Из жизни Церкви

Кончина священномученика Андроника (Никольского) «Я пока на свободе, но, вероятно, скоро буду арестован, — писал архиепископ Андроник Патриарху Тихону 11 мая 1918 г. — Признаки полной анархии. На случай ареста оставлю распоряжение о закрытии всех градо-Пермских церквей». В ночь на 17 июня вооруженный отряд чекистов ворвался в архиерейский дом. Бодрствовавший архиепископ Андроник вместе с 2 священниками был арестован. Ночью и днем 17 июня Андроник находился под стражей в помещении милиции в Мотовилихе. Узнав об аресте, верующие стали собираться перед зданием милиции, требуя освобождения архипастыря. Были арестованы 2 женщины, остальных разогнали. 19 июня находился в камере Пермской ЧК. В первом часу ночи 20 июня владыку вывели из камеры, повезли по Сибирскому тракту, на 5-й версте свернули в лес. Проехав около 100 сажен, остановили лошадей и велели копать могилу. По немощи святитель копал медленно, палачи ему помогали; когда закончили, приказали лечь в землю. Перед смертью архиепископу Андронику разрешили помолиться. Он молился около 10 минут, затем сказал: «Я готов». Святитель был закопан в землю живым, расстрелян сквозь слой земли. На Архиерейском Соборе РПЦ 2000 г. внесен в Собор новомучеников и исповедников Российских для общецерковного почитания. В одном из писем 5 мая 1918 г. священномученик Андроник писал: «Может быть, меня и на свете не будет, но не покидает меня надежда и уверенность, что Россия воскреснет со своим возвращением к Богу. Ободряйте всех, примиряйте озлобленных с жизнью, вливайте в них начала светлой жизни по Евангелию Христа. Наше дело — собирать стадо Христово, организовать живые церковно-народные силы по приходам, чтобы разочаровавшиеся во всяких партиях люди здесь, в Церкви и среди верующих, нашли живую пристань и добрый покой. Воскреснет душа народная — воскреснет и тело ее — наша здоровая государственность. Да помогает Вам Господь. Простите и молитесь о призывающем Божие благословение грешном архиепископе Андронике» (Из жития, составленного архим. Дамаскиным (Орловским)).

Из воспоминаний Ирины Михайловны Картавцевой (2.8.1898–5.8.1983) о священномученике Петре (Звереве). С 1908 по 1918 г. Ирина Михайловна обучалась в Белевской женской гимназии Тульской губ. Начало ее гимназической жизни совпало с прибытием в город и назначением настоятелем Белевского Спасо-Преображенского монастыря иеромонаха Петра (Зверева), вскоре возведенного в сан архимандрита. В 1910–1913 гг. о. Петр духовно окормлял сестер Ирину и Веру Картавцевых. «В Церковь мы всегда ходили с сестрой вместе, держась за ручку. Один раз по какому-то делу мать послала нас к о. Петру, передать письмо. Дело было летом, помню, на нас были голубые платьица, рукава фонариками. Вошли мы в его довольно длинный зал и видим, что он стоит в конце с широко распростертыми руками. Когда мы подошли, он со словами: „Голубушки вы мои“, сразу захватил нас обеих в свои объятия, прижал к себе и так и разговаривал. На Троицын день кто-то преподнес б[атюшке] роскошный букет цветов, и громадный вдобавок. Там были и розы, и лилии, и чего только там не было. Цветы были из какой-то усадьбы. Когда мы с сестрой подошли под благословение, он отдал букет нам. Мы, конечно, были очень рады, и букет этот долго у нас стоял. Мне в то время часто попадало от матери за мою привычку спорить. Однажды, когда б[атюшка] был у нас, она сказала ему: „Проберите Вы Ир[ину] как следует, она такой ерш“. Он быстро обернулся ко мне, разгладил у меня волосы на голове по обе стороны и говорит: „У нее и так пробор хороший“. В другой раз, когда мать обратилась к нему с такой же просьбой насчет меня, он прямо сказал маме: „Никогда ничего мне про нее не говорите, я всегдашний ее заступник и защитник“. Теперь после всего пережитого, когда никого нет из моей дорогой семьи, а осталась я одна и близок час и моей кончины, так хотелось бы, чтобы вл[адыка] действительно был бы мне заступником в ином мире» (Воспоминания И. М. Картавцевой об архиепископе священномученике Петре (Звереве)) / Маштафаров А. В. // Вестник церковной истории. 2008. № 3(11). С. 156–157). pravoslavnoe-duhovenstvo.ru/story/170/

«Мы живем на этой земле временно и должны быть готовы к будущей жизни. Если мы очистились от грехов — это еще не все, мы должны готовить себя для обителей горних, должны жить в заповедях блаженства. Мы должны знать, что духовное делание мы только начинаем. Если же вы почувствуете, что ваша обитель не здесь, а там, тогда во всяком вашем делании вы будете помнить, что Господь вознесся на небо в Своей Пречистой Плоти, и тогда здешняя жизнь — жизнь на земле, будет для вас дорогой к небу. Мы будем следить тщательно за всяким своим поступком — возносит он нас, или низводит. Тогда вы почувствуете всю духовную радость праздника Вознесения, почувствуете, что он празднуется вовсе не просто для того, чтобы заполнить место между Святой Пасхой и Пятидесятницей, но что это есть путь, по которому мы все должны пройти… Братие и сестры, Христос зовет нас с Собой на небо» (Священномученик Сергий Мечёв. Беседа на Вознесение Господне).

«Ты спрашиваешь о военных слухах, — о них мне ничего неизвестно, кроме той войны, которую каждый человек ведет ежедневно. Молиться надо — это и есть школа молитвы. Я тебе теоретически этого не объясню. Молитве лучше всего учит суровая жизнь. Вот в заключении у меня была истинная молитва, и это потому, что каждый день был на краю гибели. Повторить теперь во дни благоденствия такую молитву невозможно. Хотя опыт молитвы и живой веры, приобретенной там, сохраняется на всю жизнь. Дело… не в количестве молитвы, дело в живом обращении к Живому Богу. Вера в то, что Господь к тебе ближе, чем кто-либо из самых близких, что Он слышит не шелест уст твоих, но слышит молитвенное биение твоего сердца и чем оно наполнено в момент твоего обращения к Богу. А ты человек семейный и за каждого члена семьи ответственен перед Богом, а значит, за всех должно болеть твое сердце. Умудри тебя Бог. И начни-ка… с исполнения наказа прп. Серафима Саровского: „радость моя, стяжи дух мирен, и не только твоя семья, но тысячи спасутся около тебя“. Вот и все. Хочешь быть довольным и счастливым — живи в Боге, а на нет и счастья нет. Воистину Воскресе Христос!» (Архимандрит Иоанн Крестьянкин. Из письма 9.5.2000 г.). pravoslavnoe-duhovenstvo.ru/story/168/

«Конечно, Вам, как матери, тяжело всякое сопротивление ребенка, особенно лучшему из того, что мы имеем. Но мне кажется, что отцам и матерям, по плоти ли или по духу, всегда надо иметь в виду, чтó есть человек с самого начала своего появления в миp и как Сам Творец обращается с ним, человеком, чтобы они, эти отцы и матери, могли стать Ему, Богу-Творцу, сотрудниками в творении человека, чтобы включиться в план Его, Бога, действия и воли. Настоящая „философия творчества“ может быть найдена только в Евангелии. Христос говорит: „Сын ничего не может творить Сам от Себя, если не видит Отца творящего: ибо что творит Он (Отец), то и Сын творит также“ (Ин 5,19). Итак, если сын человеческий не может творить от себя ничего, нам предстоит единственный путь: включиться в акт творения Богом миpa. И если мы видим, знаем по опыту нашему, что Бог не насилует воли человека, но только влечет его Своей любовью, то и мы не должны насиловать никого, даже детей наших. Душа человека одарена свободой как богоподобным свойством. Ее самоопределение начинается с самого раннего детства, прежде чем научится человек отличать правую руку от левой, и надо быть чрезвычайно осторожным в своих действиях, чтобы не вызвать в душе ребенка „отталкивания“, как борьбу за свою свободу. Надо очень внимательно следить за теми реакциями, которые происходят в душе человека при встрече с духовными явлениями… Как бы ни было Вам тяжело, как бы красноречиво ни говорили Вам помыслы, что надо детей „заставлять“, в плане духа — не следуйте этим помыслам. Вести себя прилично — людей надо заставлять, но Бога любить — „заставить“ нельзя. Действуя так, как действовал Христос, Сын Человеческий, мы постепенно станем уподобляться Ему в образе бытия нашего. И хотя бы в течение всей нашей жизни мы не увидели благих результатов от такого образа действия, как не увидел на земле и Сам Христос, все равно, непоколебимо верьте, что победа наша будет в плане вечном, что там мы настигнем всех, как Христос настиг нас, и всех, и вся… Невозможно удержать детей от соприкосновения со злом. Нужно их непрестанно порождать молитвою к новой жизни в Боге. Нужно их постоянно оберегать молитвою, для которой нет границ временных и местных. Нужно вообще все вымолить, все выстрадать, докуда не придет мир извещения в душу» (Архимандрит Софроний (Сахаров). Главы о духовной жизни. [Сергиев Посад], 2018. С. 69–71).

«Я, так же как и Вы, предаюсь воле Божией, — если иногда временами скорблю, но не унываю, — если иногда изнемогаю физически или нравственно, но не отчаиваюсь; никогда, с Божией помощью, не ропщу. А человечески глаголя, — иногда очень больно и тяжело бывает, — очень скорбно. Но ведь и Владыко наш, как Сын Человеческий, воздыхал: „Прискорбна есть душа моя до смерти“. И кто дерзнет укорить Его в нетерпении!.. И строить разные планы на будущее нисколько не осудительно, в особенности когда эти планы не имеют в виду ни личное благополучие, ни личную корысть... А мне, благодаря помощи родных, не приходится говорить о личном неблагополучии. Даже и в моих нелегких условиях мне приходится только Бога благодарить за все те милости, которые Он не престает изливать на меня, грешного. Даже и здесь, при совершенно беспричинной злобе одних, я часто вижу чрезвычайно трогающее меня и много утешающее доброе отношение других. Даже и начальство по милости Божией в большинстве относится ко мне благожелательно. Слава Богу за все. Аминь» (Из письма святителя Афанасия (Сахарова) диакону Иосифу Потапову. Белбалтлаг. 29.11.1940 г.). pravoslavnoe-duhovenstvo.ru/story/167/

«Для всякого живого члена Церкви жизнь церковная есть самое определенное и осязательное, что знает он. Но жизнь церковная усвояется и постигается лишь жизненно, — не в отвлечении, не рассудочно. Если уж надо применять к ней какие-нибудь понятия, то ближе всего сюда подойдут понятия не юридические и не археологические, а биологические и эстетические. — Что‌ такое церковность? — Это — новая жизнь, жизнь в Духе. Каков же критерий правильности этой жизни? — Красота. Да, есть особая красота духовная, и она, неуловимая для логических формул, есть в то же время единственный верный путь к определению, что православно и что нет. Знатоки этой красоты — старцы духовные, мастера „художества из художеств“, как святые отцы называют аскетику. Старцы духовные, так сказать, „набили руку“ в распознавании доброкачественности духовной жизни. Вкус православный, православное обличье чувствуется, но оно не подлежит арифметическому учету; православие показуется, но не доказуется. Вот почему для всякого, желающего понять православие, есть только один способ, — прямой опыт православный» (Священник Павел Флоренский. Столп и утверждение истины).

