Суна Ринтаро

🔨 adm: Доброго времени суток! Наверняка Вы заметили нерегулярность выхода постов нашей истории, чему мы огорчены. Конец учебного года не щадит никого, а потому дел невпроворот, мы надеемся на Ваше понимание. По этой причине нами было принято решение о заморозке канала ❗️на время❗️, через две недели мы обязательно вернёмся с новыми силами, дабы радовать ваш глаз! Не теряйте нас🤍

Пройдя через все трудности, сможете ли вы стать кем-то большим, чем просто друзья? https://t.me/munaeratus

Пальцами врезаешься в запястье женщины, но та не отступает, лишь сильнее держась за тебя. Прилагаешь большую силу, высвобождая ногти, что царапают чужую кисть, с глубоким отчаянием впиваясь чересчур глубоко. — Ты че делаешь… — бормочет, будто бы в замедленном состоянии, выпучивая глаза в сторону твоей правой руки. Громкий шлепок и последующий удар резины о пол ведут за собой лишь тишину, кою, точно бы, можно разрезать ножом. Локти упираются в матрас, служа опорой для корпуса, что, содрогаясь, медленно приподнимается, расщепляя целую кучу энергии вмиг. Ноги собираются у груди, напрашиваясь на объятия, казалось, способные спасти мир. Желанию не суждено сбыться, поскольку медработница, спохватившаяся небывало быстро, поднимает жгут. Ждёшь действий с её стороны, но та лишь мгновенно выходит из помещения, громко хлопая дверью. Руки замыкаются на коленях, крепко держась друг за друга. Облокачиваешься назад и ударяешься о металлическое изголовье кровати, чей звон пробирает до самых костей. Холод непосильно близко к тебе, а мурашки рождаются на каждом участке кожи. Плечи поднимаются, не желая опускаться, будто бы мечтая срастись с шеей, кажущейся самой тёплой в этой комнате, а может даже и мире. Стена сокрушается ударом, пронзительным эхом доносясь до ушей. Приподнимаешь голову, снова ударяясь о металл, и видишь санитаров, спешно направляющихся к тебе. Лицо каждого из них выражало агрессию, чующую за километр. Крупные шаги, посвященные твоей персоне, рассекали воздух, что был помехой для них, но никак не для тебя. К сожалению, газ не имел возможности укрытия, выдавая тебя с потрохами. Колени выбиваются из цепкой хватки, а руки вдавливаются чужими, не давая и шелохнуться с места, чего сделать ты бы не осмелилась даже под дулом пистолета. — Держите эту крепче, — выдаёт женщина где-то сзади, но весь твой разум направлен на трёх мужчин, нависающих над телом, — такая же, как и мать с отцом. Раскалённая резина касается основания твоей конечности, проникая под кожу, будто плавно разрезая её. Ты вновь дёргаешься, только действие происходит незаметно, поскольку ты лишена всякой возможности движения. Брови находятся у переносицы, будто ставшей домом, а губы плотно сжаты, сдерживая тот крик, что копится в тебе, пытаясь вырваться наружу. — Мы хотим как лучше для вас, поймите, — шепчет один из медработников, но ты совершенно на него не смотришь. Игла бесцеремонно проникает в вену, принося за собой жидкость, что разливается по всему организму. Ты не в силах удержать себя, ты попадаешь в темноту.

— Объект двадцать пять девяносто четыре. Тяжёлый, но такой тихий бас, будто присутствующие пришли не с целью тебя разбудить, раздается по ослепительно-белой комнате, что больше походит на пугающую больничную палату. Прикрываешь обратно веки, боясь, что твоё пробуждение никак не обрадует гостей. Безумно сомневаешься, что хочешь слушать их беседу, но ты боишься умереть в неведении происходящего. Вряд ли люди, что таким образом привезли тебя, собираются делать что-то хорошее. — Что по состоянию? Сердце стремительно набирает темп от нарастающего волнения, биением отдаваясь в ушах. Сквозь него становится всё труднее расслышать мужскую речь, сопровождающуюся шелестом бумаги. Боишься шевельнуться, хотя рука невероятно затекла, напоминая о долгом нахождении в одной позе, уже не покалывающими, а режущими спазмами мышц. Даже тонкое одеяло сейчас кажется стальным, что придавливает к койке, не давая и шанса выбраться из этого света. — Гиповитаминоз А, авитаминоз D, пернициозная анемия, тиреотоксикоз и сотрясение мозга второй степени. Дыхание сперло от не самых понятных, но таких пугающих для тебя слов. Ты не уверена, что лежишь здесь одна, но что-то внутри утверждает именно это. — Назначай лечение и бери под своё руководство. Она нужна нам идеально здоровой, — обладатель первого голоса почти рычит, пугая горькой злобой, что пробирает до костей, и тяжело шагает в отдалённую сторону от тебя, — придурки, зачем было голову трогать? Замедляете весь процесс. — Но… — второй мужчина запинается и снижает громкость голоса, надеясь не разбудить тебя, — не мы же поймали её, это всё выездная группа. — Не смей скидывать на кого-то, Такеда, — мужчина грозно шипит, — мы все здесь отвечаем. Оплошность одного — оплошность всех. Скажите спасибо объекту сорок четыре, только он смог её найти. Осмотр нужно продолжить, пошли. — Ещё раз извините, Укай-сан. Мужчина, чьи тяжёлые шаги отправились прочь, шумно хлопает дверью, что заставляет твоё тело вздрогнуть. Они говорили о тебе. Зачем ты здесь, и что за объект? Многочисленные вопросы заполонили разум, беспардонно врываясь в клетки мозга. Тело, будто бездыханное, не двигается с места и, прислушиваясь к каждому шороху, застывает в одном положении. Онемение за эти дни прошлось по лицу, что лишь изредка покалывало, доставляя боль и жжение. Руки жаждали впиться ногтями в мягкую кожу и содрать все до единого, дабы огонь, наконец, потух, но он только разрастался. Пространство вновь нарушается приходом очередной персоны, что стремительно направлялась к тебе, таща за собой тележку, что тряслась, шумя своими колёсами. Движение останавливается, и ты слышишь биение стекла, а следом и резкие запахи, хлещущие по носу. Женщина смешивала жидкости, легко напевая мелодию прямо перед твоим лицом. Левая рука поддаётся изучающему касанию, кожа спешно растирается, продолжая вертеться. — Да что такое, — шумный выдох, и женщина обходит твоё тело, примыкая уже к правой руке, проворачивая те же махинации, — эй! — смотрит прямо в лицо, проводя пальцами по щекам. — Просыпайтесь, вам необходимо принять лекарства. Дыхание сбивается, а глаза самовольно открываются, глядя на женщину, что посмела коснуться тебя. Моментально медработница вздрагивает, роняя шприц на пол. — Напугала, ― качает головой, вновь вытворяя махинации с содержимым колб, ― Поработай рукой слегка, такая бледная, а вен совсем не видно. Шелест пакета, что долгие несколько секунд не мог открыться, громким хлопком разрывается, высвобождая розовый жгут. Руки, сжимающие резиновый инструмент, тянутся к тебе, нарушая личное пространство, хотя то было нарушено ещё тогда, когда тебя сюда привели. Исподлобья наблюдаешь за тем, как мешкает женщина, поглядывая на тебя, но ни слова из твоих уст так и не исходит. — Давай мы сейчас, ― медработница хватается за твоё предплечье, стискивая тонкую кожу, — дай мне руку, — хмурится, шумно выдыхая. ― Не трогайте меня, — шипишь, словно загнанный в клетку зверь, требующий толики воздуха, а лучше – свободы.

Громкий топот, а следом и вожделенная тишина, расслабляют. Поднимаешься к подушке, ощущая невиданное тепло, и выдыхаешь. Веки не смыкаются, глаза пытаются зацепится хоть за малейшую царапину на стене, но тщетно. Расфокусировка зрения, и ты приоткрываешь рот, глотая воздух. Несколько человек забегают в помещение, окружая место лужи, совершенно игнорируя тебя. Химический запах смешивается с кислотой, создавая нечто совершенно иное, более мерзкое и душащее. Разум поглощается туманом, ты дезориентировано смотришь по сторонам, не в состоянии восприять то множество вращений, осуществляемых помещением. Действия сменяются, словно картинки: тело снова оказываются под влиянием чужих рук, уже сильнее сдавливая кожу, ноги волочатся где-то сзади, постепенно поднимаясь ввысь, но ты не в силах обернуться. Коридоры сменяются комнатами, и все до жути идентичны, будто сбой матрицы, замеченный одной лишь тобой. Прикрываешь глаза, расслабляя глазные яблоки, что вдоволь поднапряглись. Вы вдруг останавливаетесь, и ноги погружаются в нечто холодное и твёрдое, раня хрупкую чувствительную кожу. Пальцами нащупываешь кафель, очерчивая впадины. Твои глаза открыты, но отчётливо виден лишь мрак. Медленно вертишь головой, только пейзаж не сменяется. Голова опускается, рассекая воздух, напрягаешь веки, жмурясь изо всех сил, но делаешь хуже, боль в глазных яблоках распространяется внутрь. Шум в ушах давит, ты хочешь спокойствия, но не можешь получить. — Мы хотим помочь вам, — писклявый голос раздаётся у самого уха, будто комар. — Не волнуйтесь, — шершавые подушечки пальцев касаются плеча, сжимая. Не трфгайте. Ты не хочешь прикосновений, твоё плечо взывает на помощь, и молясь, разбивается на осколки, стоило лишь дотронуться. — Поднимите руки, я помогу вам. Локти впадают в талию, а ногти, вцепившиеся в кожу ног, подрагивают. Тебя вновь поднимают, хватая за плечи. Земная поверхность улетучивается, оставляя лишь тёмную невесомость. Неспешно открываешь веки, но свет бьёт по зрачкам. Концентрируешься на мыслях, постепенно повторяя попытку вернуть зрение. Ноги скользят по полу, пальцами нащупываешь металлический слив и выпрямляешься. Шум воды распространяется по стенкам кабинки, направляясь к тебе. Мгновенно намокаешь, восстанавливаясь под тёплыми струями, и окунаешься каждой частицей тела. По видимому, это именно то, что было так необходимо, как разуму, так и телу.

Давит. Что-то отчаянно сдавливает тебе голову, и, добираясь до лёгких, перерезает доступ к кислороду. Разум пробудился уже давно, но веки все никак не поднимаются, балластом прилипая друг к другу. Голову словно сдавливает под прессом, молниями вбиваясь в каждую клетку мозга, приводя нейроны в ужас, и только мягкая подушка хоть как-то исправляет ситуацию. Тело не движется, один лишь живот подает сигналы жизни в виде циркуляции горячей жидкости, что так и норовит разлиться ввысь, раздражая не только желудок, но и стенки горла, вырываясь наружу. Холодный пот стекает с перевязанного лба, являясь единственным источником движения, напоминая о необходимости принятия хоть какой-либо жидкости, точно бы досаждая полости рта, страдающей от обезвоживания. Теплая скверна начинает давить глотку, задерживаясь на месте. Тяжело приподнимаешь корпус, держась за живот, но резкая боль в затылке перевешивает всё остальное, забирая внимание на себя. Влажная ткань падает со лба, смахиваешь на пол. Хватаешься обеими руками за голову, надеясь на то, что твои движения хоть как-то помогут устранить болезненные ощущения. Картинка перед глазами плывёт, будто не только помещение, но и целый мир вращается невпопад, приводя в движение всё, кроме тебя. Губы цепляются за воздух так, будто не имели его последние несколько часов, а грудь суматошно поднимаясь, так же опускается. Слишком мало, твоим лёгким необходимо куда больше. Несмотря на яркую лампу в самом центре комнаты и белые стены, имеющие иллюзию присутствия проблеска, пустота давит, рукой сжимая сердце. Единственной отдушиной является мягкая подушка, совершенно не подходившая атмосфере. Безоконное помещение, лишь голые стены. Поворачиваешь голову вправо. Кислород задержался в носу, задержался в желудке, напряжённо давя. Глаза распахиваются со скоростью света, и словно вылетая из орбит, мгновенно намокают. Челюсть сводит так, словно та больше не разогнётся, тремором задевая подбородок. — Очнулась, — разом входят трое врачей, врываясь в твоё пространство. — Держите её, — двое мужчин резким движением хватают за руки, приподнимая тело выше. Истошный крик не решает вырваться, вместо себя оставляя приток, тобой забытой, рвоты. Контроль мгновенно возвращается в твои руки, даруя волю туловищу. Опорожнение желудка приводит в действие всё тело. Масса вылетает наружу, пачкая всё на своём пути. Постельное белье промокает, вследствие слизи, что размазывается и по полу, привнося совсем иную атмосферу этому месту. Желудочный сок, вперемешку с той каплей остатков еды, что находилась в тебе, окрашивает белый цвет халата одного из мужчин, заставляя того вскрикнуть. Язык продавливается под напором жидкости, сводя скулы. Полость рта, словно воспаляясь, производит немереное количество слюны, пытаясь посодействовать более скорому окончанию извержения. Капли несутся с уголков глаз, освобождая сжатые веки, а брови хмурятся, достигая переносицы. До боли в мышцах всё лицо в момент находится в неистовом движении. Прокашливаешься, поддаваясь вперёд, и высвобождаешь последние остатки желчи на пол, в уже образованную лужу примесей. Вдавливаешь руки в заднюю спинку кровати, помогая, наконец, очиститься. Рукой проводишь по мокрым губам, и языком обводя дёсна и зубы, извергаешь слюну изо рта, избавляясь от отходов. Взгляд падает на уже желто-коричневую футболку, подворачиваешь край с правой стороны, находя чистое место, и вытираешь рот, сжимая губы. Тяжелые вдохи и выдохи, наряду с расслаблением всего организма приводят к утомлению, и ты откидываешься назад, сжимая конечности. Озноб накрывает большим одеялом, подвергая тремору всё тело. В нос бьёт едкий запах кислоты, но желудок теперь пуст, и аромат направляется в другую сторону. Шумные недовольные голоса мужчин проносятся по комнате, ты хочешь заткнуть уши, но желанию не суждено свершится. — Вызывайте санитаров! — пульсация прокатывается по всему мозгу.

Иида Т/и, 23 года Доступная информация: обладательница силы истинного происхождения Сила: держась за руки может читать мысли человека. Через поцелуй может видеть будущее. Статус: жива cr: omniscient reader

Тело напряжено до предела: единая ошибка, и все старания благополучной жизни канут в лету, сохраня лишь гнусные воспоминания. Достигаешь знакомого пруда, но, обходя стороной, замечаешь нехарактерный блеск. Уже замёрз? Вылазки за пределы территории дома – нечастое явление, но чересчур желаемое. Отдушина, способная освободить от большей части забот, ожидающих днём. Вылазки за пределы территории дома – нечастое явление, но чересчур желаемое. Отдушина, способная освободить от большей части забот, ожидающих днём. Перемещение по ночной пустоши стало твоей техникой, словно ещё один выдуманный вид творчества. Искусное владение телом, способное не произвести и доли шума – твоё всё. Готово. Разглядываешь территорию лагеря, открывающего отбор в новый сезон – то самое время, когда людей находящихся внутри возможно сосчитать по пальцам обоих рук, а количество еды не сосчитать и четырьмя. Присаживаешься на корточки, и кладя инструмент на колени, снимаешь перчатки, сжимая конечности. Руки нуждаются в дыхании, и ты чувствуешь эти жадные глотки воздуха. Сглатываешь, снова держа ткань, и аккуратно натягиваешь на каждый палец. Зона затылка поражается острой болью, выбивающей из колеи, что распространяется и по всему телу. Каждый атом организма вмиг дал о себе знать, будто крича и моля о помощи, и воедино выбирая точку соприкосновения, собирался в голове. В ушах застыл газ, точно радон, вытеснивший кислород, тяжело продавливаясь внутрь. Глаза закрываются, но ты не в силах что-либо предпринять. Тело становится ношей, словно весь этот мир стоит на твоих плечах, грузом пробираясь в самые кости. Ноги не держат, а тело шумно падает на землю, плотью, казалось бы, вжимаясь в камни и ветки, царапая конечности.

Акт второй: «не забывай день субботний» 23 ноября Солнце теряет свои лучи, и, растворяясь в воздухе, оставляет лишь шлейф бледно-розового тумана, просеивающегося чересчур протяжно. Сжимаешь руку в кулак, тормоша, потертый годами, ремень наручных часов. Мелкие трещины, заполонившие циферблат, словно трещали по швам, крича о замене. Отсчитываешь секунды, но, похоже, долгота сегодняшнего дня вычислена тобой некорректно. Амплитуда, как и частота дыхания уменьшается, а зубы стискиваются так, словно и вовсе сломаются. Тянущийся ранее светлый оттенок сменяется приближающейся тусклостью, заставляя тебя вздохнуть полной грудью. Уже скоро. Наблюдаешь горизонт, выученный назубок, ты уверена: будь глаза закрытыми, в ровно одинаковом счете добралась бы до положенного места. Отрываешь ступню от земли, и вертя ботинком, разглядываешь каждый сантиметр. Аккуратно отшлифованные куски дерева служили тебе долгие пять лет, выступая опорой и причиной свободного перемещения. Родители оставили немало вещей, но именно деревянные вставки ручной работы, прикрепляемые к подошве ботинок, ты ценишь больше всего. Легкий ветер мимолетно касается лица, щекоча нос. Хмуришься, и глядя наверх, оглядываешься по сторонам. Уже сумерки, значит, пора. Совершаешь крупный шаг назад, корпусом же поддаваясь вперёд, точно бы дикий зверь, приготовившийся к нападенью. Плечо мгновенно сжимается под натиском чужой руки, словно единый кол, вонзившийся разом. — Т/и, дорогая, ты куда так поздно ночью? — старушка оглядывает тебя с ног до головы, взглядом цепляясь за каждую частицу тела. — Я тебе тяпку принесла, почему за садом плохо следишь? — маленький инструмент красовался в руке пожилой женщины. — Отомэ-сама, вышла на тренировку, забыли? — дыхание ровное, лицо расслаблено – ничего, что могло бы выдать тебя. — Спортом занимаешься? Вот умничка, — расплывающаяся улыбка, кою приходится повторить и тебе, сопровождается кротким смехом. — Бери тяпку, у тебя там гроздь целая белокопытников, грех такому саду пропадать, — обе руки женщины тянутся к твоей. Весь кислород оказывается глубоко в желудке, отбирая функциональную необходимость лёгких. Не хочешь снова ощущать чужой голос в своём разуме, давящий и гложущий, заставляющий чувствовать предумышленность намерений, но не твоих. Словно это чужая рука проникает в твою голову, сдавливая всё, что движется, пока наконец, не удостоверится в силе, заключавшейся в твоём теле, ошибаясь в выборе. Невероятные, казалось бы, способности таковыми не являются. «Посланники Небесного», «Чистейшие», как бы не называли таких, как вы, это точно не ты. Не с такой силой, как у тебя. Туловище отпрянуло самовольно, руки сложились в замок и коснулись живота, даруя возвращение источника дыхания обратно. Переводишь взгляд на старушку, что, нахмурившись, поджала губы. — Спасибо Вам большое, Отомэ-сан, обязательно опробую новый инструмент! — аккуратно протягиваешь слабую из рук, минуя и намек на соприкосновение с плотью. — Я пойду, пока не стемнело. — Хорошей пробежки, дорогая! — перекидываетесь взглядами, похоже, направляясь в одну сторону. Черт. Меняешь направление, и дабы знакомая не сумела последовать за тобой, бежишь, сломя голову и останавливаешься прямиком у входа в гущу. Паршиво. Мелкий прибор никак не заходил в рюкзак, лишь царапая, и без того не лучшего качества, ткань. Опускаешь взгляд на руку: времрни нет, нельзя оставлять вещь здесь. Разглядываешь одинокие, но такие знакомо стоящие деревья, приглашающие тебя зайти вглубь леса. Достаёшь фонарь из сумки, и хватая за самодельную цепочку из прочной веревки, вешаешь на шею. Руки тянутся к медицинским перчаткам, желая защиты, что ты позволяешь Куски грязи рвутся к твоим ногам, но массивная подошва, а под ней и вставка, сразу же пресекает любое неповиновение. Скользишь по земле, плавно перемещаясь с одной стороны в другую, как делала и кучу раз до. Перешагиваешь влажные листья и ветки, словно сама ночь наведалась в гущу, столь уверенно и незаметно обходя всё вокруг.

Акт второй: «не забывай день субботний» 23 ноября Солнце теряет свои лучи, и, растворяясь в воздухе, оставляет лишь шлейф бледно-розового тумана, просеивающегося чересчур протяжно. Сжимаешь руку в кулак, тормоша, потертый годами, ремень наручных часов. Мелкие трещины, заполонившие циферблат, словно трещали по швам, крича о замене. Отсчитываешь секунды, но, похоже, долгота сегодняшнего дня вычислена тобой некорректно. Амплитуда, как и частота дыхания уменьшается, а зубы стискиваются так, словно и вовсе сломаются. Тянущийся ранее светлый оттенок сменяется приближающейся тусклостью, заставляя тебя вздохнуть полной грудью. Уже скоро. Наблюдаешь горизонт, выученный назубок, ты уверена: будь глаза закрытыми, в ровно одинаковом счете добралась бы до положенного места. Отрываешь ступню от земли, и вертя ботинком, разглядываешь каждый сантиметр. Аккуратно отшлифованные куски дерева служили тебе долгие пять лет, выступая опорой и причиной свободного перемещения. Родители оставили немало вещей, но именно деревянные вставки ручной работы, прикрепляемые к подошве ботинок, ты ценишь больше всего. Легкий ветер мимолетно касается лица, щекоча нос. Хмуришься, и глядя наверх, оглядываешься по сторонам. Уже сумерки, значит, пора. Совершаешь крупный шаг назад, корпусом же поддаваясь вперёд, точно бы дикий зверь, приготовившийся к нападенью. Плечо мгновенно сжимается под натиском чужой руки, словно единый кол, вонзившийся разом. — Т/и, дорогая, ты куда так поздно ночью? — старушка оглядывает тебя с ног до головы, взглядом цепляясь за каждую частицу тела. — Я тебе тяпку принесла, почему за садом плохо следишь? — маленький инструмент красовался в руке пожилой женщины. — Отомэ-сама, вышла на тренировку, забыли? — дыхание ровное, лицо расслаблено – ничего, что могло бы выдать тебя. — Спортом занимаешься? Вот умничка, — расплывающаяся улыбка, кою приходится повторить и тебе, сопровождается кротким смехом. — Бери тяпку, у тебя там гроздь целая белокопытников, грех такому саду пропадать, — обе руки женщины тянутся к твоей. Весь кислород оказывается глубоко в желудке, отбирая функциональную необходимость лёгких. Не хочешь снова ощущать чужой голос в своём разуме, давящий и гложущий, заставляющий чувствовать предумышленность намерений, но не твоих. Словно это чужая рука проникает в твою голову, сдавливая всё, что движется, пока наконец, не удостоверится в силе, заключавшейся в твоём теле, ошибаясь в выборе. Невероятные, казалось бы, способности таковыми не являются. « Посланники Небесного», «Чистейшие», как бы не называли таких, как вы, это точно не ты. Не с такой силой, как у тебя. Туловище отпрянуло самовольно, руки сложились в замок и коснулись живота, даруя возвращение источника дыхания обратно. Переводишь взгляд на старушку, что, нахмурившись, поджала губы. — Спасибо Вам большое, Отомэ-сан, обязательно опробую новый инструмент! — аккуратно протягиваешь слабую из рук, минуя и намек на соприкосновение с плотью. — Я пойду, пока не стемнело. — Хорошей пробежки, дорогая! — перекидываетесь взглядами, похоже, направляясь в одну сторону. Черт. Меняешь направление, и дабы знакомая не сумела последовать за тобой, бежишь, сломя голову и останавливаешься прямиком у входа в гущу. Паршиво. Мелкий прибор никак не заходил в рюкзак, лишь царапая, и без того не лучшего качества, ткань. Опускаешь взгляд на руку: времрни нет, нельзя оставлять вещь здесь. Разглядываешь одинокие, но такие знакомо стоящие деревья, приглашающие тебя зайти вглубь леса. Достаёшь фонарь из сумки, и хватая за самодельную цепочку из прочной веревки, вешаешь на шею. Руки тянутся к медицинским перчаткам, желая защиты, что ты позволяешь Куски грязи рвутся к твоим ногам, но массивная подошва, а под ней и вставка, сразу же пресекает любое неповиновение. Скользишь по земле, плавно перемещаясь с одной стороны в другую, как делала и кучу раз до. Перешагиваешь влажные листья и ветки, словно сама ночь наведалась в гущу, столь уверенно и незаметно обходя всё вокруг.