ликованьем спешат исполнять их любые желанья. Слово монеты – закон, что ей не по нраву – преступно, Там, где она говорит, смолкают все прочие речи. Порой перечень сословий и профессий расширялся, и власть денег уточнялась для каждой группы. Написанная около 1110 года поэма «О денарии» фламандского поэта Петра Художника (он рисовал миниатюры) хорошо иллюстрирует это избирательное влияние денег на женщин: К даме красивой зайдет, бывало, любовник красивый, Деньги забыв прихватить, – и ему сразу кажут на дверь. Следом с серьезной мошной заходит за ним замарашка, Тут же ему подают лучшие яства на стол43. И на богатых домовладельцев: Нищий несчастный когда к богачу иной раз постучится, Вряд ли откроют ему ради Христовой любви, Стоит монеткой ему позвенеть – и откроются двери, Впустят, а Бог, как всегда, пусть снаружи пока подождет. С гостем таким всякий дом наполняется радостным шумом, Бедным останется кров, коль не примет подобных гостей. Примеры можно легко множить. Можно констатировать, что Ренессанс XII века был ренессансом и денежной экономики и что эта корреляция отразилась в словесности. Ясно, что все эти сатирики учились в школе на Ювенале и Горации, из которого можно было взять на вооружение хоть «царицу-деньгу». Но можно было и взять что-то еще, и раз «финсатира» возникла, значит, было что высмеивать. Причем не сомневаюсь, что высмеиваемые скряги и жадные прелаты принимали насмешки над самими собой с удовольствием. А еще сатира показывает, что то, что и христианская догма в реальной жизни вполне применима к деньгам. Деньги могут творить чудеса; ниспровергать правосудие; насаждать и изгонять земные власти; давать и отнимать спасение. В общем все, что считалось прерогативой Бога. При дворе Урбана II, первого папы-крестоносца, заслушали в 1099 году историю о перенесении мощей «бесценных мучеников» Альбина и Руфина. «Кто устоит перед ходатайством Альбина? Кто откажет его молитвам? Кто отклонит требования Руфина? Эти бесценные мученики мужественно побеждают императоров, герцогов, тетрархов, принцев и прочих властителей этого мира». Все классно, мощи переносили всегда, и это было древнейшей на Западе формой движения капиталов, до всяких векселей. Только этих самых Альбина и Руфина никогда не существовала, а за ними скрываются монетки – «белая» (Альбин) и «красная» (Руфин), то есть серебряная и золотая. Вспомним и вагантское «Евангелие от марки серебра». Деньги способны и на большее. В поэме «О денарии», на самом деле христианской, а не пародийной, говорится, что деньги могущественнее христианского Бога: