ērān ud anērān

Я повесть о шахе, что звался Йездгерд, Окончил в Испандармоз месяц, в день Эрд. В год Хиджры по восемь десятков пять раз Я свой завершил о владыках рассказ. (...) Труд славный окончен. В родимой стране Не смолкнет отныне молва обо мне. Я жив, не умру, пусть бегут времена, Недаром рассыпал я слов семена, И каждый, в ком сердце и мысли светлы, Почтит мою память словами хвалы. Сегодня в Иране отмечается День персидского языка и день памяти автора крупнейшей (персоязычной и вообще) поэмы — Хакима Фирдоуси (940-1020), творившего при дворе Газневидов. В основе «Книги царей» персидского классика, как уже отмечалось ранее, лежит более древнее произведение сасанидской эпохи, т.н. «Книга владык» (Xwadāy-nāmag), написанная в VI в. и вобравшая в себя тексты предшествующей дворцовой традиции (восходят к ≈IV в.) и архаичную мифологию. Как оригинальный среднеперсидский текст, так и все его переводы, версии и изложения на новоперсидском и арабском языках были безвозвратно утрачены в первые века II тысячелетия. В этом обстоятельстве, на мой взгляд, и раскрывается главное значение «Шахнаме» Фирдоуси: во многом именно на его основе в исламском Иране и конструировался нарратив о преемственности эпох и династий — значение это сохраняется по сей день. Можно сказать, что в сохранении и передаче самой "идеи Ирана" классик эпохи интермеццо занял место не ниже, чем династия, которая впервые ввела этот термин в политико-идеологический оборот.

Для медиевиста* был ещё один несколько неожиданный источник вдохновения. Это был кинотеатр «Scala» на Уолтон-стрит. Ибо это были годы, когда череда великих японских фильмов принесла западным зрителям ощущение совершенной необычности другого Средневековья — Японии самураев. Экзотические наряды, норовистые лошади, стилизованные жесты и, прежде всего, буйство красок в шёлковых одеждах, развевающиеся вымпелы и дворцовое убранство, впервые увиденное в незнакомых восточных тонах, стало визуальным шоком. «Врата ада» Тэйноскэ Кинугасы появился в 1953 году. Возможно, византийский двор был больше похож на мир даймё Кинугасы, чем на что-то, что мог бы вызвать в воображении даже Джервас Мэтью*. Когда «Врата ада» показывали в «Scala», я присутствовал на трёх сеансах подряд. Перед моими глазами предстал ещё один экзотический мир.

1. П. Браун имел образование медиевиста, а не антиковеда. 2. Преподаватель византологии в Оксфорде.

Недавно, оказывается, вышла новая объёмная книга Питера Брауна (род. 1935) — корифея позднеантичных исследований, которому последние как самостоятельная область знаний во многом обязаны самим своим появлением. Документируя как своё собственное интеллектуальное развитие, так и появление новой и влиятельной области знаний, в новой книге Браун описывает своё детство в Ирландии, университетское и академическое обучение в Англии, свои путешествия по восточному Средиземноморью и Ближнему Востоку, плодотворное взаимодействие с многочисленными учёными и коллегами. В «Путешествиях разума» Браун представляет своего рода отчёт о стремлении переосмыслить (в том числе географически) Позднюю Античность, когда-то "забытые полтысячелетия", как решающий момент в истории обширного региона. Книга, как водится, будет в комментариях. Между прочим, в прошлом же году фундаментальная работа Брауна «The World of Late Antiquity» была впервые опубликована на русском.

Никто: Абсолютно никто: Преподаватель классики при каждой встрече:

Будучи студентом-историком, забавно наблюдать, как в стенах гуманитарного вуза тезис о «недопустимости идеологизации науки и образования» уживается с нарративами о «прогрессивном человечестве» и откровенно космополитичном «безнациональном характере науки и учёного». Можно ли узнать, кто и когда придумал этот хитрый спекулятивный приём — называть неприятные позиции и подходы не их частными именами, а «идеологией»?

Нашёл вот такую красоту, изданную в прошлом году. Закинул в комментарии

Автор канала Gandhāra дал оригинальный комментарий насчёт недавней надписи и выразил несогласие с переводом двух терминов, bāruxūtā и mxassayē, о которых я также немного написал. Прежде всего, благодарю за интересную дискуссию. Не могу, однако, не заметить, что автор критикуемого прочтения великолепно владел арамейским и обладал широкой компетентностью за пределами иранского культурного мира, а потому обвинение «считал, [что] он может не знать иудейскую и сирийскую культуры, и это изучая Иран Сасанидов» выглядит достаточно оскорбительным и самонадеянным, ещё и в известной степени обязывающим оппонента к знанию среднеперсидской филологии и эпиграфики, раз он решается внести свои редакции в прочтение надписи. Соглашаясь с М.Н. Боголюбовым по части перевода указанных терминов (и не видя ничего возмутительного в сирийских реконструкциях), что я не считаю нужным пересказывать здесь, обращу внимание на ряд нюансов. Во-первых, мне решительно непонятно, каким образом оппонент предлагает читать «изучить (...) и (...) истинной веры» — в пассаже мы имеем дело с дополнительной/изафетной конструкцией (очевидной и для двух других исследователей надписи: Ж. де Менаша и Ф. Жинью), которую нельзя вольно разорвать и поместить на её место соединительный союз, ощутимо упрощающий реинтерпретацию. В последнем случае мы бы имели bāruxūtā ud (W) mxassayē, а не bāruxūtā ī (Y)..., но со своей точки зрения я плохо представляю, как бы выглядел перевод этого фрагмента. Очевидно, b’lḥwt’ (bāruxūtā) в надписи точно так же не следует отождествлять с בְּרָכוֹת (brahot), где в конце по неизвестным причинам «добавили артикль» (!) — мы попросту имеем дело с другим термином (наличие первого алефа в передаче, однако, навряд ли показательно). Во-вторых, у меня вызывает немало вопросов сам факт такого априорного поиска "гербаизмов", в котором оппонент, видимо, не находит ничего противоречивого, в то время как мы имеем дело с представителем иранских христиан (несториан?), в чём нет оснований сомневаться (сведения о среднеиранской христианской терминологии сильно ограничены, но имеющая параллели формулировка -š xwadāy bē āmurzāy может быть иллюстративна). Это сообщество находилось в теснейшей коммуникации со своими сирийскими братьями и наставниками, от которых и должно было заимствовать определённую часть технической и богословской терминологии. Влияние же вавилонской или любой другой общины иудеев (достаточно закрытой и враждебной к христианам) в подобном контексте выглядит как минимум интригующе и нуждается в целом ряде обстоятельных дефиниций. Впрочем, куда более вероятно, что для иранских христиан не имело совершенно никакого значения, какова была семантика близкого или даже идентичного термина в иудейской доктрине и практике: антииудейская полемика, клише об «убийцах-иудеях» или (прямо) «наших врагах, иудеях» хоть и редко, но встречаются в сирийских мученичествах — например, bar Ṣabba'e 13-14 и Mār Grigor 23. Наконец, как демонстрирует недавнее исследование, «нет никаких свидетельств регулярной миссионерской деятельности среди евреев империи Сасанидов» (за исключением единственного позднейшего случая в Палестинском Талмуде), что подтверждает Вавилонский Талмуд, придерживающийся явно негативного отношения к новообращённым и препятствующий обращению в целом. Так или иначе, хочется верить, что коллега лишь с трудноуловимой иронией "допускает" гипотезу о выходце из иранского Востока, принявшем/захотевшего принять иудаизм и отправившегося в Константинополь изучать иудейские трактаты и ритуалы, ещё и в немалочисленной компании таких же маргиналов, которые спустя год или три похоронили его на явно христианском кладбище. О проблеме иудейского прозелитизма см. подробнее: Gross S. Babylonian Jews and Sasanian Imperialism in Late Antiquity. Cambridge: Cambridge University Press, 2024. pp. 145-146.

Больше года назад была анонсирована база данных по среднеперсидским документам, получившая название OpenAMPD. Недавно сайт был открыт, но пока что на нём разместили лишь четыре хорошо изученных пехлевийских письма из коллекции UC Berkeley — в перспективе список будет пополняться. В базе приводятся скан, транслитерация, транскрипция и перевод. Переводы не унифицированы и даются на тех языках, на которых их опубликовали исследователи (в т.ч. на французском).