«Церковность — вот имя тому пристанищу, где умиряется тревога сердца, где усмиряются притязания рассудка, где великий покой нисходит в разум. Пусть ни я, ни другой кто не мог, не может и, конечно, не сможет определить, что есть церковность. Пусть пытающиеся сделать это оспаривают друг друга и взаимно отрицают формулу церковности! Самая эта неопределимость церковности, ее неуловимость для логических терминов, ее несказанность не доказывает ли, что церковность — это жизнь, особая, новая жизнь, данная человекам, но, подобно всякой жизни, недоступная рассудку? ...Ведь Церковь есть тело Христово, „полнота наполняющего все во всем“ (Еф 1, 23). Так как же эта полнота Божественной жизни может быть уложена в узкий гроб логического определения? Смешно было бы думать, будто эта невозможность что-либо свидетельствует против существования церковности; напротив, последнее таковою невозможностью скорее обосновывается. …Всякий, не бегущий от Церкви, самою жизнью своею приемлет в себя единую стихию церковности и знает, что е́сть церковность и что́ есть она...» (Священник Павел Флоренский. Столп и утверждение истины).

«Подвижники церковные живы для живых и мертвы для мертвых. Для потемневшей души лики угодников темнеют… Но ясные очи по-прежнему видят лики угодников сияющими, „как лицо ангела“. Для очищенного сердца они по-старому приветливы; как встарь вопиют и взывают к имеющим уши слышать. Я спрашиваю себя: почему чистая непосредственность народа невольно тянется к этим праведникам? Почему у них находит себе народ и утешение в немой скорби, и радость прощения, и красоту небесного празднества? Не обольщаюсь я. Знаю твердо, что зажег я себе не более, как лучинку или копеечную свечечку желтого воску. Но и это, дрожащее в непривычных руках, пламешко мириадами отблесков заискрилось в сокровищнице св. Церкви. Многими веками, изо дня в день собиралось сюда сокровище, самоцветный камень за камнем, золотая крупинка за крупинкою, червонец за червонцем. Как благоуханная роса на руно, как небесная манна выпадала здесь благодатная сила богоозаренной души. Как лучшие жемчужины ссыпались сюда слезы чистых сердец. Небо, как и земля, многими веками делало тут свои вклады. Затаеннейшие чаяния, сокровеннейшие порывы к богоуподоблению, лазурные, после бурь наступающие минуты ангельской чистоты, радости богообщения и святые муки острого раскаяния, благоухание молитвы и тихая тоска по небу, вечное искание и вечное обретение, бездонно-глубокие прозрения в вечность и детская умиренность души, благоговение и любовь — любовь без конца… Текли века, а это все пребывало и накапливалось. И каждое мое духовное усилие, каждый вздох, слетающий с кончика губ, устремляет на помощь мне весь запас накопленной благодатной энергии. Невидимые руки носят меня по цветущим лугам духовного мира… сокровища Церкви приводят в благоговейный трепет бедную мою душу. Неисчислимы, несметны, несказуемы богатства церковные…» (Священник Павел Флоренский. Столп и утверждение истины).

«Неутомимые жены! Сна не давали очам и веждам дремания, пока не обрели Возлюбленного! А мужи будто упираются ногами: идут на гроб, видят его пустым, и остаются в недоумении что бы это значило, потому что Самого не видали. Но значит ли это, что у них меньше было любви, чем у жен? Нет, тут была любовь рассуждающая, боящаяся ошибки по причине высокой цены любви и предмета ее. Когда и они увидели и осязали, тогда каждый из них не языком, подобно Фоме, а сердцем исповедал: „Господь мой и Бог мой“, и уже ничто не могло разлучить их с Господом. Мироносицы и апостолы — образ двух сторон нашей жизни: чувства и рассуждения. Без чувства жизнь не жизнь; без рассуждения – жизнь слепа, много истрачивается, а мало плода здравого дает. Надо сочетать то и другое. Чувство пусть идет вперед и возбуждает; рассуждение же пусть определяет время, место, способ, вообще бытовой строй того, что делать намекает сердце. Внутри сердце идет вперед, а на практике — рассуждение. Когда же чувства станут обученными в рассуждении добра и зла, тогда, может быть, можно будет положиться и на одно сердце; как из живого дерева сами собою идут отростки, цветы и плоды, так и из сердца начинает тогда возникать только добро, разумно влагающееся в течение жизни нашей» (Святитель Феофан Затворник. Неделя св. жен мироносиц).